Бронзовая Жница

Она могла думать о чём угодно, ведь теперь ей не приходилось топить ноги в нечистотах и прятать взгляд от странных дельцов — её вёз меч Мора. Хотя он не раз намекнул ей, что маргот обо всём узнает.

— Он и без того осведомлён, что его шлюха схаалитка, — заверила солдата Эйра. Теперь она чувствовала себя вправе потрудиться для Трепетной — и не собиралась юлить и оправдываться, когда речь шла о её призвании.

Они остановились. Эйра сошла с двуколки так, чтобы миновать вонючую грязь и попасть сразу на порог лавки старьёвщика.

Милый старик, будто вросший в шкуру красного волка, которую носил, с виду торговал подержанным барахлом. Дырявые ботинки, побитые зеркала, прохудившиеся фляги и съеденные молью простыни всё равно были нужны в перенаселённом, постоянно растущем Брезаре. Но на деле, увидев знакомую Чёрную Эйру, старый хрыч тут же приоткрыл свой подпол. И полез туда, где у него хранились яды, пугающего происхождения вытяжки, кости, заспиртованные конечности и множество других подобных мерзостей. Он без лишних слов вынес девушке змееголовника и серых свеч.

— От змееголовника пахнет чем-то другим, чуть ли не трупным ядом, — нахмурилась Эйра. — Принеси мне тот, который ты ни с чем рядом не хранил.

— Ну я ж не травник, дорогуша, — ухмыльнулся дед. Прозвище у него было характерное: Секрет. — Я предприниматель.

— Отыщи, у тебя точно есть, — настояла Эйра.

Секрет заворчал, но снова слез в подпол. А Эйра осмотрелась в его лавке и нашла нечто любопытное на одной из полок: сушёный свёрток, будто высохший опарыш — с калач размером. Когда старик вылез обратно, держа в руке новый пучок травы, она спросила:

— Что это за… личинка какого-то жука?

— Э, — фыркнул Секрет. — Чёрная и не знаешь? Ильмия из Источника Истины.

Эйра с недоумением поглядела на заурядное существо. Она таких выкапывала иногда из земли — ну или, по крайней мере, похожих. Однако в свёрнутом виде ни одна из них не была так огромна, как целая ладонь.

— Я никогда не была на родине матери, — скрывая странную неловкость от этой мысли, ответила Эйра. — И про Источник Истины не слышала.

— Это место вблизи туманных гор — родник, что, по местному поверью, исторгается из горла какого-то их бога, — разъяснил Секрет. — Лечит болезни души.

«Болезнь души — любая болезнь, от которой нет лекарств».

— Стало быть, в нём купаются прокажённые и чумные, жаберные и чахоточные?

— Полная река больных, — подтвердил старик и облокотился на край своей стойки. — Как говорит мой поставщик, во всяком случае. Сам я в такой дали не был — поди ж доберись туда теперь, когда по всей Цсолтиге бушуют разбойники да барракийцы. Чтобы доехать до Источника, говорят, не один день в пустыне провести нужно, и сдохнуть по пути немудрено. Но мне дюжину ильмий привезли специально. Есть умельцы, что вытащат этих скользких крошек из Источника, покуда местные жрецы не видят, и высушат их, и привезут к нам. Эти ильмии всю жизнь в живой воде плавали… Больным талисманом служат, а то и призраков к себе приманивают — оставленные за чертой души так и тянутся к капельке истинно живого.

Эйра видела, что старик не шибко верит в то, что ей рассказывает. Но внутри кольнуло осторожным любопытством.

«Цсолтига — край моих предков, жестокого солнца и опасных хищников. Земля вуду и магии души. Не их ли наследие сделало меня столь способной к служению Богу Горя?»

— Не думаю, что призракам есть дело до сушёной личинки, — с напускным равнодушием заметила она. — Но я бы взяла, авось будет иметь какой-то толк.

— Ты цену-то не сбивай! — заявил Секрет. — На ильмий всегда покупатели находятся, да с тугими кошельками. Даже богатые плачут, когда у них помрёт кто. И иногда приходят взять целый десяток — чтобы живого спасти, либо чтобы у мёртвого секрет наследства выведать.

