Счастье — это теплый звездолет

Тень скользнула у его ног: самый большой лунопес подошел совсем близко и мечтательно тянул носом воздух. «Привет», — сказал Джекко. Некоторые лунопсы немножко разговаривают. Этот только широко открыл глаза и ничего не ответил.

Джекко огляделся, вытирая рот. Одежда уже почти высохла на солнце. С трех сторон сад окружали аркады, с четвертой торчала потресканная каменная башня без крыши. Немаленькое такое место, как его ни назови. Джекко вошел под тень ближайшей аркады, где валялось множество разобранных или недособранных предметов: инструментов, емкостей, не пойми чего. Ее «работа»? Во всем ощущалась какая-то деловитая жизнь. Джекко сообразил, что за год путешествия входил только в брошенные дома. Этот был настоящий, обжитой. Неприбранный. Гудящий, как улей. Джекко свернул в прохладный коридор, пошел, заглядывая в комнаты, где тоже грудами лежали вещи. В одной на кровати поверх кучи тряпок спали трое белых животных. Джекко не знал, кто они такие. Когда он заглянул, животные, не просыпаясь, развернули к нему уши, похожие на большие светлые раковины.

Он двинулся на странные дробные звуки и оказался в другом дворе, где прогуливались толстые белые птицы с дергающимися головами. «Куры!» — решил Джекко, радуясь бессмысленному разнообразию этого места. Из двора он вошел в большую комнату окнами на море. И почти сразу услышал, как сзади закрылась дверь.

Это была та девушка, она шагала к нему, держа шляпу и рукавицы. Ее черные курчавые волосы шапочкой сидели на миниатюрной голове: Джекко такое всегда нравилось. Он вспомнил, что надо сейчас сказать:

— Меня зовут Джекко. А тебя?

— Джекко. — Она попробовала имя на язык. — Здравствуй, Джекко. Меня зовут Персиковый Вор. Но это длинно. Так что лучше просто Персик.

Она быстро улыбнулась, и улыбка совершенно преобразила ее лицо.

— Персик, — повторил Джекко.

Его как будто что-то толкнуло, и он шагнул к ней, протягивая руки. Девушка сунула сверток под мышку и взяла его ладони. Мгновение они стояли, не глядя друг другу в лицо. Джекко ощутил возбуждение. Не сексуальное, а скорее как будто воздух заряжен электричеством.

— Ладно, — сказала девушка, высвободила руки и начала доставать что-то из свертка зеленых листьев. — Я принесла соты, хотя они еще не совсем готовы.

Она показала Джекко липкую рамку, к которой пристали две мертвые пчелы, затем, позвав его за собой, вышла в коридор, а оттуда в светлую комнату, которую он принял за лабораторию.

— Моя продуктовая комната, — сказала девушка.

И снова Джекко изумился. Да, здесь стоял синтезатор, но были еще и шкафы с банками, горшками, мешочками и всевозможными емкостями. На полу лежали непонятные приспособления, а в стене был камин, частично заложенный кирпичом. С потолка свисали пучки растений. Буроватые эллипсоиды в миске Джекко опознал как яйца. От кур?

Персик чистила соты неэлектрическим ножом:

— Воск мне нужен натирать ткацкий станок, а еще для свечей.

— А что не так со светом?

— Все так. — Она повернулась, выразительно жестикулируя ножом. — Разве ты не понимаешь? Машины не будут работать вечно. Когда-нибудь они сломаются или остановятся. А новых не будет. Тогда нам придется перейти на все природное.

— Но это случится через много веков! — возразил он. — В крайнем случае через много десятилетий. Они все еще работают, нам хватит.

— Тебе хватит, — презрительно ответила Персик, — а мне нет. Я собираюсь остаться тут. С моими детьми. — Она повернулась к нему спиной и продолжила уже дружелюбнее: — К тому же старые вещи красивые. Я тебе покажу, когда стемнеет.

— Но у тебя нет детей! Или есть?

Джекко был совершенно ошеломлен.

— Пока нет, — ответила она, не оборачиваясь.

