Бронзовая Жница

Это была лишь одна неглубокая могила, но руки Эйры уже устали — не говоря уж о разуме. Она смахнула пот со лба и прихлопала землю лопатой. А к ней уже стали тянуться новые робкие просители.

«Жрица, прошу, закопай и меня».

«Жрица, присыпь мои кости землёй хоть немного».

«Вороны утащили мой череп… ты можешь вернуть его мне? И я уйду, клянусь».

— Да, да… — бормотала Эйра в ответ. Она бросила последний взгляд на холмик, оставшийся от Розы. После чего закинула на плечо свою сумку и побрела по кладбищу, пошатываясь, со своей лопатой наперевес.

«Кадаврики удивительные грибы, но после них хочется лечь и спать, а не горбатиться дальше».

Она останавливалась, чтобы забросать землёй оголённые кости, закопать брошенные тела, поправить тяжеленные могильные камни и иногда растроганно положить цветочек тому, кто этого очень просил. Некоторым требовалось очень мало для того, чтобы уйти. И она всякий раз думала: «Вот ещё один сумел освободиться, и второй; это такая малость, не переломлюсь. Нас всегда учили так: увидел — помоги». За несколько часов такой работы всё тело гудело, голова совсем шла кругом, и Эйра невольно представляла, как госпожа Грация отчитывает её за мышцы.

Но она не могла оставаться в стороне.

«Я никогда не слышала о таких, как я, кто разговаривал бы с мёртвыми. Если я единственная, кто может их вызволить, я никогда не уйду на покой».

Хотя некоторые покойники были так же противны и капризны, как и люди. Один требовал положить к нему в гроб десять золотых рьотов, другой заявлял, что хочет поцелуя. Посреди других, куда более логичных просьб, Эйра только плевала в сторону их могил.

— Прожили целую жизнь и сдохли уже, а всё никак не возьмут в толк, что им ничего не должны, — шипела она, когда брюзгливые призраки осыпали её ругательствами и нет-нет да и умудрялись её с того света больно дёрнуть за волосы. Чем более пылкой, яркой была душа, тем больше у неё было шансов воздействовать на материальный мир.

Но амулет с железными ключами и бузиной всегда был при Эйре. Железо отсекало её от настырного хора голосов, а бузина не давала им ворваться к ней в голову или вцепиться ей в шею, чтобы пожрать её, как когда-то короля Лехоя.

«Когда будет поменьше тел, которые нужно закопать, я как-нибудь соберусь и изгоню всех этих шутов гороховых», — думала она. — «Я никогда не изгоняла нескольких сразу, но учить меня некому; пока не попробую сама, не узнаю, как оно бывает».

Целую ночь чёрная Жница провела на кладбище. Как обычно, она не могла уйти раньше. Сколько бы она ни старалась, бесхозные мертвецы не убывали. Будто городские бандиты пытались обогнать её усилия и с каждым днём вышвыривали сюда ещё больше и больше тел.

Убитые чужими руками куда чаще не могли расстаться с миром, чем умершие своей смертью. Они требовали то утешения, то мести, то молили передать последние слова, то тихонько просили хотя бы закопать их по-человечески.

И это не считая тех, кто валялся прямо на улицах. На кладбище они хотя бы были собраны все воедино, и не было лишних глаз. Эйра могла и свечу зажечь, и амулетом побряцать, и поговорить с ними вслух. А на улице это привлекло бы весьма нежелательное внимание.

«Если в городе узнают, что Чёрная Эйра сперва копается с покойниками, а потом этими руками ласкает клиентов, весь “Дом культуры” подожгут: люди ещё не забыли всплески трупных болезней».

Однако, сколь она ни старалась сделать всё, что от неё зависело, некоторые призраки, сперва упросив просто закопать их, после этого заводили ту же песню — и требовали покончить с марготом. Тут уж Эйра ничего поделать не могла.

«Бреза будто подчиняет их, увлекая их этой мыслью, когда они на самом пороге царства Бога Горя. Но некоторым, кто достаточно самостоятелен, удаётся избежать этого».

