Следователь по особо секретным делам

4

Лара понимала: скомандовать «Горло!» немецкой овчарке в реальном мире – то же самое, что выстрелить во врага из пистолета в упор. Да что там – из пистолета! Такие собаки, если их натренировать, становятся летальным оружием почище огнестрельного. И не исключено, что даже в пространстве неприкаянных душ отданная инженером Хомяковым команда возымела бы действие. Ведь пес, который атаковал человека с веревкой, обладал одинаковой с ним природой: представлял собой изгнанника из мира живых. Дик прыгнул, ударяя передними лапами в грудь веревочника – того, кто раз за разом набрасывал петлю на Лару. И сбил его с ног, а в следующий миг наверняка сомкнул бы челюсти у него на горле. Однако кое-кто в призрачной Москве оказался быстрее и ловчее, чем немецкая овчарка.

Мальчишка лет четырнадцати, по виду – беспризорник революционных времен, стоял от места действия в одном шаге. И сжимал в руках большую пустую корзину, сплетенную из ивовых прутьев. Её-то он в один миг и набросил, держа одной рукой за ручку, на морду псу. Сделал из своей корзинки подобие примитивного намордника.

По инерции пес врезался головой в горло веревочника. Но, разумеется, никакого вреда тому не причинил.

– Дик, назад! – крикнула Лара. – Назад!

Она надеялась, что пес сумеет выпростать голову из корзины, если чуть отступит. Но призрачный беспризорник уже набросил на корзину какой-то сермяжный пояс и стянул его на задней части песьей головы, прочно фиксируя намордник из прутьев. Дик принялся злобно мотать башкой, пытаясь сбросить с себя корзинку. Однако мальчишка держал её крепко – тянул на себя изо всех сил. И призрак с веревочной петлей почти мгновенно вскочил на ноги, опять ринулся к Ларе.

– Ты! – Инженер Хомяков заступил ему дорогу. – Отстань от неё! Что она тебе сделала?

Но веревочник оттолкнул его с такой легкостью, словно тот весил не больше годовалого ребенка.

Лара поняла: сейчас негодяй снова начнет её душить. И заозиралась по сторонам – пытаясь выискать хоть кого-то, кто мог бы прийти к ней на помощь. Но все эти призраки – блеклые, с недовольными, испитыми или искаженными болью лицами – были ей не помощники. И даже дух Михаила Андреевича Достоевского куда-то запропал.