Пепел и пыль
- Автор: Анастасия Усович
- Жанр: Любовные романы / Фантастика
Читать книгу "Пепел и пыль"
Глава 13
Совет прибыл ранним утром и не в полном составе. По словам Лены, общее количество членов в Совете — девять: нечетное, чтобы можно было принимать решения при помощи голосования. Сам состав обновляется редко — только после чьей-то смерти. Такого понятия, как отставка, у них и вовсе нет: если ты однажды удостоился чести стать членом Совета, то, будь добр, сохрани это право за собой до самого конца.
Провести моё посвящение прибыли трое: низкорослая женщина с седыми прядями в пышной копне каштановых волос и выкрашенными в красный губами по имени Моника, Ларион — мужчина с ярко-зелёными глазами и ямочкой на подбородке, и светловолосый Илья, отличительной чертой которого является огромным шрам от ожога, покрывающий шею и часть правой щеки.
Все члены Совета облачены исключительно в чёрное. Одежда — не классика, какую носят Дмитрий и Лидия, и не уличный стиль, какой предпочитает Ольга. На них что-то явно не из нашего мира: рваные плащи, брюки с многочисленными ремнями и креплениями, кофты с высоким горлом, полностью скрывающим шею.
Я вижу членов Совета впервые, когда спускаюсь на завтрак. Молча, они проходят мимо меня, оставляя за собой шлейф из странного земляного запаха. Когда мы на короткое мгновение равняемся, я даже замираю. Совет — не просто стражи. Они лучшие. Мудрейшие. Сильнейшие. Представить сложно, через что они успели пройти за долгое время своей службы, и против каких врагов им пришлось сражаться, чтобы защитить нас — людей в неведении.
— Сколько лет Илье? — спрашиваю я у Виолы.
Именно она по моим описаниям заочно представила мне членов Совета.
— Он ведьмак, — говорит Виола. — А их возраст предсказать сложнее, чем погоду.
— Я слышал, что ему восемьдесят, — отвечает Бен.
Я сижу в комнате «Альфы» — пришла сюда сразу после завтрака. Ваню не видела с самого подъёма, что наводит на мысль о старательном игнорировании меня.
— Ему может быть и сто восемьдесят, — парирует Виола. — И тридцать.
Она вызвалась сделать мне причёску, и хотя я не очень люблю все эти косички, всё же разрешила ей немного «поиграть в парикмахера».
— А твоему Власу сколько лет? — спрашиваю я.
То, что парень Виолы — ведьмак, я запомнила сразу.
— Двадцать один.
— Уверена?
— Ну, паспорт я у него не спрашивала, — раздражённо бурчит она.
Я чувствую резкую боль в затылке и прошу Виолу быть повнимательнее, если она не хочет, чтобы мой скальп остался у неё в руках.
— Извини. И вообще-то, он не мой парень!
— Да, — подтверждает Бен. — Я тоже так говорю всем девчонкам, с которыми сплю. Только вот они, почему-то, обижаются.
— Ты отвратителен! — Я снимаю с себя кроссовок и кидаю в Бена, но промахиваюсь: он успевает исчезнуть за дверью, ведущей в коридор.
А кроссовок с грохотом ударяется об стену.
— Влас правда не мой парень, — говорит Виола извиняющимся тоном. — В смысле, я бы очень хотела, чтобы он им был, но мама с папой не позволят мне встречаться с родственником одного из самых опасных магов.
— Да уж, — киваю я. — С подобной биографией с родителями знакомиться не придёшь.
— Тем более, с моими. Ты бы знала, какие они снобы по части чистоты крови.
— А я уже слышала о Лизе с Рэмом. Печально.
Виола ничего не отвечает. Некоторое время она молча перебирает мои волосы, пропуская между пальцев. Когда заканчивает плести, перевязывает их белой шёлковой лентой.
— Мне так больно смотреть на то, как Рэм мучается, — говорит она, легонько толкая меня в спину, как бы говоря: «Я закончила, можешь вставать с пола».
