Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

Я получаю болезненный укол совести, но сразу же вспоминаю, что в этом нет моей вины. Ещё четыре месяца назад я даже не знал о его существовании.

— А я хоть раз тебе солгал?

— Нет, дедушка, — мотает Арслан головой, наполняясь энтузиазмом. — Ни разу.

— Сегодня замечательный день, мой лев. А знаешь, почему?

— Почему? — спрашивает Арслан, притаившись.

— Потому что сегодня твой папа наконец-таки решил все дела. Он пришел повидаться с тобой, как я и обещал, — провозглашает Феррат, махнув рукой на меня.

Сердце в груди вздрогнуло и застучало бешено. В висках болезненно задавило, а в глотке моментально пересохло.

Я ко всему был готов, но только не к этому.

Феррат ставит Арслана на пол, подталкивает его ко мне, но мальчишка упорно стоит на одном месте, пальцами впиваясь в запястье своего деда. Только взгляд его разгорается при виде меня, а я же угасаю с каждой секундой все больше и больше. Погружаюсь во мрак.

Не такой я представлял себе нашу встречу.

Я вообще и не надеялся, что когда-нибудь до этого дойдет.

— Ну что ты вцепился в меня? Иди поздоровайся со своим отцом! — командует Феррат, слегка повышая тон.

 Я бросаю на него укоризненный взгляд. Закрадывается мысль, что этим самым он просто манипулирует, сбивает с толку и переманивает меня на свою сторону.

— Это правда? Ты мой папа? — с растущей улыбкой выпаливает Арслан, делая неуверенный шаг в мою сторону.

Этого шага становится достаточно для того, чтобы понять, что я не готов к знакомству. Не смогу я оправдать его ожиданий. Не сейчас. Не тогда, когда мои нервы ни к черту.

Я подрываюсь с места прямиком к Арслану, с радостью и обожанием встречающего меня. Быстро обхожу его, уже с обидой провожающего мою спину. Несмотря на угрызение совести, прошибающее меня насквозь.

— Извините, мне нужно уходить, — кое-как отлепляю я неуправляемый язык от нёба.

Одна брошенная фраза способна в корне изменить все. Одной неуместной фразы хватит, чтобы повлиять на будущее, на представление о жизни и на то, что ты значишь в этой самой жизни.

Так одной фразой я умудрился разбить мечты Арсланы. Одним шагом, направленным в противоположную от него сторону. Просто сделав шаг от него, я разрушил всё представление о себе, как об отце. Я посеял в маленьком сердечке жгучую обиду и непонимание. Это маленькое и неиспорченное сердечко не понимает, почему я развернулся к нему спиной, когда он хотел идти навстречу. Арслан не в силах понять, почему я не ждал его так же сильно, как он ждал меня на протяжении "ста миллионов вопросов" обо мне.

Странное ощущение сдавливает горло в тисках и душит меня с каждым последующим шагом только сильнее.

Резво перебирая ногами, я чуть ли не бегу к выходу и вдруг слышу позади себя то, что способно враз раздавить мое сердце, вывернуть наизнанку всю душу и выпотрошить её содержимое:

— Папа! Папа, нет! Не уходи! Постой, пожалуйста, — заходится Арслан в истерике, я накрываю уши ладонями, чтобы не слышать его мольбы.

— Я не могу... Прости меня, но... Я не могу... — слова идут сквозь зубы.

Мысленно я корю себя за свою трусость, за прошлое, что так обошлось с нами, но пру напролом.

— Но ты ведь только пришел! — разрывается он плачем. Как бы ни было больно внутри, я не могу вестись на истерики, а голос мальчишки приближается, я сам того не понял, как замедлил шаг: — Пожалуйста, останься.

Арслан догоняет меня уже на выходе из дома. Руками цепляется за мою штанину и сколько есть сил тянет меня обратно в дом.

— Не уходи, пап. Я ведь только тебя встретил, — надсадно выкрикивает, заливаясь слезами из-за моего равнодушия.

