Пепел и пыль

— И что теперь? — не унимается Бен.

Я пожимаю плечами. Бена такой мой ответ не устраивает, поэтому он оборачивается на Нину.

— Мне одной кажется, что то, что мы не нашли на месте Христофа — это знак? — произносит она, пустым взглядом уставившись в стену.

— Знак? — переспрашиваю я.

— Ну да. Вдруг могло случиться что-то плохое? Мы же знаем, что Христоф в этом времени очень силён. Что, если мы бы заявились к нему, а он такой — на! — и не оставляет от нас и мокрого пятнышка?

— Не уверен, что он и правда может это сделать, — с сомнением произносит Бен.

— Соглашусь, — киваю я. — Но вот в зельях он крут, так что мог бы отравить нас, например.

— Ага, как ты себе это представляешь? — Бен встаёт из-за стола, подхватывая ближайшую к нему тарелку. — О, незваные гости, здравствуйте! Не желаете отведать этого чудесного яблочного пирога? Что? Почему он синий? Понятия не имею!

Нина качает головой, я, не удержавшись, смеюсь. Наверное, это уже нервное.

— Я к тому, — продолжает Нина. — Может, история хочет, чтобы мы её изменили?

Я кошусь на дверь, за которой исчезла служанка. В щель под ней проникает свет, вроде, никакой тени нет. Может ли она подслушивать?

— Ещё раз, пожалуйста, и для тех, кто в танке, — просит Бен.

Привлекаю внимание обоих щелчком пальцев. После зрительного контакта прикладываю указательный палец к губам, прося их быть чуть тише.

— Как в кино. — Нина понижает голос. — Мы попали в прошлое, чтобы изменить его, и таким образом создать наше настоящее.

— То есть, хочешь сказать, что наше настоящее такое и получилось, потому что когда-то мы были в прошлом и уже изменили его?

Нина жмёт плечами.

— Рекурсия? — спрашиваю я. — Процесс внутри процесса?

— Откуда ты… — начинает Бен, но я перебиваю его, сообщая:

— Моя социальная жизнь раньше напоминала сточную канаву, и большинство времени я проводила в интернете.

— Не знаю, почему, но сейчас меня страшно бесит, что до этого додумался не я, — говорит Бен, пряча лицо в ладонях. — И это, в свою очередь, бесит меня ещё сильнее.

— Тоже рекурсия, — повторяю я, усмехаясь.

— Неважно, как это называется, — встревает Нина. Она произносит это громче, чем надо. Стул жалобно скрипит, когда Нина, отодвигая его, резко встаёт. — То, что мы спасли Бронберта, могло быть одновременно и верным решением и нашей главной ошибкой. Это палка о двух концах. Мы в ловушке, ребят.

Продолжая слушать Нину, я отхожу к окну. Смеркается. Женщина, живущая по соседству, загоняет домой трёх своих детей, держа при этом свёрток с четвёртым на руках. Чья-то собака тащит в зубах вырытый корнеплод. Только она исчезает из поля моего зрения, как появляется парень, выкрикивающий кличку своего нашкодившего питомца.

Сейчас я могу просто помахать ему в знак приветствия, и это изменит ход истории. Или не изменит… Оба варианта могут сбыться.

Нина права — мы в ловушке, в которую сами же себя и загнали.