«Так вот что это за народные способы общаться с неупокоенными, о которых судачили в Астре и на Аратинге», — дошло до Эйры. — «Однако ж такую ильмию не раздобудешь на рынке, особенно где отслеживают контрабанду. Поэтому мне ни разу не довелось попробовать».

— Ладно, говори цену, — вздохнула девушка. Разве она могла устоять?

— Пять золотых, дорогуша.

«Да это цена целой шлюшьей жизни!» — возмутилась про себя Эйра. Однако ей ли было считать деньги, коль они давались ей даром? Поэтому она сжала губы, но отсчитала пять золотых монет и оставила их на стойке. Тогда Секрет сунул ей сушёную ильмию, ребристую и светло-серую, похожую то ли на свёрнутую пиявку, то ли и впрямь на личинку. У существа было два мутных глаза, посаженных спереди, как у брезарских коз. И выглядело оно и впрямь как-то потусторонне, мистически.

Как и всё, что так или иначе долетало в Рэйку из Цсолтиги.

«Если эта ильмия и впрямь работает, я могу передать её Коди. Но мне не хочется подвергать подругу опасности. Чаровство Цсолтиги сильно, однако непредсказуемо. Хорошо бы сперва испытать самой; но как, если я и без того слышу мёртвых?…»

Своё приобретение Эйра положила вместе с пучком травы на сиденье двуколки. И откинулась на спинку.

Она решила оставить мысли об ильмии на потом.

— Едем за город, — велела она мечу Мора. — Туда, где можжевельники.

— Это где собирают можжевеловые ягоды для джина?

«Ягоды!» — вспомнила Эйра. То была немаловажная деталь картины, описанной гостем борделя.

— Да, туда, — попросила она. — Я думаю, это место, которое мне нужно.

Им предстояло полчаса по ухабистой дороге, и конь постоянно фыркал, натыкаясь на мёртвое вороньё под ногами.

«Птиц скосила какая-то болезнь, их на каждой улице валяется столько, будто градом посбивало».

— Жрица? — её неприветный попутчик вдруг подал голос. Она подняла на него глаза и ответила вопросительным взглядом. — Я за тобой второй день эскортом хожу. И вижу, что ты говоришь сама с собой, всё чьи-то кости складываешь-перекладываешь. Ты что же делаешь — колдуешь?

— Вовсе нет, сэр. Я лишь исполняю то, для чего живу в этом мире. Помогаю тем, кого никто не слышит, кроме меня.

Солдат покосился на неё недоверчиво. И пробормотал:

— Это же какое-то жуткое чаровство. Даже у мёртвых тайны для маргота вытрясаешь? Он нынче уже и такой мерзости, как чернокнижие, благоволит?

— О нет, уверяю вас, маргота мёртвые совсем не интересуют.

«Хотя это и странно, но он никогда не просил меня о подобном. Он отправляет людей на смерть так, будто это черта, которая навсегда отделяет его от них — и забывает о них».

Её вооружённый возница продолжал качать головой. Он не очень понимал, что она делает. Но он выполнял приказ Морая и возил Эйру туда, куда та просила, и копал для неё ямы.

За городом дышалось легче. Тепло земли, устланной покрывалом иголок, поднималось до самых крон. Они объехали несколько можжевеловых рощ, где трудились собиратели фиолетовых шишкоягод. Но безрезультатно. Лишь затем, когда они остановились передохнуть у одной из тисовых опушек, Эйра решила вылезти и пройтись — и интуиция защекотала её нутро.

Она убедилась, что сопровождающий не видит её, и разожгла свою свечу.

— Несчастное любящее сердце, Мирая, Трепетная, — произнесла она шёпотом прямо в огонёк свечи. — Я пришла тебя искать. Ответь мне.

«Можно было бы взять с собой ильмию», — подумалось ей. — «Но лучше уж я оставлю эту штуку на потом. Нынче я без амулета, и нужно быть настороже, чтобы не сделать лишнего».

Крошечное пламя, вздрагивая от её дыхания, потянулось вперёд. Эйра сощурилась. И приметила можжевельники, до которых ещё не добрались сборщики: их ветки были усыпаны тёмными ягодами.