Я поднимаюсь, отряхиваю зад и сажусь на кровать рядом с ней. Сегодня на мне всё белое, и из-за этого я чувствую себя не в своей тарелке: ни к чему не прислониться, ничего не коснуться — вдруг испачкаюсь раньше посвящения.
Белое — как метафора того, что пока я не принадлежу ни одному из направлений.
— Он любит её?
Виола кивает.
— Очень. Мы же двойняшки, и понимаем друг друга без слов. Рэм всегда был популярен у девчонок из-за своей внешности, но никогда ни с кем не встречался. Девчонки вешались на него, а он… ждал Лизу всё это время. И те два месяца, которые они встречались… — Виола закрывает глаза и улыбается. — Боже, я брата никогда в жизни не видела таким счастливым! Он светился изнутри! Знаешь, ему ведь всё равно на то, что отец Лизы оборотень. И даже если бы ген, передавшийся ей, хоть как-то проявился, он бы всё равно от неё не ушёл.
— То есть, Лиза совсем не оборотень?
— Нет, несмотря на то, что Амадеус — альфа. Можно сказать, что Лиза лишь на 2 процента волк и на 98 процентов человек. Максимум, который она получила — редкие головные боли.
— И ваши родители всё равно против?
— Настолько, что у мамы чуть вена на шее не лопнула, когда Рэм привёл Лизу к нам в гости. С тех пор с предками он не разговаривает, даже все вещи свои перевёз сюда, в штаб. Но с Лизой всё равно не встречается — за неё боится. Мало ли что.
Подобное поведение родителей Виолы и Рэма кажется мне ужасным. Я сразу вспоминаю слова Дмитрия о том, какой непонимающей оказалась моя мама. Но её я могу хоть как-то оправдать гиперопекой над своим любимым и над ребёнком, а тут… И вроде то же самое, но как-то по-другому.
В дверь раздаётся одинокий стук. После Виолиного: «Войдите», она приоткрывается, и в небольшую щель свою голову просовывает Нина.
— Готова? — спрашивает она.
Я встаю.
— Да, — выходит как-то неуверенно. Я повторяю ещё раз: — Да. Готова.
— Отлично, — она широко распахивает дверь и манит меня. — Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.
Нина ведёт меня в общую гостиную. Возле двери она желает мне удачи и быстро ретируется в неизвестном направлении. Я гляжу на дверную ручку, а у самой в голове мысли вроде: «Если я сейчас сбегу, кто-нибудь это заметит?». Да, я твёрдо решила, что останусь, но ведь и право на крошеное сомнение имею. Такое, в стиле: «Мне ведь, вроде, не хочется умирать раньше двадцати от рук какого-нибудь чупакабры из другого мира!».
Переминаюсь с ноги на ногу, сжимаю в пальцах край белоснежного свитера. В животе неприятное чувство, а овсянка, съеденная на завтрак, так и просится наружу. Облизываю губы. Во рту сухо, как в жаркой пустыне. Круглый ворот свитера душит, я машу ладонью перед лицом, поднимая лёгкий ветерок.
Я ведь совсем не такая сильная, какими являются здешние ребята. Лишь вопрос времени, когда я совершу свою первую ошибку и обреку на провал не только себя, но и тех, с кем придётся работать…
Так, хватит! Я легко бью себя по щекам, хватаюсь за дверную ручку. Выдыхаю. И поворачиваю её.
В общей гостиной темнее, чем я помню. Окна плотно зашторены, но из-за раннего времени свет всё равно проникает в помещение. Если Совет пытался навести таинственную атмосферу, то их план явно провалился.
— Проходи, — говорит мужской голос.
Я поворачиваю голову и замечаю членов Совета. Они стоят возле книжных стеллажей, и, как мне кажется на первый взгляд, вид у них скучающий.
Закрываю за собой дверь и прохожу в центр комнаты. Они молчат, я — подавно. Может, они ждут от меня чего-то?
Чёрт, почему я подробнее не расспросила о процессе посвящения у Виолы?
— Значит, ты дочь Дмитрия? — вдруг спрашивает Моника.
Она первая делает шаг мне навстречу. У Моники приятный голос. Если закрыть глаза, можно представить перед собой голливудскую диву восьмидесятых годов.
