Последний враг

Голос из прошлого

— Что там, Падма?

Гарри на ходу снимал верхнюю мантию, другой рукой принимая папку с материалами по делу и раскрывая на первой странице.

— Нападение на магловскую школу. Шестьдесят убитых, более сорока раненых. Преступника удалось схватить на месте, но…

Детектив-инспектор Падма Патил была крепким орешком, и её карьера в Отделе убийств красноречиво об этом свидетельствовала. Не слишком приятно признавать, но, если бы не былые заслуги Гарри, старшим детективом-инспектором стала бы мисс Патил, а вовсе не он. Собранная и уверенная, Падма умела молниеносно принимать решения. Её было сложно удивить. Поэтому, заслышав в голосе напарницы нотки сомнения, Гарри удивлённо вскинул голову:

— Но — что?

— Ему всего десять лет. Эдакий светловолосый херувим… — Падма нервно провела рукой по волосам и упёрла основание ладони в переносицу, отчаянно мотая головой, словно в надежде отменить сказанное. — Ему в Хогвартс только через год, Гарри! Пробрался в чужую школу под видом ученика, запер двери… И убил всех. Авадой.

Падму заметно трясло. Она выглядела хрупкой и почти юной, и Гарри очень хотелось её утешить — хотя бы погладить по спине, — но он сдержался: когда она придёт в себя, то не простит такого удара по самолюбию.

— Авадой? — переспросил он, открывая дело на отчёте судмедэкспертов. — Откуда тогда раненые? А, вижу: травмы во время бегства. Где он сейчас?

— В допросной, — сухо уронила Падма. — Его полагается допрашивать в присутствии родителей, либо кого-то из соцслужб. Я выбрала второе.

— Молодец, — похвалил Гарри. Действительно, только родителей юного чудовища ему не хватало. Сказать по правде, до сих пор старшего детектива-инспектора Поттера волновал не столько сам факт того, что десятилетний ребёнок на такое решился, сколько чисто технический аспект: как? Большинство в его возрасте даже люмос вызвать не умеют. — Тогда я к нему.

* * *

Кресло для допросов не было рассчитано на столь маленький рост обвиняемого. Ремни криво и косо опоясывали худое тело мальчика, а его ноги даже не доставали до земли. Полускрытый ворохом ремней он казался скорее жертвой, чем преступником.

Действительно, «херувим»: золотистые волосы, прозрачные голубые глаза, нежная кожа. Гарри невольно вспомнил Альбуса в этом возрасте: та же мечтательная хрупкость, намекавшая, что он никогда не будет силачом, но обещавшая талант нравиться людям.

Женщина из соцзащиты сидела в дальнем углу комнаты и явно нервничала, не вполне понимая, какова её роль в допросе. Гарри было не до неё. В сущности, её присутствие было всего лишь формальностью, уступкой новым законам.

Гарри сел напротив мальчика (согласно документам, его звали Лоуренсом), сцепив руки в замок.

— Допрос начался в 16:30 по лондонскому времени. Присутствуют: старший детектив-инспектор Поттер, представитель социальных служб Мириам Джонс, — Гарри повернулся к Лоуренсу. — Итак? Не хочешь сказать, зачем это сделал?

«Херувим» медленно поднял на Гарри взгляд. Запрокинул голову. И расхохотался. Обычный детский смех, чуть неестественный — как если ребёнка щекочут, — но когда Лоуренс резко оборвал хохот и уставился прямо на Гарри, тот против ожидания почувствовал тревогу. Что-то было не так с этим кристально чистым взглядом. Что-то взрослое, пристальное и злое отражалось в зрачках.

— Ты совсем не поумнел за эти годы, Гарри. Из тебя вышел «прекрасный» аврор. Мечта любого преступника. Зачем? Это весело.

Он подался вперёд, так что ремни натянулись, глубоко врезаясь в кожу. На лбу Лоуренса выступили бисерные капли пота. Гарри и бровью не повёл. Итак, мы сразу приступили к фазе номер три. Обычно вначале преступник молчит. Потом всё отрицает. И только потом начинает оскорблять следователя: в ход идут предположения о сексуальной несостоятельности и ориентации, жалобы на жестокость, обвинения в некомпетентности. Лоуренс выбрал последний вариант. Фаза три плюс накат в стиле «ты слабак» — нестандартная комбинация для мальчишки, попавшего в участок первый раз в жизни… Обычно так себя ведут матёрые рецидивисты. Но чего в жизни не бывает.

Гарри усмехнулся и откинулся на спинку стула.

— Весело? Что ж, признание у нас есть. И даже мотив какой-никакой. Больше мне от тебя ничего не надо. До совершеннолетия посидишь в Азкабане, потом — дементор.