Это было тихое, практически могильное место. Она поджала губы и осмотрелась, боясь — и одновременно ожидая — увидеть то, зачем явилась. Затем набралась смелости и потёрла листья змееголовника у себя под носом.

И услышала.

«Жница, ты пришла. Ну хоть кто-то», — прозвенел одинокий обиженный голосок.

— Трепетная, — тихо произнесла Эйра и поджала губы. Ком встал в горле от этой встречи.

Ведь если б она была жива, они бы не говорили здесь.

«Да, видишь, я уже и не думала. Что за издевательство! Я сижу тут, под дверью “Такелажника”, и хоть бы кто… А Шад так вообще… ты слышала? Ты слышала, он Печальную увёз вместо меня? Как будто меня и нет».

Эйра часто заморгала, страшась того, что слышит. Трепетная не понимала до конца своего положения; это было тяжелее всего.

Она медленно пошла вдоль можжевельников, сквозь игольчатые лапы ища тело пропавшей девушки.

Хотя ей очень не хотелось его найти.

«Я жду и жду. Хотя чего жду? По-моему, это уже просто издевательство, скажи, Жница?»

— Да, дорогая, — отвечала Эйра. — Он ветреный, тебя не стоит. Ты найдёшь себе куда лучше. Настоящего рыцаря.

«Да о чём ты, Жница… хотя, говорят, тебя маргот у себя привечает. И как он, правда со шлюхами ласков?»

«Странно», — задумалась Эйра. — «Трепетная уехала ещё до того, как меня позвали к Мораю. И не могла знать решение Шада. Значит, она ждёт здесь, будто это крыльцо “Такелажника” и слушает то, что долетает до неё… и не понимает, что с ней. Времени для покойников нет, потребностей тоже; всё в их мире делается размазанным и относительным, и она воспринимает лишь то, что хочет. Или к чему привыкла».

— Он — да, — признала она.

«Жестокий человек. И великий. И… вот ещё что…» — её голос стал стихать. Эйра потёрла зубчатый листок змееголовника под носом и воскликнула взволнованно:

— Трепетная! Трепетная?

«Да-да. Я подумала… я подумала… ты, конечно, права. Грустно, но надо бросать о нём переживать», — и трава прошелестела рядом, словно призрак девушки подошёл к ней. На мгновение показалось, что щёку лизнул холодок её руки.

— Точно, — согласилась Эйра. И взмолилась про себя: «Хоть бы этого ей хватило, чтобы уйти. Хоть бы не пришлось объяснять!» — Ну его к чёрту, дорогая. Он не заслуживает того, чтобы о нём вспоминать.

«Да! Да!» — восторженно отозвался её звенящий голос. — «Ты права. Хватит мучиться по тому, кому нет до тебя дела».

— Точно!

«Мучиться приходится из-за того, кто мучает. Я-то уйду, но ты, Жница, помни. Есть один человек, который должен умереть».

Эйра застыла.

«Маргот. Убей маргота, Эйра, и я уйду».

«Да что с ней?!» — ужаснулась Эйра и отскочила от можжевеловых кустов.

— Ты с тиса рухнула, Трепетная? — выпалила она. — Ну тебе-то чего сдался маргот?!

«Убей его, Жница, убей! Только так! Только это поможет!» — голос Трепетной в считанные секунды усилился, превратился в раскаты грома в её черепе. Хор незнакомцев, прежде едва слышных, присоединился к ней. Они усиливали друг друга, ревели в голове, разрывая Эйре сознание.

И у неё не было при себе амулета из железных ключей и бузины. Она не могла выпить поганого зелья и пером отсечь Трепетную от этого поветрия.

Она бросилась наутёк, отмахиваясь от них, от роя кровожадных мух.

— Хватит! Отстаньте! — кричала она на бегу. — Уйдите!

В голове звенело. Она споткнулась о корягу и упала на тисовый перегной. Шум стал невыносимым. Крики долбились ей в виски, проламывали путь в её разум, терзали её, как когтями. Пытались пожрать, как короля Лехоя.

Её руку схватила чужая рука — не призрачная, живая. Эйра вскинула голову — и увидела своего возницу, меча Мора.