Мне нестерпимо больно смотреть на него. Больно слышать его и понимать сколько любви заложено в этом слове "пап", сказанным им.

Кошки скребут, раздирают все внутренности до крови.

— Арслан, я... — сдавленно произношу, он перебивает меня.

— Пап, уходи. Уходи, если хочешь, но скажи, что ты придешь ещё. Скажи, что не оставишь меня больше одного!?

Крепко обнимая меня за ноги, говорит он с такой осознанностью, а моя же осознанность только что приравнялась к нулю.

В своих глазах я упал ниже некуда.

Я совершенно не понимаю, что творю...

Мне нужно на самолет. Мне нужно каким-то образом связаться с Дианой. Готов поспорить, что в данную минуту она изводит себя дурными мыслями.

А тут ещё и Арслан свалился на мою голову.

Заставляю себя посмотреть на него. Он ждет... Ждет до последнего, что я одумаюсь. Он верит в меня тогда, когда я сам перестал в себя верить.

В холле тем временем показывается Феррат. Ему неприятно наблюдать за всей этой душераздирающей сценой. Любой другой уже вышвырнул бы меня из дома, но он не вмешивается. Даже он верит в меня. Он дает мне шанс взвесить ситуацию, оценить возможные последствия.

Мне ли не знать, какими глубокими порой бывают детские обиды. Настолько, что даже спустя десятилетия всё ещё помнишь о них и всякий раз задаешься одним и тем же вопросом: какого дьявола все произошло именно так, а никак иначе? 

Собрав всю волю в кулак, я спускаюсь на корточки. Стискиваю ладонями заплаканное лицо Арслана и большими пальцами стираю дорожки слез с его щек.

Довел пацана... Да что же я за человек?

Если в будущем он и будет таить обиды на меня (не отрицаю, что возможно даже дойдет и до ненависти), то точно не по той причине, что меня не оказалось рядом тогда, когда ему это было крайне необходимо...

— Хорошо, я побуду с тобой. Я почитаю тебе, — поборов себя, растягиваю уставшую улыбку.

— Правда? — округляет он свои глаза как у мультяшки, глядя на меня с надеждой.

— Да, Арслан, — киваю, сам себе удивляясь. — Правда. Я отменю все свои дела, чтобы побыть с тобой.

Широко улыбнувшись в ответ, Арслан набрасывается на меня. Парнишка душит своими объятиями, едва ли не заваливая нас на крыльцо.

— Спасибо! Спасибо, пап! — радостно визжит он на ухо.

Надеюсь, я об этом не пожалею.

Арслан не расспрашивает меня о том, какие "дела" на протяжении шести лет не давали нам встретиться. Он не спрашивает у меня, почему я не поздравлял его с днем рождения, почему не приезжал на праздники, не дарил подарков и не поддерживал общение с его матерью.

Он сообразительный. Мои жалкие оправдания ему не нужны.

Удобно устроившись в кровати, он вручает мне книгу, раскрытую на закладке, и с огромным интересом слушает сказку о юном волшебнике.

Ловлю себя на мысли, что я впервые за многие годы читаю что-то вслух. И не просто читаю, а читаю своему шестилетнему сыну в нашу с ним первую формальную встречу.

Подумать только...

Моему сыну уже шесть лет. Целых шесть лет безвозвратно потеряны.

Меня не было в момент, когда он родился. Я не застал его первые шаги, не услышал первое произнесенное им слово. Я ни разу не составил ему компанию за видеоигрой, не научил плавать и ездить на велосипеде. Я не видел сколько радости он может испытывать от простого общения с матерью. Я не видел с каким мужеством мой сын справлялся с физической болью, когда в попытках угнаться за мальчишками повзрослее него, он разбивал свои коленки в кровь.

Ему некого было назвать своим отцом. Меня не было в его жизни, но все это время он не забывал обо мне.

Дух захватывает так, что голос начинает вибрировать, а потом вообще пропадает от волнения.

