Люби ее или потеряй ее

Он потянулся вниз и расстегнул молнию, резко выдохнув, когда его член, наконец, получил необходимое пространство.

— Собираюсь подарить это тебе, милая девочка. — Он несколько раз погладил себя и почувствовал, как на макушке выступили капельки влаги. — Сними штаны и скажи мне, как тебе это нужно, — прохрипел он, прикусывая ее подбородок зубами. — Ты всегда хочешь, чтобы это было достаточно сильно, чтобы продержаться неделю, но мы больше не занимаемся этим дерьмом. Больше никаких игр. Больше никаких накоплений, пока мы не будем готовы взорваться. Я собираюсь удовлетворять тугую киску моей жены каждую ночь недели.

Ее глаза были ошеломленными и сияющими, когда они остановились на нем, злые намерения, которых он никогда раньше не видел в выражении лица Рози. Она наклонилась и заговорила чуть громче шепота у его рта, ее язык скользнул, чтобы попробовать его на вкус, медленно, дразняще.

— Я так же сильно хочу удовлетворить огромный член моего мужа.

Доминик зарычал и непроизвольно прижался к шву ее джинсов, его кровь разогрелась до лихорадочного состояния из-за влажности материала. Их рты слились воедино, головы наклонились, и, черт возьми, она была такой сладкой на вкус, что ему пришлось ударить кулаком по холодильнику. Доминик был в двух секундах от того, чтобы разорвать ее джинсы, чтобы он мог войти в свою жену, не теряя идеальной мертвой хватки ее бедер вокруг своих бедер. Прежде чем он смог продолжить, ноги Рози опустились, ее ладони надавили на его вздымающиеся плечи, чтобы облегчить его спину. Прочь. Сбитый с толку, нуждающийся в большем, Доминик не хотел уходить, но потом она опустилась на колени и обвела языком головку его члена.

— Рози. — Наблюдая сверху, как половина его члена погрузилась в рот Рози, Доминик отбил оставшуюся длину своего растянутого члена, наклоняясь к ее дающим губам. — Ооо. Иисус. Иисус. Ты сама напрашиваешься на это.

Посмотрев на него снизу вверх, она кивнула, ее пухлые влажные губы скользили вверх и вниз по его эрекции. Они искушали судьбу, когда он был так явно готов взорваться, но когда траханье с Рози не было сочетанием боли и совершенства? Так будет до скончания веков. Влечение было слишком сильным, слишком всепоглощающим. Они бросали вызов, они насмехались, они ничего не скрывали. Не имея другого выбора, кроме как насладиться этим, Доминик положил одну руку на холодильник, а другой запустил кулак в волосы Рози, медленно трахая ее в рот, его бедра подались вперед и резко остановились, когда он почувствовал сопротивление, прекрасно понимая, что ей нужно немного больше времени, прежде чем принять его в свое горло. Он предвкушал этот момент, как заключенный предвкушает освобождение из тюрьмы. Его королева могла стоять на коленях, но он был тем, кто умолял об этой награде, резкие мольбы срывались с его губ без разрешения.

— Так хорошо, Рози. Дорогая, можно мне, пожалуйста? Пожалуйста. Рози.

Ее глаза дразнили его снизу, этот розовый язычок танцевал по его длине, легко облизывая, прежде чем она сжала его в кулак и опустилась ниже, чтобы втянуть одно из его яиц в рот. Усердно сосала, пока он выкрикивал эпитеты в темной кухне. Она перешла к другому, и Доминик потянулся вниз, ущипнув себя в нужном месте, чтобы предотвратить разрядку. Его жена сжалилась над ним, но это ни в коем случае не означало, что она закончила. С хлопком отпустив его мешок, она снова взяла его член губами и поглотила его по всей длине.

Доминик так сильно прикусил нижнюю губу, что почувствовал вкус крови. — Черт, — процедил он сквозь зубы, его пальцы сжались в ее волосах, его бедра дрожали, его бедра оставались неподвижными, несмотря на непреодолимое желание двигаться глубже. — Не могу. О, Боже. Я больше не могу этого выносить. Встань, — отрывисто приказал он, с проклятием вытаскивая свой член из ее рта.

