Пепел и пыль

Глава 12

Я клюю носом, пока Полина обрабатывает моё лицо. Не то, чтобы хочу спать, просто чувствую дикую усталость, физическую и моральную, словно последние несколько часов меня только и делало, что крутило в огромной центрифуге.

— Вот поэтому новичкам и не позволяют участвовать в боевых миссиях, — говорит Полина. Она отходит на шаг назад и критическим взглядом осматривает моё лицо. — Я не смогу сделать тебя красавицей к завтрашнему дню.

— Сделать меня красавицей у природы за семнадцать лет не получилось, так что не расстраивайся.

— Чувство юмора на месте — это хороший знак, — улыбается Полина.

Я не могу ответить тем же. У меня перед глазами до сих пор стоит лицо того паренька, павшего от копья. Подумать только: пойди он этим вечером в другое место или останься дома, всё закончилось бы иначе. А теперь он мёртв — безымянная ступенька, подтолкнувшая меня к действию.

Таких, как он, согласно рапорту Лены, ещё двое. Итого трое погибших и как минимум шестеро раненых физически и психически. В каком-то смысле, Даня тоже в их числе. Мы ведь с ним даже толком не успели поговорить после того, как прибыли другие стражи, чтобы забрать преступников, скрыть следы, которые могут смутить полицию, и разобраться с нейтрализованными. Включая и Снежану с Димой. Что было с ними дальше, я уже не знаю: мы исчезли в портале, как только услышали звуки приближающихся полицейских машин.

— Эй, — я чувствую чужую руку на своём плече. Перевожу взгляд с окна на Полину. — Что тебя беспокоит?

Даня просто ушёл. Он ничего не сказал, даже не попрощался. А теперь ещё и трубку не берёт. В моих исходящих уже пятнадцать звонков на его телефон, но ни один из них не закончился разговором.

Я из последних сил стараюсь себе не накручивать, и всё же от самых ужасных мыслей избавиться не удаётся.

Не хочу жить в мире, где брат меня ненавидит.

Полина в последний раз касается моей щеки, размазывая по царапинам пахнущую чем-то кислым мазь.

— Брат, — наконец признаюсь я.

— А представляешь, каково сейчас им обоим: Ване и Дане? Не знаю, что стало бы со мной, узнай я о наличии близнеца. Тут и так что ни день, то вот такие, — она машет рукой напротив моего лица, — приключения. Больше не болит?

— Нет.

Я соскальзываю со стола, на котором сидела, проигнорировав койки и стулья.

— Ты ему звонила?

— Не берёт трубку.

Подхватываю с койки куртку Лии. Накидываю на плечи. В нос забивается запах крови. Снимаю куртку и осматриваю её. На левом рукаве и боку переливаются алым пятна разного размера.

— Давай, — Полина забирает куртку у меня из рук. — Я отнесу её в чистку.

— Спасибо, — киваю я.

— А ты бы отдохнула немного. Завтра важный день.

Знаю, что она права, но не думаю, что, несмотря на усталость, смогу вздремнуть.

— Есть какие-то новости от Марка и Саши? — вспоминаю я.

Уголки губ Полины ползут вниз.

— Нет, — она качает головой. — Ещё и Дмитрию не удаётся связаться с Доуриной.

— И что это значит?

— Я верю в то, что слова и мысли материальны, поэтому не решаюсь делать никаких предположений. Мне комфортнее думать, что это всего лишь проблемы со связью. А мальчики наши в порядке.

Полина отворачивается от меня и идёт к шкафу, достаёт бумажный пакет и складывает в него мою куртку. Уверена — всё это лишь для того, чтобы скрыть от меня свои глаза; Полина не хочет, чтобы я видела, как она сама, в противовес своим словам, медленно теряет надежду.

И я тоже этого не хочу. Пусть хоть кто-то из нас верит до последнего.

Покидаю медкорпус со смешанными чувствами. Юбка путается в ногах, приходится сжать её ткань в пальцах и поднять вверх, чтобы она не мешала подниматься по ступенькам. Иду уверенно, даже слишком. Не знаю, что именно меня ведёт, но понимаю: по-другому никак. Если я хочу разобраться, то вот он — идеальный момент.

