Бронзовая Жница

Её большие пальцы погладили его по обе стороны от носа, и она склонила голову к своему плечу, любуясь им.

«Тоскующих нет», — повторил Морай мысленно. — «Смерть подводит черту. Обрубает затянувшиеся узлы. Делает легче тогда, когда становится невыносимо. Она права».

Он уткнулся лбом в её лоб и вновь почувствовал себя спокойно.

— Ты и есть мой Схаал, — промолвил он.

И чувства всколыхнулись в ней. Что более нежное он мог сказать ей, чем это? Морай без труда уловил трепетный блеск в её глазах.

Живая жрица прежде всего всё равно оставалась женщиной. Как бы она ни воспевала смерть, он отчётливо видел: в жизни ей есть, чего хотеть.

Поэтому он погладил её по овалу прекрасного чёрного лица, провёл по ключицам.

— Холодная, — прошептал он. — Почему не носишь накидку с мехом, что я тебе подарил?

Она отвела взгляд, и он сдвинул брови.

«Сэр Бакс докладывал мне».

— Раздала другим шлюхам, — с недовольством протянул Морай. — Это неуважение.

— Нет, Морай, — с волнением, но непоколебимо ответила схаалитка и посмотрела на него тёмными, как два новолуния, глазами. — Я просто не понимаю одежду. Она может быть удобной, может быть красивой, но для меня она…

— …да-да, лишь временное укрытие бренного тела, — проворчал маргот и притянул к себе её лицо. — Я велю для тебя сделать плащ из вороньих перьев, и будешь ходить вот такая… и убеждать меня, что тебя это ничуть не смущает.

Она была так невозмутима, что он засмеялся и поцеловал её. А затем притянул к себе её бёдра, чтобы она ощутила сквозь одежду его нарастающее возбуждение.

— Думаю, если ты дашь мне слово, что разгорячишься слишком сильно, мы наконец возляжем вместе снова, — шепнул он.

— И зачем, если мне нельзя будет даже напрячь живот? — протянула Эйра. — Почему не позовёшь ту, которая может? Я могу посоветовать одну девушку, она бы с…

— Не хочу, — он вновь поцеловал её. И с упоением провёл руками по контуру её талии. Едва удержался от щекотки.

— Значит, ты будешь стараться, а я буду получать удовольствие, — подвела черту схаалитка. — Получается, кто из нас…

— Полегче, — осадил её Морай. — Ну не до такой же степени.

Она смолкла, а он усмехнулся и вновь погладил её по щеке. Он хотел сказать «пошли», но заметил, что девушка отвлеклась и вновь перевела взгляд куда-то вверх особняка.

Под серым небом, в котором реяли вороны, Покой казался цитаделью мрака, невзирая на красивую отделку. Как бы Морай ни корпел над своим жилищем, с каждым годом оно всё больше походило на логово Скары. Удобное, устойчивое, утеплённое, но внутри — необжитое, полное хлама и свидетельств минувших побед.

— Можно только один вопрос? — как бы невзначай поинтересовалась Эйра.

«Знаю я твои вопросы».

— Только один.

— А что вон там? Вон та комната, за окном, которое закрыто ставнями?

Он проследил за её пальцем и ответил:

— Это покои моей матери. Она живёт там взаперти.

— Уверен?

— Уверен; она не выходит. Погоди; уверен ли я, что она живёт? — Морай сдвинул свои крутые брови. — Ну, я иногда слышу её вопли, когда Мальтара или кто-нибудь ещё пытается приблизиться к её двери.

И тут ему стало любопытно. Он был слишком циничен в отношении богов и потустороннего, чтобы бояться; но возможность посмотреть на жрицу в работе заинтересовала его.

— Думаешь, это призрак орёт? Давай проверим.

«Она моя куртизанка, но я уже забыл, когда в последний раз с ней спал. Что ни день, то какие-то фокусы».

Однако он решил, что они вернутся к этому чуть позже — сразу после того, как выяснят, что там с леди Вельвелой. «Это же не повредит моему страстному запалу», — думал он.

И напрасно.

Когда они явились в вонючий тупик, на них из-за двери сразу же обрушились визг и ругань. Эйра, не поморщившись, уверенно подошла и поскреблась внутрь.