Гарри встал, делая вид, что собирается уходить. Если мальчишка не просто сошёл с ума, а действовал под воздействием убеждений — секты в последние годы появлялись как грибы, — он будет говорить. Проповедовать. Стать мучеником за идею. Что угодно, но не быть скучным случаем, закрытым за пять минут.

И эффект превзошёл ожидания: Лоуренс буквально зашипел от ярости.

— Не особенно надейся на успех, Мальчик-которому-слишком-долго-везло! До совершеннолетия мне ещё семь лет. Кто знает, что может произойти…

Он снова усмехнулся, но торжества в его улыбке уже не было. А вот тщательно скрываемый страх чувствовался.

— Вижу, ты не особенно веришь, что твои друзья тебя вытащат, — наугад бросил Гарри. — Кто ты для них — пешка.

— Ты ничего о них не знаешь!!!

На сей раз тонкому мальчишескому дисканту удалось даже заглушить голос Гарри. Казалось, стены вибрируют от его визга. Соцработница, судя по всему, боялась не только двинуться, но даже вздохнуть.

«Итак, его действительно завербовали. Добровольно, без всяких заклинаний, — размышлял Гарри. — Потому что следов конфудуса и империуса врачи не нашли». И продолжил всё так же спокойно:

— Расскажи.

— Нет, — Лоуренс замотал головой так, словно хотел её оторвать. — Не поймаешь. Я слишком долго ждал, чтобы… — он оборвал сам себя и повторил: — Нет.

— Тебе просто нечего сказать, — безыскусно подначил Поттер. Чудовище или нет, Лоуренс был лишь десятилетним мальчишкой. Если даже взрослых головорезов можно иногда взять «на слабо», то с ребёнком и подавно прокатит. — Поэтому хватит тратить моё время. Посмотрим, что ты запоёшь через семь лет, когда никто не придёт.

Лоуренс дёрнулся так, что едва не задушил себя ремнём.

— Единственное, о чём я жалею, что не начал с тебя! Я так мечтал посмотреть, как тебе понравится Круцио… От империуса ты кайфовал… Помню твои мысли: «Зачем сопротивляться? Всё и так хорошо». Возможно, тебя удивит, Гарри, но большинство людей империус не выносит. Он похож на… — Лоуренс сладко улыбнулся, — изнасилование. Когда мысленно кричишь и вырываешься, но ничего не можешь сделать. День за днём, год за годом, — он нервно облизал сухие губы. — Ты живёшь только мыслями о мести. Ищешь любую лазейку. Вот что такое империус, — он сглотнул, переводя дух, и снова широко улыбнулся. — А тебе нравилось, Гарри. Что же ты за человек такой? Мазохист… Извращенец… — казалось, он пробует каждое слово на вкус. — Жертва?

До сих пор Гарри был уверен, что фраза о поднявшихся дыбом волосах — лишь художественное преувеличение, но сейчас мог бы поклясться, что волосы на его затылке не просто встали дыбом, а ещё и зашевелились. Он наклонился к микрофону:

— Допрос закончен в 16:50.

Собственный голос показался хриплым и надтреснутым, как у старого ворона. Гарри рывком встал со стула и, не оборачиваясь, вышел в дверь. Следом выскользнула соцработница, но Гарри её даже не заметил. Пошатываясь будто пьяный и держась рукой за стену, он кое-как добрёл до мужского туалета и пустил в раковине ледяную воду. Умывался, пока скулы не заломило от холода. Тяжело опёрся на край раковины, исподлобья глядя на своё отражение.

— Этого не может быть, — тихо пробормотал он, чувствуя, что голос предательски дрожит. — Не может.

* * *

На выходе из туалета его поймала Падма.

— Гарри, что за ерунда? Джонс сказала, что парень подвергался сексуальному насилию. Это правда? Тогда надо вызвать его родителей и…

— Это Барти Крауч-младший, — перебил её Гарри.

— Что? — на лице Падмы отразилось недоумение.

— Барти Крауч, — повторил он.

— Но он же умер, разве нет? В девяносто пятом…

— Вот именно, — через силу разлепил губы Гарри. Казалось, каждое слово весило несколько стоунов. — Умер. Но этот мальчик — Барти.

— Ты уверен?

Патил смотрела на него с беспокойством, но предельно серьёзно, подавая сигнал, что готова поверить, если только он сам себе верит. Это было удивительно много: практически любой другой аврор уже звонил бы в Мунго.

— Да, — коротко ответил Гарри.

— Мальчик — его... крестраж? — карие глаза Падмы расширились от ужаса.

Гарри только покачал головой. Он медленно успокаивался, и мысли приходили в порядок:

— Нет. Лоуренсу всего десять, а Крауч умер тридцать три года назад. Но мальчик мог контактировать с крестражем. Осколок души, заключённый в предмет, может влиять на человека и заставлять его делать… всё, что угодно.

Падма поняла его без слов:

— Я за ордером на обыск!

— Я с тобой. Заодно допросим родителей.