Убийство в Хукерс-тауне

* * *

О том, сколько присудили серийному убийце Деймону О’Нилу, который на заседаниях суда вовсе не выглядел женщиной, живо говорили в новостях, но Хукерс-таун эта волна почти не коснулась. Возможно, из всех только лишь Мэйнард вчитывался в опубликованные материалы дела, всё ещё силясь то ли найти самого себя между печатных строк, то ли отыскать ответ, отчего именно его это дело так зацепило, распотрошило, бросило разворошённым и опустевшим.

Дэймон в статьях вёл себя вызывающе и расписывал концептуальность своих убийств так, точно рассказывал о произведениях искусства. «Последняя, Вайнона, — говорил он, — на самом деле заставила меня почувствовать острые угрызения совести. Я был виноват — перед собой, конечно, перед собственным гением. Первая была незавершённой. Не стоило её такой оставлять. Вайнона дала мне силы воплотить задуманное в совершенстве. Если бы вы могли почувствовать то же самое! В ней всё было идеально, понимаете? Цвет глаз, завитки волос, форма тела! С ней я сумел выразить идею во всей полноте».

Мэйнард так и не понял, в чём заключалась идея, но взгляд сам собой зацепился за «цвет глаз», и он вспомнил фотографии с мёртвым лицом, что сейчас пылились в архиве. Он был рад, что Дэймону присудили смертную казнь, а судебный приговор огласили в штате, где таковая допускалась.

Однако он не поехал смотреть, как преступник получает смертельную инъекцию. С момента завершения дела, когда СМИ замолчали, он лишь продолжал падать, падать и падать, и не видел никакого конца у чёрной пропасти, куда случайно попал.