— Нужно открыть, — сказала она.

— Исчезните! Уйдите прочь!! — верещала затворница, будто одержимая.

Морай подошёл, посмотрел в щель. Увидел засов. Он просунул кинжал и поддел его; но дверь не поддалась, ибо была заперта ещё и на замок.

А то и парочку.

— Подожди, — велел он Эйре. — Отойди. Мать, замолкни!

И плечом ломанулся в дверь. Та была довольно крепка, но всё же не чета тем новым и красивым, что имелись в центральном крыле. Она состояла из сбитых между собой досок. Поэтому Морай подобрался, выдохнул — и с треском вынес часть досок внутрь.

Ему в лицо тут же кинулся ворон матери, Краль. С громкими воплями:

— Ублюдки! Грабят! Насилуют!! — чёрная птица полетела прочь по коридору.

А внутри, в вони и многолетней грязи, обнаружился истлевший и подчищенный пернатым хищником скелет. От него даже не несло разложением: вся вонь исходила от гор птичьего помёта по углам и стульям.

Впрочем, окно было приоткрыто изнутри, и Краль явно умудрялся вылетать через щель внизу ставен. Возвращался лишь потому, что здесь горничная каждый день приносила еду и просовывала её под дверь.

Даже Мораю при виде истлевшего трупа стало неприятно.

«Значит, всё это время орал ворон; непонятно даже, как давно она умерла и отчего», — подумал он в некоторой растерянности.

Он отвёл взгляд и хмуро посмотрел на свою подругу.

— Ну и как? — спросил он. — Старая кошелка говорит тебе что-нибудь?

— Угу… — протянула Эйра и потёрла лоб. — Так, надо бы мою сумку…

— Что говорит-то?

Эйра кинула на него быстрый взгляд.

— Убить меня просит? — угадал Морай. — Передай ей, что надо было раньше это делать! Когда она ещё не превратилась в засранные птицей кости. И брось это! Слуги соберут то, что от неё осталось; не ты.

Он протянул руку, чтобы увлечь её прочь, в свою бархатную спальню, подальше от этой мерзости. Но Эйра ловко вывернулась и посмотрела на него серьёзно.

— Морай, — прошептала она. — Здесь есть нечто непростое… закономерное. Я должна взять свои принадлежности и провести небольшой ритуал.

Маргот смерил взглядом покрытые грязью останки и буркнул:

— Ладно, дорогуша. Проводи. Но я буду смотреть. Я хочу видеть, на что это похоже.

И он вышел, чтобы велеть принести её сумку.

Эйра не просто так ощущала дрожь во всём теле. Душа вилась вокруг неё, кричала и стонала пуще ворона, и она чувствовала, что шагнула в сильнейший поток… желаний? Просьб? Слов?

Ей не давало покоя то, что устами мертвецов сам Схаал мог доносить ей свою волю. И сейчас она твёрдо вознамерилась прояснить это для себя. Когда ей принесли сумку, она сосредоточилась на том, что привыкла делать. Зажгла свечу из человеческого жира и поставила её на стол; вооружилась амулетом; ещё растёрла под носом змееголовника, чтобы прохладный сладковатый запах проник в разум; и на всякий случай подумала, какое ей может потребоваться перо.

Стервятника — для изгнания того, что лежало столь долго, что уже ничего не осталось? Враново — уйти от мирского? Она не могла знать заранее.

«Если придётся пить поганое зелье, надо будет решить», — подумала она и скосила глаз на Морая. Тот прислонился к косяку двери и скрестил руки на груди. Он смотрел на неё с интересом; для него это было лишь представление.

Но Эйре это не мешало.

«Раньше у меня никогда не было зрителей, но это неважно».

Она сосредоточилась на омерзительно обляпанных останках. Взглянула в пустые глазницы. Вызвала из своего разума собирательный образ маргасы-матери, что жила здесь когда-то и провела последние дни в тягостном одиночестве.

Cреди шепотов и шелестов загробного мира она распознала её голос.

