Двойная старуха

IV

Утром, около половины десятого, – хотя, по-тогдашнему, в Москве это время обозначало уже день, час, очень близкий к обеду, когда люди успевают досыта наработаться, – Иоган Браун, франтовато одетый в шелковый, оливкового цвета камзол с высоким кружевным жабо и в серой фламандской шляпе с широкими, мягкими полями, в башмаках с серебряными пряжками и шелковых чулках, взяв трость, собрался идти в город, чтобы закончить портрет какого-то знатного вельможи.

Мина остановила его на пороге.

– Ты уходишь? У меня маленькая просьба.

– Говори.

– Видишь ли… один человек нуждается в твоем искусстве. У него сильный ушиб.

Иоган улыбнулся.

– Гриц? – спросил он, пытливо посмотрев на дочь.

– Да-а… но как ты знаешь?

– Вся слобода говорит.

– Ну вот, отец… я прошу тебя, очень прошу, Гриц так страдает… и, кроме того, ему нельзя показаться в университет.

– Та-ак… Ах, коза, коза! А тебе какая забота о нем… а?

– Ну, ладно, отец, нечего смеяться. Бог велит о всех заботиться.

– А тебе о Грице проще всех других, да?

– Так зайдешь?

– Хорошо, я зайду, но поговорим об этом предмете.

Он присел на порожек окна, выходящего в сени и, как бы собирая все мысли, касавшиеся Мины, долго молчал.

– Видишь ли, дитя мое, – ласково молвил он, чертя на полу тростью букву «Э», – я много думал по поводу твоих отношений к Грицу и нахожу, что вы – не пара. Ведь ты думаешь выйти за него замуж?

– А почему бы мне и не выйти? Гриц женится на мне, когда кончит университет.

– И ты веришь этому?

– Ах, отец, я не имею права не верить ему!

– Ты его мало знаешь. Это такой человек… он, вероятно, и верит тому, что обещает. Если верить ему, то сегодня он будет архиереем, завтра, пожалуй, министром, а послезавтра – величайшим поэтом. Одним словом, человек не установившийся… И уж всего менее подходит он для тихой семейной жизни. Гриц, бесспорно, умница и его, может быть, ожидает светлая будущность, но что из того? Он непостоянен ни в одном из своих намерений.

Мина слушала отца, и каждое его слово отзывалось в ее душе нестерпимой болью; и если она многого не понимала в характере Грица, то женским чутьем угадывала, что слова отца содержат значительную долю правды о любимом человеке. Но, – таково свойство любви, – она не хотела, не могла признать этой правды.

– Не беспокойся, отец, – ответила она. – Ты ничего не потеряешь от того, что я люблю Грица. Не тебе, а мне жить с ним. И наконец, мне кажется, я знаю его лучше тебя…

– Делай, как знаешь, Мина, – согласился отец. – Но, смотри, потом не пеняй на меня, что я не остановил тебя от этого шага.

Ах, сколько раз впоследствии вспоминала Мина эти слова отца!

Иоган вернулся в студию, захватил с собой небольшой ящик черного дерева с перламутровой инкрустацией и, поцеловав дочь, вышел из дому.

Мина не вытерпела и выбежала за ворота, чтобы посмотреть, куда пойдет отец.

Он шел прямо к дому Правдинцева.