Когда под ногой оказывалась неожиданная кочка, будто подножка, Эйра тоже разражалась громкой бранью.

— Идиоты! — рявкала она на неупокоенных. — Если я не могу всем помочь, не значит, что надо на меня бросаться!

«Шлюха!» — слышалось возмущение со стороны захоронений бывших схаалитов.

— Мерзавцы, — Эйра не оставалась в долгу. — Всю жизнь носили чёрное и клянчили во имя Бога Горя, а сами же его заветы не послушали и не приняли смерть с радостью и смирением.

«Не проповедуй нам, грязная куртизанка! Не смей поминать его имя!»

Эйра фыркнула и закатила глаза. «Каждый раз, проходя мимо этих, не миную скандала».

«Чтоб тебе спалось дурно и мошки кусали!»

— А вам сырых могил и отхожее место над головой, а не надгробия!

Когда на небе появилась бледная заря, усталая Эйра побрела домой. Однако уже у самого выхода с кладбища, проходя мимо привычной кучи, которая пугала даже её, девушка остановилась: к ней обратился очень тихий, но отчётливо слышный голос.

Как только она переставала чуять запах змееголовника под носом, голоса эти обычно стихали сами собой; но этот, словно блеск последней звезды на рассвете, дотянулся до неё.

«Милая жрица, умоляю тебя, отыщи…»

— Кого? — она остановилась, опершись о черенок.

«Меня… нет, отыщи…»

Эйра терпеливо слушала. Недавно умершие всегда с трудом находили слова, словно на том свете им приходилось учиться говорить заново.

«Моего сына отыщи… меня они не… а его гьеналы… утащили…»

— Куда примерно утащили? — спросила Эйра.

«В лес у Лордских Склепов, в предгорьях… найди, пожалуйста…»

— И что сделать?

Голос вспыхнул всхлипом, но удержался и облёкся в слова.

«Похорони. Отпусти к Схаалу. И я уйду…»

Призраки звучали все похоже — призрачно, неосязаемо, и было не понять, мужчина говорит или женщина, если не знать наверняка. Но Эйре было неважно.

— Хорошо, — вздохнула она. — Я сделаю. Проверю Лордские Склепы следующей ночью.

Но она уже не услышала ответа. Голоса иссякли.

«Действие змееголовника закончилось».

Сил не было, но всё же она решилась обойти жуткий навал мёртвых тел и отыскала те, что уже срослись с землёй. На них влажно блестели те самые грибы кадаврики.

Она вздохнула и сорвала несколько. На вкус они были отвратительны, как подошва от сапога. Но они росли из мёртвой плоти. А значит, это был подарок Бога Горя. Эйра собрала десяток; поворошила остальные, чтобы те осыпались и проросли вновь; и отправилась обратно вверх по тропе.

Обошла, задумчиво рассмотрев, огромные собачьи следы в грязи. Даже приложила руку к одному из них и убедилась, что отпечаток лапы больше её обеих ладоней.

«Гьеналы — горбатые псы-падальщики, бродят тут и выискивают среди тел что-нибудь себе по вкусу», — подумала она. — «Метисы с обычными собаками бегают по городу, но в лесу встречаются огромные экземпляры. Какого размера этот? С лошадь высотой? Жуть».

Хорошо, что дикие гьеналы, непривычные к людям, довольствовались оленьей падалью и не приближались к черте Брезара. В Брезе жили мускусные кабарги — маленькие олени с забавно торчащими вниз клыками. Их было много, как и грызунов, и горных козлов, и даже яков; и, покуда люди не истребили всех травоядных в долине, гьеналы не должны были проявлять слишком ярый интерес к местным жителям.

У поворота дороги она обернулась, чтобы амулетом из ключей и бузины прочертить линию меж собой и кладбищем.

— Ухожу, отгоняя протянутые ваши руки, разрывая с вами всякую связь и оставляя вас позади, — произнесла она. Этому её тоже не учили, но для собственного успокоения она привыкла разделять свою мирскую жизнь и кладбищенскую.

После чего побрела назад в «Дом культуры».

