Деспот

Глава 6. Приказы для скромницы

— Освоилась? — спрашивает Мария Ивановна, принимая из рук бумаги.

— Почти.

Так и подмывает рассказать ей, что я десять минут назад впервые поцеловалась и поделиться если не радостью, то смущением, чтобы облегчить душу и получить моральную поддержку, но эту тайну я не доверю даже подруге.

Мария Ивановна снимает копии, скучающе почесывая щеку. Копировальный аппарат гудит, а в кабинете пахнет бумагой, пылью и почему-то булочками и ванилью. Мария Ивановна зевает и возвращает оригиналы:

— В бухгалтерию. И не вздумай с ними чаи гонять. Они те еще суки.

Да я и не планировала. Зачем мне чай, когда у меня есть волшебная кофемашина? Когда открываю дверь, чтобы выйти из тесного кабинета, Мария Ивановна встает, выуживает что-то из бумажного пакета у окна и показывает мне зеленую безразмерную блузку с объемным воротом:

— Как тебе? — смотрит на меня, ожидая восторга. — Прелесть, да?

— Симпатично, — неуверенно отвечаю и вежливо улыбаюсь. — Вам будет к лицу.

— А ткань какая приятная, — мнет в руках и возвращается за стол, кинув блузу в шуршащий пакет. — Беги, милая.

Уже в приемной, сидя в кресле и скинув тесные туфли, разминаю лодыжки и икры. Из кабинета выходит Мирон Львович и замирает, глядя на мои ноги.

— Простите, — тянусь к туфлям.

— Нет, — он прищуривается и зло выдыхает. — Продолжай, Софушка. И не смей мне перечить.

Поднимаю затравленный взгляд. Мало тебе украсть мой первый поцелуй? Ну, хорошо, Мирон Львович. Откидываюсь на спинку кресла, вытягиваю вперед правую ногу и неторопливо веду ступней по кругу. Затем левой. Я смущена до онемевших пальцев и дрожи в коленях, но я вымотана за рабочий день и нет сил сопротивляться приказу самодура-начальника. И, кстати, я рада, что на неделе потратила пару часов на педикюр. Не стыдно показать аккуратные ступни с ноготками, покрытыми нежно-розовым лаком.

Наклоняюсь и поглаживаю икры под пристальным взглядом Мирона. Ладони скользят от коленей к лодыжкам и вновь поднимаются. Глаза мужчины вспыхивают недобрым огнем, и он делает ко мне несколько шагов. Перестаралась? Зря я с ним заигрываю и пытаюсь взять ситуацию под контроль.

— А ты не так проста, Софушка, какой кажешься на первый взгляд, — поднимает лицо за подбородок к себе и обнажает зубы в улыбке. — Такая вся скромница, а чуть копнешь…

Отшатываюсь от мужчины и откидываюсь на спинку кресла, словно получила от него оплеуху.

— Ты со мной не согласна? — насмешливо приподнимает брови.

— Нет. Я просто выполнила вашу просьбу, — оправдание слабое и сама в него не верю.

— Если я попрошу сделать мне минет? — закусывает губу, склонив голову набок.

— Нет, — задыхаюсь от нехватки воздуха и паники.

— А если это будет не просьба, а приказ, Софушка? — холодно и сердито интересуется мужчина. — Ты его выполнишь?

— Нет…

Зачем он так со мной? Я от стыда и ужаса хочу провалиться сквозь землю. Губы дрожат, дыхание сбивчивое, и я вот-вот закричу.

— А должна, мои приказы не обсуждаются. Другое дело, что ты не справишься, — хмыкает и вновь скалится в улыбке. — Нам обязательно помешают, и у тебя не будет времени…

Встаю, замахиваюсь, чтобы влепить по самодовольной роже пощечину, но он перехватывает руку за запястье и рывком тут же прижимает ладонь к паху. Пальцы непроизвольно стискивают что-то продолговатое, твердое и довольно внушительно в обхвате. Мамочка моя родная, я держу босса за его детородный орган. Дыхание обрывается тихим истеричным смешком, и мысли лопаются мыльными пузырями. Большой. Больше, чем я могла представить.

— Ну, согласна, что с наскока не справишься со мной? — Мирон заносчиво ухмыляется. — Или хочешь попытаться? Ты же написала в резюме, что инициативная и легко обучаешься новому.

Вырываю руку, толкаю подлеца в грудь и делаю шаг к двери, но в следующее мгновение сильные руки возвращают меня в кресло. Гнев под пристальным взглядом карих глаз сменяется страхом, который дрожью пробегает по телу и теплом разливается по ногам. Прерывистое дыхание обжигает щеку:

— Твой рабочий день еще не окончен, а он у тебя до семи вечера.

Я умру на месте, если он сейчас меня опять поцелует. Частые удары сердца отдаются гулом в ушах, и я не чувствую ни рук, ни ног, а внизу живота сладко тянет. Будь он моим преподавателем в университете, то мог уже на первой паре соблазнить и склонить к близости в аудитории.

Господи, он ведет себя просто отвратительно, а я могу лишь испуганным кроликом смотреть в его глаза и сипло дышать. Удивительно, как я с такой слабой волей умудрилась остаться девственницей до двадцать одного года? Что же это получается, обрати на меня, забитую мышь, кто-нибудь из мужчин до Мирона Львовича, я бы и перед ним вздыхала амебой?

Прежде никто не видел во мне женщину, и как же я завидовала ярким и красивым девчонкам, что были в центре внимания у ребят в школе и университете. Нет-нет, но в минуты между курсовыми на заказ и зубрежкой я тоже хотела, чтобы кто-то из дерзких парней зажал меня в углу. Домечталась: меня третирует босс, и его внимание меня просто оглушает, как динамит рыбу.

— Софушка…

Вздрагиваю от голоса Мирона и прижимаю ладони к губам, чтобы хоть как-то защититься от его напора. Кошу взгляд на остро заточенный карандаш у ноутбука.

— На завтра у меня запланированы встречи?

Спешно раскрываю ежедневник, сцапав со стола карандаш и крепко стискивая его в пальцах, сверяюсь с записями, что оставила Мария Ивановна, и глухо отвечаю:

— В одиннадцать часов утра — вас ждут в департаменте строительства, а в два… — поднимаю взгляд и удивленно продолжаю, — портной. И восклицательный знак. Наверное, очень важная встреча.

Заметив плотоядный взгляд на моих щиколотках, торопливо обуваюсь и прячу ноги под стол. Для Мирона норма — поглазеть на голые колени, поговорить о минете по приказу, а затем небрежно спросить о встречах? Вспоминаю его верткий и уверенный язык во рту, накрываю пунцовое лицо ладонями, отбросив карандаш, и кусаю до боли губы. Если Мирон Львович так глубоко и с чувством целуется, то какой он в постели?

Остановись, Софья. Это мужчина не твоего уровня. Он босс, а ты секретарша. Кроме своей невинности ты ему ничего не можешь дать, и Мирон не просто так завел разговор о моей ценности в его глазах.

— Завтра без опозданий, Софушка, — поправляет галстук и шагает прочь. — Терпеть не могу непунктуальных людей, — оборачивается через плечо и хмыкает. — Я их либо увольняю с записью в трудовой, либо наказываю. Что ты выберешь?

А осмелюсь ли я завтра явиться на работу? Дверь за Мироном Львовичем бесшумно закрывается, и я смотрю на ладонь, которая несколько секунд назад тискала внушительно достоинство. Смыкаю указательный палец с большим, чтобы примерно представить масштабы катастрофы. Чуть раскрываю кольцо и медленно моргаю. Знатно я влипла. Он в меня не влезет.