Либо сейчас, либо уже никогда.

Стучусь в дверь единожды, чтобы не показаться излишне вежливой. Не дожидаясь разрешения, кручу ручку и заглядываю в кабинет. Дмитрий сидит в кресле возле окна, читает какую-то книгу. Не знала, что он носит очки. В прямоугольной чёрной оправе, совсем как у Вани. Когда я вхожу, Дмитрий скидывает ноги с пуфика, откладывает в сторону книгу и встаёт.

— Что с твоим лицом? — спрашивает он, едва я закрываю за собой дверь.

— Прочитаете об этом в рапорте Лены, — отвечаю я. — И, опережая все вопросы, я в порядке и пришла сюда не за тем, чтобы вы пытались изобразить из себя заботливого папочку.

Дмитрий поджимает губы. Дёргается, наверное, в попытке подойти ближе, но я выставляю перед собой руку. Тогда он остаётся на том же месте.

— Сегодня ко мне подошла Татьяна, — начинает Дмитрий, — и заявила, что своими глазами видела двух Вань.

Я молчу.

— Но я был уверен, что предусмотрел все возможности их столкновения, поэтому сделал вид, что понятия не имею, о чём она. А чуть позже ко мне пришёл и сам Ваня — точно так же, как и ты, с наездом прямо с порога. Он сказал, что поймет, если я буду врать. Поэтому мне пришлось рассказать правду.

Я прикусываю щёку, предостерегая саму себя от первоначальных выводов. Пусть Дмитрий сначала договорит.

— Это будет долгая история, Слав. Не хочешь присесть?

Сам Дмитрий опускается обратно в кресло. Я качаю головой.

— Ну ладно, — выдыхает он. Откидывается на спинку кресла. — Я был стражем долгое время, за которое, разумеется, успел найти настоящих друзей. Одними из таких людей были Филоновы. Ну, точнее, Аня Терентьева и Валя Филонов. Про таких, как они, говорят: «сами небеса их благословили». Поэтому я не удивился, когда они объявили о помолвке. Именно на их свадьбе я встретил твою маму и… влюбился без памяти, как последний школьник. Ещё четыре года спустя случились сразу несколько самых замечательных в моей жизни событий: в январе мы с твоей мамой поженились, в марте у Филоновых родились двое прекрасных сынишек, один в один похожих друг на друга. Аня назвала одного в честь своего отца — Даниилом, а Валентин второго в честь своего погибшего брата — Иваном.

Дмитрий замолкает. Его губы растягиваются в улыбке, в уголках глаз образуются мелкие морщинки радости.

— А третье событие? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь.

Не так уж и сложно, если вспомнить, что мы с Даней родились в одном году с разницей в девять месяцев.

— Твоё рождение в декабре, разумеется.

Словно что-то вспомнив, Дмитрий хмыкает себе под нос. Я обхватываю живот руками.

— Ты была такая крошечная, укутанная в это здоровенное белое одеяло, — Дмитрий отрывает взгляд от пола. — Такая красивая малышка. Моя копия. — Тяжёлый вздох. — Я любил вас: тебя и Тому. Безумно. Но мне было тяжело, потому что твоя мама, она… обычный человек. Она понимала, насколько важна моя работа, но не могла смириться с тем, что каждая секунда моего отсутствия могла нести с собой мой последний вдох. Из-за этого мы с ней часто ругались. Тома пыталась заставить меня бросить всё это, говорила, что у тебя, Слава, должна быть полноценная семья, а не серая тень матери, оплакивающей своего почившего мужа. Я знал, что она права, но не мог перестать делать то, чем жил с шестнадцати лет…

Дмитрий замолкает. В одно резкое движение он встаёт и подходит к окну. Теперь я не могу видеть его лица.

— А через несколько лет Филоновы погибли. Это был сентябрь, дождь шёл уже третьи сутки и, казалось, не собирался останавливаться. Грузовик занесло, и он протаранил легковушку, в которой ехали Валя, Аня и маленький Ваня. Даня в тот период подхватил ветрянку, одновременно с тобой, поэтому вас обоих было решено временно держать вместе в нашей квартире, подальше от Валентина, который в свои годы ещё не успел ею переболеть.