— Я хочу есть, — сказал он, подошел к синтезатору и заказал батончик с твердой начинкой; почему-то захотелось чего-нибудь такого, что будет хрустеть на зубах.

Персик закончила возиться с сотами и повернулась к Джекко:

— Ты когда-нибудь ел натуральный мед?

— Да, — ответил тот, жуя. — Один мой дядя этим занимался. Было очень вкусно, — вежливо добавил он.

Девушка взглянула на него пристально и снова быстро включила-выключила улыбку. Они вышли из комнаты. Солнце садилось, и небо над двором расцвело золотыми и оранжевыми полосами, такого же цвета, как ее платье.

— Можешь спать здесь, — сказала Персик, открывая реечную дверь.

Комната была маленькая и голая, единственное окно выходило на море.

— Здесь нет кровати, — возмутился Джекко.

Она выдвинула ящик комода и достала большую груду веревок:

— Повесь этот конец на вон тот крюк.

Когда она зацепила свой конец за другой крюк, Джекко увидел, что веревки на самом деле — большой гамак.

— Я сама так сплю. Попробуй. Удобно.

Джекко неуклюже забрался в гамак и сразу провалился в него, как в сумку. Девушка издала мелодичный смешок — такой же короткий, как ее улыбка.

— Нет, ложись наискось. Вот так. — Она потянула Джекко за ноги, отчего по всему его телу прошла странная дрожь. — Тогда он распрямляется, видишь?

Джекко выбрался из гамака, думая про себя, что, наверное, и впрямь сможет в нем спать.

Персик указала на ведро с крышкой:

— Это для твоих отходов. Потом пойдет в огород, на удобрение.

Джекко был шокирован, но промолчал и позволил ей провести его через комнату со стеклянными резервуарами в стенах на большую веранду, обращенную к океану. Веранде не помешали бы уборщики. Небо сияло перламутровыми шпилями и куполами, отражение заката за ними расцвечивало море невероятными красками.

— Здесь я ем.

— Что это за место?

— Раньше тут, кажется, была морская станция. Станция «Джульетта». Следили за рыбой, за кораблями, спасали людей и все такое.

Джекко отвлекся на длинные синие лучи, расходящиеся к горизонту, словно загадочные дороги: тени облаков. Красота пыли. Почему она так его трогает?

— …Даже медицинский отсек, — продолжала девушка. — Мне правда можно рожать детей. Я про то, что если вдруг чего не так.

— А смысл? — Теперь он чувствовал только досаду. — У меня желания уже нет, — добавил он.

Она пожала плечами:

— И у меня нет. Потом об этом поговорим.

— А ты всегда здесь жила?

— Ой, нет.

Персик начала доставать из ящика-термоса кастрюльки и другую посуду. Три лунопса бесшумно присоединились к компании; она поставила им миски. Они принялись лакать, искоса поглядывая на Джекко. Он знал, что они очень сильные, несмотря на лапы-тростинки.

— Давай сядем здесь.

Она плюхнулась на пол и с силой вгрызлась во что-то твердое и плоское, похожее на сухую плитку. Джекко заметил, что у нее красивые зубы. Темная кожа выгодно их оттеняла и зрительно увеличивала глаза. Ему еще не случалось видеть людей, так разительно непохожих на него самого. Это вызывало интерес и одновременно смутную тревогу.

— Попробуй мед.

Персик протянула ему контейнер и ложку, с виду чистые. Джекко с энтузиазмом попробовал тягучую жидкость: о меде в старинных книгах отзывались очень высоко. Сперва он ощутил во рту только мягкую скользкую каплю, но тут же язык окутала сладость — в сто раз слаще всего, что он когда-либо ел. И она не растворилась, а шибанула в нос, почти в уши. Животная еда. Он осторожно попробовал еще.

— Хлеб не предлагаю. Для него нужна какая-то химия, не знаю какая. Чтобы получался легкий.

— У тебя нет терминала доступа?