— Да, — киваю я.
Моника щурится.
— Ты очень на него похожа.
— Знаю. Мама из меня это сходство всегда хотела ремнём выбить.
Закончив, я издаю нервный смешок. А когда понимаю, что именно сказала, мне хочется убить себя на месте. Пора бы уже запомнить, что стоит держать рот на замке в моменты волнения. Всё равно ничего хорошего из него не вылетает.
— Что с твоим лицом? — Ларион хмурит и без того слишком низко посаженные брови.
— Упала с лестницы.
— Упала с лестницы? — будто не расслышав, переспрашивает Моника.
Я киваю.
— С той, что ведёт в тренировочный зал. Там кто-то что-то пролил, и…
Замолкаю, когда понимаю, что мой ответ всё равно не изменит уже испорченное первое впечатление.
— Дай мне свою руку, — заполняя тишину своим низкий голосом, приказывает Илья. — Нерабочую. В зависимости от того, левша ты или правша.
Он двигается быстро: два шага, и вот расстояние между нами уже минимальное. Я слушаюсь и протягиваю левую руку. Илья хватает меня за предплечье и поворачивает его внутренней стороной к себе. Тут вступает Моника. Едва я вижу, что у неё в руке что-то поблёскивает, как чувствую боль в среднем пальце.
Сильно сжимаю челюсть. Не хватало ещё взвизгнуть, чтобы окончательно довести ситуацию до предела неловкости.
Боль проходит вместе с тем, как Моника капает мне на палец что-то из небольшого флакончика, похожего на тот, в котором хранятся пробные экземпляры духов. Видимо, эта серебристая жидкость и есть эфир, о котором говорил Ваня.
Прямо на глазах эфир смешивается с каплей моей крови, но не стекает по пальцу, а наоборот проникает внутрь. Теперь я не вижу, но чувствую: движение целого роя пчёл под своей кожей.
— Не опускай её, — говорит Илья.
Он больше не держит мою руку. Вместо этого, тянется к поясу, где в чёрном мешочке висит что-то, что я изначально приняла бы за термос. Но этим оказывается странный предмет, напоминающий броню для предплечий. Я даже не удивляюсь, когда Илья раскрывает его и надевает на мою руку.
— Не буду врать, — произносит он, защёлкивая замочек, — ощущения не из приятных.
Второй такой же обод он надевает на своё предплечье. Снова берёт меня за руку, в этот раз чуть выше локтя. Наши ободы соприкасаются по шву. В какой-то момент мне кажется, что они становятся одним целым.
— Ярослава — дочь Дмитрия, рода Романовых, — произносит Илья, представляя меня перед кем-то невидимым. — Сосредоточься. — Он трясёт наши сцепленные руки. — Посмотри мне в глаза.
Глаза у Ильи холодного серого цвета, почти белые. Несмотря на уродливый шрам, я не могу назвать Илью непривлекательным. Черты лица у него правильные, а здоровая кожа — без единого изъяна, вроде мелкого прыщика или морщины. Если Илья — ведьмак, то он наверняка может излечить себя, как Лия излечила мою руку. Но тут, что бы с ним ни случилось, исправить ситуацию не удалось. Может, сама магия в какой-то момент выступила в роли его противника?
— Кем ты решила стать? — голос Ильи вырывает меня из размышлений. — Что ты выбрала, Ярослава?
Я кусаю щёку. Мой выбор — осмысленный ли он? Хорошо я подумала? Все ли «за» и «против» взвесила? Поняла ли, насколько фатальным станет моё решение, в случае провала?
Ответ один: не знаю. И так каждый раз. Вопросы множатся в геометрической прогрессии, а ответов как не бывало. Разве может быть стражем этого мира и спасителем сотни тысяч чужих жизней настолько неуверенный в себе человек?
— Я…
А что, если Бен прав, и страх — это лишь самовнушение, попытка избежать ответственности или оправдать свою слабость?
— Да, я…
Илья недовольно качает головой.
Боже, Слава, скажи хоть что-нибудь, пока тебя отсюда не выгнали!
— Защитники! — восклицаю я слишком громко. — Я выбрала защитников!