Главы сменяются одна за другой. Поначалу Арслан стойко держится. Он мужественно борется с сонливостью, чтобы узнать чем закончится история, но сон оказывается сильнее детского организма. Хоть веки Арслана и тяжелеют, он всеми силами старается прогнать свой сон, часто трет глаза кулачками. Он ещё долго не отпускает мой голос, улавливает смену интонации, желая продлить нашу встречу, но засыпает прежде, чем я переворачиваю книгу на последнюю страницу. 

За чтением, я наверное произнес десятки тысяч слов, а Арслан не проронил ни слова, как только мы вошли в его комнату. Но я с уверенность могу сказать, что это была самая незабываемая "беседа" за последние месяцы.

Просидев в тишине ещё какое-то время, я кладу книгу на тумбу, склоняюсь над спящим Арсланом и легонько касаюсь его волос.

— Сладких снов, малыш. Как-нибудь мы обязательно повторим, — как можно тише проговариваю, а затем выключаю ночник и выхожу из комнаты.

Направляюсь по коридору к лестнице, я ищу что-то, что может показать мне точное время. Одновременно с этим я мысленно перебираю варианты как можно связаться с Дианой.

Позвонить я ей не могу. Слишком рискованно звонить ей с телефона Чалыков, рассекречивая номер.

Вместо часов я натыкаюсь на рамку с фотографией, стоявшей на полке, вмонтированной в стену. Останавливаюсь напротив неё, беру в руки, изучаю. Достаю из рамки фотографию с изображением Мерьям и Арслана.

Между Элиф и Арсланом есть кое-что общее, ровно как и между Софией и Мерьям.

Обе матери не уделяют должного внимания своим детям, а дети, в свою очередь, с самого рождения обделены родительской заботой и лаской.

Видит Аллах, моя вина в этом ничтожно мала...

В тишине раздается скрип половиц. Я оборачиваюсь на звук и вижу перед собой Феррата. Он замечает в моей руке снимок, после чего следует короткая немая сцена. В ней мы оба выглядим преимущественно жалко.

— Знаешь, Эмир, у каждого ведь имеется в запасе шанс все исправить, — почти неслышно говорит он, кивая на снимок.

Склонив голову, смотрю на фотографию. Пронзительно и долго. Я понимаю, к чему были сказаны эти слова. Где-то в другой реальности на этом снимке мог быть и я. Мы втроем. Счастливая семья, незнающая горя.

— Знаю, — соглашаюсь я, вернув взгляд на мужчину. — И я уже использовал свой шанс. Больше они мне не нужны.

— Понимаю, — виновато он отводит глаза в сторону, а затем уходит, почти скрываясь за углом.

Феррату не нужны объяснения. У меня на лице все написано. А написано там, что для меня не существует других реальностей.

— Где мать Арслана? Почему она сейчас не с ним? — бросаю вслед и Феррат резко останавливается, оглядывается через плечо.

— Ты даже имя её теперь вслух не осмеливаешься произнести?

— Я стараюсь не упоминать имена тех, кто для меня давно уже умер.

И снова этот взгляд, словно он все понимает без лишних слов, словно ему нестерпимо хочется все исправить, но силы его не безграничны.

— Мерьям на протяжении уже полутора лет находится в психиатрической лечебнице, — с осторожностью он говорит, пытаясь вычислить знаю ли я об этом. Понимая, что я пребываю в немом шоке, он с такой же осторожностью продолжает: — У неё серьёзное психическое расстройство и прогнозы неутешительные.

— Что за бред? — у меня перехватывает дыхание от нахлынувших неприятных воспоминаний. — Я видел её четыре месяца назад. Она была здорова!

— Мерьям рассказывала мне о вашей встрече. Правда, она практически нечего не помнила из вашего разговора. Она думала, что ты был её очередной галлюцинацией, — тяжело он вздыхает, потупив взгляд в пол. — В тот день я в последний раз видел её улыбку и слезы. Тогда Мерьям была ещё Мерьям. Она ещё боролась, но, увы, это продлилось недолго.

Волоски на моих руках встают дыбом.

— Что это значит?

Феррат разводит руками, наваливается на стену.