Двойная старуха
- Автор: Алексей Николаевич Толстой
- Жанр: Научная Фантастика / Приключения / Компиляции / Сборники, альманахи, антологии
- Дата выхода: 2018
Читать книгу "Двойная старуха"
VI
На другой день Потемкин явился в университет. Появление его смутило друзей: исчезновение «фонаря» представлялось для них прямо чудом. Козловский, когда Гриц, весь сияющий, как новый червонец, подошел в нему и протянул руку, даже отскочил от него и с недоумением смотрел на друга, делая большие глаза.
– Да, Гриц, ты ли это? Да как же это так? Вчера был фонарь, а сегодня нет! – спрашивал он, следуя за ним по пятам, как тень. – Объясни!
– Не могу. Одним словом, видишь, вылечили, а кто и как, не могу сказать.
Так и не узнали, кто «свел фонарь отчаянному Грицу».
Секвин тоже явился. Потемкину рассказали о нем удивительные вещи. Он явился прямо к инспектору, долго у него пробыл и затем вместе с ним пришел в столовую как раз к обеду.
– Господа! – обратился инспектор к студентам. – До моего сведения дошло, что некоторые из вас собираются нанести оскорбление товарищу за его поведение с другим вашим товарищем. Предупреждаю, что в случае, если такое прискорбное событие будет иметь место в стенах университета или где бы то ни было, то все участники такового получат должное возмездие, вплоть до исключения из университета.
Инспектор круто повернулся и ушел, сопровождаемый глухим ропотом студентов.
Так как никто из них, кроме друзей Грица, ничего не знать о столкновении последнего с Секвиным, то, понятно, все были поражены, даже возмущены непонятным и незаслуженным предупреждением инспектора. Но появление его в столовой вместе с Секвиным как бы связывало это предупреждение с личностью самого Секвина. Уж не Секвина ли собираются побить? Но за что? Догадкам и предположениям взволнованных студентов не было конца, пока Козловский, на свой страх и риск, не рассказал, в чем тут дело. Рассказ Козловского о поведении Секвина в саду при доме Правдинцева возмутил студентов до глубины души. Для всех стало ясно, что Секвин забежал вперед и пожаловался инспектору. Собралась сходка. Студенты пошумели и решили не подавать руки Секвину и не иметь с ним ничего общего, даже не разговаривать.
Но этим дело не кончилось.
Инспектор попросил Потемкина к себе. Гриц сразу сообразил и сказал товарищам, что тут «пахнет Секвиным», однако его сердце екнуло.
– Господин Потемкин, с каких пор вы взяли на себя труд исполнять роли комических актеров и даже хуже – площадных скоморохов? – иронически спросил инспектор, нахмурив брови. – Для студента это совершенно неподходящее и неприличное занятие.
Гриц, ничего не понимая, хлопал глазами.
– Что ж вы молчите? Начальство умели передразнивать, а когда пришлось отвечать, так у вас и языка нет.
– Какое начальство? Когда?
– Как какое начальство! А его сиятельство, куратор университета, граф Иван Иванович? Вы уж, видно, забыли и начальство-то свое, милостивый государь мой. А? Забыли? Благодетеля вашего забыли, который вас от всех отличил и милостями своими превыше всех взыскал?
Потемкин молчал.
– Отвечайте же, сударь: изображали вы в лицах его сиятельство графа Ивана Ивановича?
– В лицах я не изображал… – ответил наконец Потемкин, вспомнив, что он и в самом деле представлял голос и манеры графа Шувалова. – Да, позвольте, господин инспектор, какое вам, собственно, дело до моей частной жизни?
– Как какое дело?! – загремел инспектор. – Нам, вашим воспитателям, вы все вверены Высочайшей властью, и мы должны ответ держать и пред Государыней и пред Богом за ваше поведение. По-настоящему-то, мы должны отпускать студентов из пансиона с дядькой; но мы не считали нужным применять к вам надзор и верили студенческому слову, что вы будете держать себя благопристойно.
– Господин инспектор, изображение других лиц вовсе не есть шутовство, а лицедейство.
– Это все равно. Я доложу графу, и вы уже сами объясняйтесь с ним, что шутовство, что – лицедейство. Может быть, он поймет вас лучше меня, – с ядовитой усмешкой заметил инспектор, отпуская Грица.
Через день стало известно, что Потемкину, Козловскому и большинству его друзей, по распоряжению графа Шувалова, запрещены отпуска из пансиона к родным и знакомым вплоть до каникул.
– Медалист-то наш, самим графом отличенный… хе-хе! – посмеивался Секвин, беседуя с Жерноковским, единственным товарищем, водившим с ним знакомство и считавшимся у студентов на таком же дурном счету, как и Секвин. – Ловко! Граф-то ему, за отличные успехи, золотую медаль пожаловал, императрице представил, а он его… хе-хе! Ай да Гриц прекрасный! Сиди да посиживай в четырех-то стенах. Минка с тоски помрет… Вчера из окна видел, как она около университета шмыгала.
Но инцидент этим суровым наказанием не был исчерпан вполне. Потемкин попал под опалу и графа Шувалова, и инспектора, и тех профессоров, которые отлично умели «держать нос по ветру». К нему усердно придирались на каждом шагу и по всякому пустячному поводу. Инспектор чуть не каждое свое обращение к нему неизменно начинал словами: «А ну, господин лицедей…» Это раздражало Потемкина, довело его наконец до того, что он махнул на все рукой и забросил учебные занятия. Его враги, по-видимому, только этого и ждали, и вскоре Потемкин был исключен из университета за «за леность и нерадение к наукам».
Так кончилась университетская карьера Грица. Но за ней началась другая, заставившая говорить о ней Россию, всю Европу, блестящая и сказочно-чудесная, как таинственное средство Погана Брауна.
Историки поражаются изумительной судьбой этого баловня счастья. Но то, что мы очень часто привыкли называть судьбой, в сущности, представляет сложное сцепление фактов.
Если б между Секвиным и Потемкиным не произошло столкновения, не было бы таких фактов, как удар, нанесенный Потемкину по лицу его товарищем, не было бы доноса на Потемкина, исключения из университета и наконец поступления в военную службу, к которой он не имел склонности, может быть, окончив университет, Потемкин занял бы не положение временщика, – обаятельное только в глазах толпы, – а почетное место в истории русской культуры, как ученый или общественный деятель, а может быть, стал бы обыкновенным, хорошим семьянином, – вообще трудно предугадать, чем мог бы стать этот замечательный человек.