«Жрица…» — он был слабым и столь печальным, что похолодело в сердце. — «Жрица…»

Огонёк свечи повело вправо и вправо. Дымок коснулся ноздрей Эйры. Она прикрыла глаза, чтобы меньше таращиться на отвратительное убранство тесной комнатушки.

— Я здесь, маргаса, — произнесла она отчётливо. — Я слышу вас.

Шуршание пальцев Морая по дереву она тоже услышала. Но пока он не женился, титул маргасы так и оставался у его матери — ему нечего было возразить.

«Жрица, ты помогла моим мальчикам…» — исчезая, надрываясь и возвращаясь вновь, проговорила почившая дама. Незримая, она почти совсем не ощущалась в комнате. Её голос едва можно было отличить от поющего кузнечиками бриза. — «Достала их из-под завала, чего мы так и не сделали…»

«Услать их прочь было трудно», — вспомнила Эйра. — «Они накинулись на меня вдвоём, визжа и требуя убить не только Морая, но и Вранга с Мальтарой. Мне пришлось изгонять их пером ворона».

— Это мой долг, маргаса, — произнесла она мягко. — Я помогу и вам. Скажите, что вас держит.

Повисла тишина. Шуршание тисов за окном с минуту держало Эйру в напряжении. Но ответ всё же раздался.

«Да, я хочу сказать… поза… позаботься о…»

Эйра покосилась себе через плечо. Морай продолжал внимательно наблюдать за ней своими просветлевшими глазами, в которых угадывалась рубиновая краснота.

«Позаботься в Крале, моём вороне».

Эйра удивлённо подняла брови.

— Хорошо, — ответила она, скрывая своё смятение. Она ожидала услышать имя Мальтары или даже Морая. — И… вы уйдёте?

«Нет, есть ещё кое-что…», — прозвучало почти перед самым лицом, отчётливее, ощутимее. Эйра приготовилась. — «Есть… это же Мор… Морай с тобою, да? Да… ох, жрица… помню про него, что у него зубы резались… по четыре… у остальных, понимаешь, постепенно, а у него сразу по четыре, и он от боли головой об пол бился… и… и…»

Эйра подобралась и сжала края своих рукавов. Мельком посмотрела на свечу.

Та вдруг дёрнулась влево.

«…и этого было мало. Он должен был убиться, убиться до конца!» — и робкий шёпот превратился взвизг, от которого жрица вздрогнула. — «Он умрёт — и я уйду! Он умрёт — так надо!»

Она выкрикнула эти слова ей в лицо, взъерошив ей волосы ледяным ветром. Эйра отпрянула назад. И лопатками упёрлась в мягкие руки маргота.

— Я здесь, — прозвучал над ухом его натянутый как струна голос.

«Здесь», — повторила себе Эйра, ощущая, как вихрь разгневанных душ нарастает. — «Это наш мир. Вы уже мертвы».

Сердце заколотилось. Хотелось уйти отсюда в тёплую постель.

Но свеча подрагивала, уводя огонь влево, и Эйра понимала: это не души. Это говорит нечто большее среди них.

Говорит сам Схаал.

Она зажмурилась и прижала ладони к лицу. Так стало только хуже. Рёв усиливался, грозя вновь зазвенеть у неё в черепе. И она поняла, что надо действовать.

Она вытащила амулет из железных ключей на бузинной палочке. Ключи были её спасением уже столько лет! Железо — металл, что расчёркивал призрачные связи. Раньше она носила при себе просто так. Но потом добавила бузинную веточку, полагаясь лишь на слух о том, что бузина служит защитой от тёмных намерений. Поскольку на неё удалось нанизать сразу несколько ключей, амулет стал ещё сильнее.

Но когда он дрожал, как сейчас, и накалялся в её руках, она начинала опасаться, что когда-нибудь он не выдержит.

— Прочь! — выкрикнула она, взмахнув связкой ключей. И самые громкие голоса оборвались сию же секунду. Но кровь стучала в висках, и жрица не собиралась отступаться.

Было у неё основное правило, главный нерушимый принцип всякого схаалита.

Увидел — помоги.

Если она уже узнала о душе, извлекла её из общего потока, она должна была разрешить её судьбу — точно так же, как и всякий схаалит, что увидел кости на обочине, должен был предать их земле.