На тёмных улицах было неспокойно. И, когда она шла, за ней увязался какой-то странный тип, что, пошатываясь, следовал за ней от угла к углу.

Эйре это было знакомо. Она сжала рукоять своего орудия — костяного кинжала, старинного подарка, что держала в рукаве во время своих походов — и не боялась, что он догонит её.

Мужчинам от неё было надо одно. Дождавшись, когда они, охваченные похотью, полезут ей под подол рясы, она была готова нанести удар. Это было буднично настолько, что даже не сохранялось в памяти.

Она вернулась уже тогда, когда многие из девушек давно спали. Некоторые, впрочем, оставались у мужчин до утра, поэтому они явились бы позже. Эйра спрятала лопату на заднем дворе, у уборной, потом нагрела себе воды на огне и отмылась в общей ванной. Она тёрла себя мочалкой так сильно, что, иногда заставая её за этим делом, Ехидная смеялась, что она сотрёт с себя всю свою черноту.

Но если чему Эйру и научил схаалитский монастырь, так это тому, что всякий, кто желает жить долго, должен после всяких дел с мертвецами как следует намылиться и руки вытереть джином, иначе это ничем хорошим не закончится.

На следующий день ей пришлось поработать. Сразу после обеда её выбрали своим развлечением двое солдат из банды Зверобоя, известного сторонника Морая. Зверобой прославился тем, что когда-то на охоте у лорда Д’Алонсо помог ему загнать кабана. Но в последний момент нечаянно ударил копьём не по кабану, а по самому лорду. Тот скончался, и Зверобой пустился в бега. Он зарабатывал грабежом и жестоко убивал тех, кто противился ему; за голову его платили целых три тысячи золотых рьотов.

Кто знает, сколько он продержался бы в бегах, не найди он приют в Брезе. В ней он вскоре прославился как бесстрашный воин и стреляный налётчик, который обрёл множество подобных себе сторонников. За минувшие походы они награбили немало золота в плодородных землях Маята, вокруг Арракиса и Хараана.

Поэтому гости Эйры были щедры. Но сколь они ни бахвалились своими победами и не рассказывали Эйре, что таких, как она, девушек, хватали в Маяте прямо на улицах, Эйра лишь молча улыбалась им в ответ — и им не хотелось продолжать о мирском, тянуло на что-то высокое.

— А вот когда мы истоки великой реки Тиванды проходили, — рассказывал один, усатый рыцарь, что одной рукой прижимал её к себе за талию, а второй поднимал кубок. — Там мы видели горы Сакраала.

— Это где? — спросила Эйра с медоточивой улыбкой, которая почему-то пугала мужчин.

Может, они чувствовали, что этот мёд полон яда.

— Река Тиванда — это крупнейшая река Рэйки, что через дождевые леса ведёт к самому южному морю, — сказал второй важно. Он сидел, голый, и на его плечах были видны едва затянувшиеся шрамы. — За семьдесят лиг от моря находится Мелиной — столица, где восседает диатр с короной на своей седой башке. А выше по течению — истоки, в том числе Слезливая, река, что проистекает из нашей Долины Смерти.

— Где горы Сакраала, — уточнила свой вопрос Эйра с нежной иронией в голосе. Она умела быть снисходительной.

— А-а, ну да, — подхватил первый, с усами. — Горы Сакраала ещё лиг пятьдесят от Мелиноя вверх по течению. Огромные — поднимаются в самые облака! — и там спит Сакраал. Он сын Мив-Шар, лётного супруга королевы Лорны. Подумать только, вот была королева! Лорна, дура, распустила всех драконов, чуть не погубила всю Рэйку; а Моргемона толковее оказалась и развела их как следует.

Второго, однако, больше интересовали не женщины у власти, а непосредственно крылатые хищники:

— Сакраал с драконом Моргемоны, Мордепалом, завёл обширное потомство. Но, когда Мордепал убился в драке с Ксахром, Сакраал впал в уныние и залёг в горах. Он и сам как гора — огромен, золотая шкура выцвела на солнце, и он стал белоснежным.