Не успела она, покачиваясь, подняться на ноги с кошачьей улыбкой, как Доминик снял рубашку. Ее улыбка исчезла, глаза остекленели еще больше, чем раньше. Ухмыляясь так широко, как только мог, когда его яйца были полны и прижаты к нижней части тела, он стянул джинсы с ног Рози. Пуговица оторвалась и со звоном упала на пол, но Доминик мог только судорожными движениями стягивать ее трусики, желая убрать их с дороги. Они приземлились на пол с мягким свистом, который был едва слышен из-за его и Рози неровного дыхания. Доминик наклонился, поднял ее и снова прижал бедра Рози к своим бедрам, впившись зубами в ее шею и заставив ее вскрикнуть, ее ногти впились в кожу на его плечах.

Наконец, наконец, он направил свой член к ее мокрому входу и вошел внутрь, прижимая ее на добрый фут выше к холодильнику. Он поймал ее крик в свою ладонь в самую последнюю секунду, но ничего не мог сделать, чтобы заглушить свой собственный оглушительный стон. Стенки ее киски обвились вокруг него, сжавшись, ее крик поднялся еще на октаву, что сделало почти невозможным для Доминика не кончить на месте. Как он сопротивлялся, когда его жена дрожала и приближалась к нему, ее колени впивались в его талию, он понятия не имел.

Приказав своему телу сдержаться, Доминик опустил голову ей на плечо и вдохнул через нос. Внутрь, наружу, внутрь, наружу, все это время Рози царапала его спину, ее киска сжималась и разжималась вокруг его ноющего члена. Месяц назад он бы уже врезался в нее почти со злостью — и теперь, в этот момент, он понял, что отчаянно искал их старую связь. Тот, кого он знал, был там, но был глубоко похоронен. Этого больше не было. Это было пылающее пламя между ними, более реальное, чем все, что он когда-либо знал. Его жена. Боже, он так сильно любил ее, что его сердце грозило разорваться под давлением.

— Скажи мне, что ты придешь домой сегодня вечером. В наш дом. — Он взял ее за подбородок руками, приподнимая ее лицо и ожидая, пока ее ошеломленные глаза сфокусируются на нем. Чтобы увидеть его. — Дай мне это, Рози. Скажи, что придешь домой, и я трахну тебя сильнее, чем когда-либо в нашей жизни. Твои крики все еще будут отдаваться эхом на этой кухне, когда ты откроешь свой бизнес.

Ее дыхание участилось.

— Я никогда не знала, что ты можешь играть так грязно, — пробормотала она.

— Да, ты знала. — Он расстегнул две пуговицы на ее блузке и отодвинул ткань в сторону, облизывая выпуклость ее груди, его язык проник под кружевную чашечку лифчика, чтобы коснуться соска. Поддерживая зрительный контакт, он провел языком по другой ее груди и с рычанием поласкал ее. — Ты хочешь предварительный просмотр? Это поможет тебе принять решение?

— Я боюсь сказать "да".

Доминик сомкнул зубы вокруг кружева, скрывающего ее сиськи, оттягивая его от ее тела все дальше и дальше, пока материал не начал рваться. Только когда он превратилась в безвольную тряпку, он отпустил ее. Рози издала тихое восклицание, ее спина выгнулась дугой, приглашая его пососать ее сиськи — Доминик уже планировал подчиниться. Она превратилась в бесстыдную маленькую искательницу внимания, ее киска становилась все более и более скользкой вокруг его члена, чем дольше он лизал ее соски, втягивая их глубоко в рот и перекатывая на языке.

Только когда она всхлипывала, произнося его имя, Доминик взял ее за задницу обеими руками и прислонил к холодильнику.

— Время для этого предварительного просмотра. — Он откинул бедра назад, вытащив свой член на несколько дюймов из ее влажного, теплого тела, прежде чем погрузиться глубоко. И снова он поймал крик Рози своим ртом. — Молчи, — прорычал он, сжимая в ладонях упругую плоть ее ягодиц. — Не говори больше ни слова, если только ты не хочешь сказать мне, что вернешься домой.