Дмитрий снова хмыкает, и в этот раз у него получается так нервно и вымученно, что я чувствую холодок под кожей.

— Аня и Валентин погибли на месте, — продолжает он. — Ваня балансировал на грани жизни и смерти долгую неделю… А потом вдруг пошёл на поправку. Врачи не скрывали — говорили, что это могло быть только настоящее чудо. — Дмитрий оборачивается и пожимает плечами. — Но я так наивен не был, поэтому едва ли удивился, когда в один из вечеров ко мне заявился старый знакомый. Боунс — оборотень-лис. Однажды он спас мне жизнь, позволив вернуться домой к вам с Томой целым и более-менее невредимым, и, разумеется, в тот раз Боунс пришёл просить меня о помощи в счёт долга. Тогда-то я и узнал, что за рулём грузовика был именно он. А ещё именно благодаря ему Ваню перевели из реанимации в обычную палату, потому что, пробравшись ночью в больницу, Боунс его укусил. Лисий вирус сработал на «отлично» — Ваня поправлялся с нечеловеческой скоростью. Но ещё вместе с этим он превращался в бомбу замедленного действия. Оставалось только ждать, когда же она рванёт, и кем, в итоге, сделает Ваню. Я бы, может, и не переживал так, ведь среди оборотней очень много замечательных личностей, но Тома… Она, втайне от меня, начала собирать документы на усыновление Вани и Дани. Хотела сделать мне сюрприз, потому что знала — так или иначе, я сам захочу этого. И была права, разумеется, но теперь, когда Ваня был укушенным, я… Тамара с её отношением ко всему, что выходило за грани разумного, могла отказаться от своей идеи, если бы узнала, а я не мог позволить парням жить без семьи. Поэтому и принял единственное, как мне тогда казалось, верное решение — покинул свою семью ради обещания, которое когда-то давно дал отцу Вани и Дани: помогать его детям, что бы ни случилось. Так я усыновил Ваню, а Тамара, чуть погодя, взяла себе Даню.

— И она знала, что ты…?

— Конечно, нет, — перебивая меня, отвечает Дмитрий. — Существует тайна усыновления. А Тома была лишь педагогом, она не участвовала в самом процессе.

— Но почему ты не забрал двоих?

— Я догадывался, что Тома всё равно закончит начатое. Аня, мать Дани, была её лучшей подругой. Тома бы никогда не оставила мальчишку в детдоме.

Не знаю, что сказать. Дмитрий опять отворачивается к окну, и тогда я хватаюсь за лицо, позабыв про ранки на щеке. Боль пробуждает. Это всё так безумно и одновременно так просто, что я путаюсь в собственных мыслях, пытаясь связать их воедино.

Невольно представляю, как бы сложилась наша жизнь, останься отец с мамой, и возьми они в семью Ваню и Даню.

О, дивный новый мир!

— Наверное, мне стоит извиниться, — произношу я на выдохе. Когда Дмитрий разворачивается, я вижу искреннее непонимание на его лице. — За то, что имею дурацкую привычку делать выводы по следствию раньше, чем узнаю причину, — поясняю я.

— То есть, теперь ты меня не ненавидишь?

Теперь моя очередь хмыкать.

— Не гони лошадей, папаша, всё-таки маме с двумя спиногрызами на шее пришлось хлебнуть лишнего после твоего ухода!

— И, несмотря на это, вы вон какими выросли! Я видел Данины работы на городской выставке. Парень — настоящий талант.

— Да, — соглашаюсь я. Тут уж улыбку скрывать нечего: братом я очень горжусь. — Тогда были куплены четыре его картины!

— Знаю, — кивает Дмитрий.

Он идёт к двери в другом конце комнаты и на некоторое мгновенье исчезает за ней. Я успеваю различить изножье кровати. Наверное, это его спальня.

Когда Дмитрий возвращается, в его руках что-то квадратное и замотанное в картонную бумагу.