— С ним что-то не так, — отвечала Персик с набитым ртом. — Или я не умею с ним управляться. У нас такого большого никогда не было. Мои родные все были путешественники. Считали, что нужен чувственный опыт. — Она кивнула, облизывая пальцы. — Ушли к Реке, когда мне было четырнадцать.

— Тебя очень рано оставили одну. Мои ждали до этого года, моего восемнадцатилетия.

— Я была не одна, с двумя старшими двоюродными братьями. Но они взяли флайер и полетели на север, к той части Реки, которая называется Затишье. Я осталась здесь. Я хочу сказать, мы всегда были в дороге, никогда нигде не жили. Я хотела быть как растения, пустить корни.

— Я могу глянуть на твою программу, — предложил Джекко. — Я видел много разных моделей. Почти год провел в городах.

— Чего мне нужно, так это корову. Или козу.

— Зачем?

— Для молока. Я так думаю, нужна пара.

Опять про животную еду; Джекко чуть поморщился. Но в целом было приятно сидеть с нею в синих сумерках, под тихий плеск прибоя внизу.

— Я видел много лошадей, — сказал он. — У них бывает молоко?

— Я не думаю, что лошади особо годятся для молока.

Персик вздохнула — деловито, настороженно. Чувствовалось, что голова у нее постоянно гудит от планов и намерений. Внезапно она глянула вверх и пронзительно зашипела:

— Шшштт! Шшштт!

Кто-то белый пронесся над ними, потом еще двое. Они кружили так яростно, что Джекко пригнулся.

— Хорошо-хорошо, — сказала им Персик. — Давайте за дело.

— Это кто?

— Мои летучие мыши. Едят комаров и мошек.

Она снова зашипела, и самая большая летучая мышь повисла на ее руке, принялась слизывать мед. У мыши была злобная морщинистая мордочка.

Джекко снова успокоился. По крайней мере, от этого места и странной девушки останутся воспоминания для Реки.

Там, где темное небо сходилось с почти черным морем, двигался огонек.

— Что это? — спросил Джекко.

— Ой, морской паром. Он идет к пристани на Реке.

— А люди на нем есть?

— Уже нет. Постой, я тебе сейчас покажу.

Она вскочила и уже открывала дверцу в стене, за которой был пульт управления, когда раздался мелодичный компьютерный голос:

— Морской паром Эф-девять вызывает станцию «Джульетта»! Станция «Джульетта», ответьте!

— Много лет такого не было, — сказала Персик. Она щелкнула переключателем. — Паром, это станция «Джульетта», слышу тебя. У вас проблемы?

— Подтверждаю. Пассажир выказывает нестандартное поведение. Он-дефис-она не отвечает параметрам. Запрашиваю инструкции.

Персик задумалась, потом широко улыбнулась:

— Твой пассажир передвигается на четырех ногах?

— Подтверждаю! Подтверждаю! — В голосе парома Эф-девять слышалось облегчение.

— Обеспечь ему миску с мясной пищей и миску с водой на полу, пусть делает что хочет. Отбой.

Она отключилась, и они вместе с Джекко проводили взглядом огоньки на горизонте: паром, увозящий четвероного пассажира.

— Наверное, собака вышла по следу людей. Надеюсь, сумеет сойти на берег… А у нас такой большой генетический разброс! — продолжала Персик другим голосом. — В смысле, ты такой легкий, телосложением и вообще.

— Я заметил.

— Будет хорошая гетерозиготность. Гибридная сила.

Она продолжала думать, что он ее оплодотворит, фантазировать о несуществующем ребенке. Джекко рассердился:

— Слушай, ты сама не знаешь, что говоришь. Тебе придется остаться и растить его много лет, ты будешь этически и морально обязана, понимаешь это? А подходов к Реке все меньше, да будет тебе известно. Ты можешь опоздать.

— Да, — мрачно ответила Персик. — Она всех засосала и теперь уходит. А я хочу остаться.

— Но ты будешь очень сильно жалеть, даже если не опоздаешь. Моя мама под конец жалела. Она чувствовала, что энергетически деградирует, что качество ее жизни снижается. И потом, как же я? В смысле, я тоже должен буду задержаться.