— Я… — Она судорожно втянула воздух. — Я..

Доминик набросился на нее. Может быть, он не хотел слышать "нет". Или, черт возьми, может быть, он просто больше не мог лишать свое тело ее совершенства. Какова бы ни была причина, он трахал ее, как животное, прижав к холодильнику, раскачивая основание прибора, заглушая ее крики своим ртом. Ее бедра держались так долго, как только могли, за его взбрыкивающие бедра, затем потеряли контроль, толкаясь вокруг него с каждым диким движением. Он чувствовал, как кровь стекает по его спине, благодаря ее ногтям, но свидетельство ее удовольствия только изогнуло его губы против ее рта.

Голова Рози моталась влево, вправо, ногти царапали его грудь. — Я кончаю, — захныкала она, шлепок его плоти, входящей в ее киску, почти заглушил ее голос. — Я… я снова кончу. Да. О Боже. Доминик.

Холодильник застонал и покачнулся от силы еще одного толчка, прежде чем Доминик прекратил все движения. Не обращая внимания на ее отчаянные протесты, он отпустил правую половину ее ягодиц и обхватил ладонями ее затылок. Он столкнул их лбы друг с другом.

— Моя. Скажи мне, что я принесу домой то, что принадлежит мне. — Он протолкнул свой член глубоко и глубоко, заставив ее вскрикнуть. — Это твое. Вот что ты получаешь за то, что принадлежишь мне. И мое… — Он оборвал себя, чтобы собраться с мыслями, но это было невозможно. — Мое сердце. Ты тоже это понимаешь. Все это. Я умоляю тебя забрать его обратно, пока он не перестал работать. Ты — мой дом. Мне нужно, чтобы ты была со мной, Рози. Пожалуйста.

— Я пыталась сказать тебе… — Она задыхалась, ее руки скользили по его плечам, по изгибу шеи, чтобы обхватить его лицо. — Я уже планировала вернуться домой.

Доминик не мог дышать. — Действительно?

— Да. — Она поцеловала его так нежно, с таким доверием, что у него закружилась голова. — Какую часть фразы "ты заставляешь меня чувствовать себя живой и защищенной" ты не понял? Какую часть ‘Я люблю тебя’ ты не понял? Я возвращаюсь домой.

— Боже, я тоже тебя люблю, — выдохнул он ей в шею. Облегчение освободило его. Движимый первобытной потребностью доставить удовольствие теперь, когда груз свалился с его плеч, Доминик наклонил свой член и глубоко вонзил его, терзая ее клитор с каждым грубым, обдуманным толчком. Они оба посмотрели вниз, наблюдая за сексуальным трением, происходящим между их телами, их дыхание участилось. Рози почти сразу же снова начала напрягаться, ее уютная влажная киска пульсировала, пульсировала, сжималась. С гортанным стоном он ускорил темп, его удовлетворение ускорилось от того, что он наблюдал, как ее упругие сиськи подпрыгивают в вырезе блузки, наблюдая, как ее красивые глаза слепнут.

— Да, детка, — захныкала она, прижимая средний палец к своему клитору и потирая быстрыми кругами, стенки ее влагалища набухали и почти не оставляли ему места для толчка. — Да.

В ту секунду, когда она сломалась, Доминик тоже потерял самообладание. Он с рычанием навалился на нее, зажав ее между собой и холодильником, раскачивая прибор, пока он изливал свою сперму в тело своей жены. В женщину, которую он любил до неузнаваемости. Ее крики, выкрикивающие его имя, были пойманы в ловушку его ладонью, Доминик издавал свои собственные рычания удовольствия в ее шею, волна за волной блаженства затягивала его все глубже, так глубоко влюбленный в эту женщину, что он не был уверен, что его голова когда-нибудь постигнет масштабы.

Эта любовь только усилилась, когда она поцеловала его мягкими, улыбающимися губами и сказала: — Пойдем домой.