Дорога к цвету

* * *

Месяц условной безмятежности закончился так же внезапно, как лето. Похолодало, полили дожди, мы с Нагмой бросили рисовать пейзажи, потому что они выходят слишком мрачными. Мои суставы ноют от сырости, моё давление меняется в противофазе к атмосферному, и каждый скачок — как дубиной по башке.

А потом пришёл Абдулбаки и сказал, что пастух видел в горах Хайруллу. И тот был не один.

— С ним были люди, как ты, и люди не как ты, и люди, которые не как люди, — сообщил старейшина, с интересом ожидая моей реакции.

Я молча кивнул и вручил ему приберегаемый для особого повода подарок — огромный чугунный казан для плова. Его принесла Берана, я бы такую чугуняку не поднял. Абдулбаки тоже не стал пробовать, поручив такелажно-погрузочные работы погонщикам.

— Хайрулла хитрый, — сказал старейшина. — И сильно на тебя злой.

Можно подумать, я не догадался.

— Мы скажем тебе, если увидим его. Но он хорошо знает горы, тропы и пещеры, а мы уже отгоняем отары с дальних пастбищ. Скоро совсем холодно станет. Когда пастухов в горах нет, можно армию провести, и никто не увидит.

Я молча кивнул, принимая к сведению.

— Если нападать, то сейчас, — добавил Абдулбаки. — Потом снег закроет перевалы. Зима в этом году ранняя…

Традиции формируются быстро, и вечерний чай в гостиной — уже традиция. Стремительная местная осень принесла с собой холод, ночами по ощущению не выше плюс пяти, да ещё и промозглая сырость, а здесь самое тёплое место замка. В подвале большая угольная печь, от которой под полами и в стенах идут воздушные тепловые каналы, но в комнате моим старым костям тепло разве что под двумя одеялами. Гостиная ближе всего к печке, тут почти жарко. Угля в подвале много, хватит перезимовать, но доживём ли мы до зимы?

Калидия считает, что нет.

— Им нужна я, — заявляет девушка. — Пока я жива, жив дом Креона.

— А как же мы? — пискнула расстроенно Алиана.

— Вас просто убьют. На всякий случай.

— Дедушка Док, мне страшно! — прижалась ко мне Нагма.

— Возьми шоколадку, помогает, — посоветовал я ребёнку. — Эндорфины и всё такое.

Мы теперь не обязаны придерживаться аборигенной диеты, на складе куча продуктов в вакуумной упаковке, в том числе сладости. Это скрашивает жизнь Нагме, Альке и Анахите. А ещё там есть нечто вроде бренди, что скрашивает жизнь мне. Рюмочка в чай, и суставы меньше крутит от сырости.

— Я выйду на бой! — храбрится Калидия. — Надену оболочку и сражусь с ними.

— Уверен, они к этому готовы, — возражаю я. — Тебя обездвижат и возьмут в плен. Даже я могу сходу придумать пару способов, а у них было время подготовиться. Оболочка — хорошая штука, но на всякую хитрую задницу находится свой кривой болт.

Нагма хихикнула, Анахита посмотрела на меня с укоризной. Я покосился на зеркало в простенке — оттуда недовольно пялится седой старик, который стал таким, чтобы эта дура выжила. Обидно, если такой ценой будет куплен всего месяц.

— Не надо, Кали, — вздыхает Алиана. — Это не метод.

— А что «метод»? Нет, скажи, что? Ты всегда лезешь со своим мнением, скажи уже что-нибудь!

Калидия боится — Калидия злится — Калидия грубит. Я это знаю, Алька это знает, но всё равно бесит. Хочется нахамить в ответ, но это тупик и конец дискуссии. Все пересрутся и разойдутся по комнатам. Проверено опытом. Мы не первый раз пытаемся найти решение — пока безуспешно. Наверное, его просто нет.

— Может, нам уйти? — предлагает Алиана. — Вокруг целый мир, неужели мы не затеряемся в нём?

— Мы чужаки, заметные, как говно на снегу, — отвечаю я. — Выследить нас сможет даже слепоглухонемой. И тогда мы окажемся в той же позиции, минус замок. Здесь хотя бы тепло и есть еда.

— И что ты предлагаешь, старик? — Калидия переходит со мной на «ты», когда злится. — Сдохнуть, но у печки и сытыми?

— Прикажи Беране изменить режим патрулирования Багхи.

— Как?

— Как хочешь. Нам сгодится любая реакция. Дело вообще не в Багхе.

— Берана! Багха должен войти во двор замка! — строго скомандовала Калидия матери.

Та встала, вышла из гостиной, и все ломанулись за ней.

— Так, стоп! — остановил я всех перед лестницей в подвал. — Идём мы с Калидией. Не создаём толпу, а то ещё спугнём.

Возражения осторожной Альки и завистливое поскуливание любопытной Нагмы решительно отверг. Взял фонарь и начал спускаться.

Берану догнали в подвальном коридоре — том самом, с тупиком. Она уверенно идёт вперёд, ничуть не нуждаясь в свете нашего фонаря и никак не реагируя на наше присутствие. Идёт спокойно, небыстро даже, поэтому внезапная стремительность действий стала для нас сюрпризом.

Женщина быстро подошла к стене, что-то щёлкнуло, панель провернулась на центральной оси, открыв проход. Берана оказалась там за полшага, решительно отшвырнув кинувшуюся за ней Калидию. Оттолкнула с такой силой, что та врезалась в меня, сбив с ног. Стена завершила оборот, закрывшись снова. Полсекунды на всё ушло.

— Оу, мои рёбра! — сказал я, пытаясь встать.

Вскочившая Калидия подала мне руку, помогая. За месяц она набрала вес, вернув былые очертания фигуры. Стала тяжелее, но мягче. Свежезажившие рёбра я, кажется, сберёг, только ушибся.

— Резкая у тебя мать, — пожаловался я.

— Это не мать! — злобно отрезала девушка. — Это кибер-хранитель убежища. Устройство хранения паролей и интерфейс к системам замка. Мама заперта где-то внутри — если не стёрта.

— Вряд ли стёрта, — постарался утешить её я, — ты же говорила, что твой отец её любил.

— Именно поэтому он мог её убить. Я была уверена, что убил. Потому что я бы лучше убила. Мне хочется убить её сейчас, чтобы не видеть того, что из неё сделали. Ты не представляешь себе, глупый старик, что значит день за днём смотреть на механизированное чучело матери! Это невыносимо!

— Бедная девочка, — я обнял её за плечи, прижал, преодолев сопротивление, к себе, и она вдруг разрыдалась. Зло и неудержимо, с подвыванием и обильными слезами, намочившими мне свитер.

Впервые вижу её плачущей.

— Простите, Док, — отстранилась она, прорыдавшись. — Я не должна.

— Ничего, иногда надо. Пойдём наверх.

— Подождите, сейчас.

Она отвернулась, сделала несколько глубоких вдохов, протёрла глаза, помассировала лицо.

— Скажите, а правда, что вы… — говорит, не поворачиваясь, лица не вижу, но спина напряглась.

— Я что?

— Мне Алька сказала… Что вы… Ну… Не были таким старым. Что это… из-за меня. Это правда?

— Да. Ты умирала, я спешил, спешка обходится дорого.

— Зачем вы это сделали? Вы не были обязаны, вам никто не заплатил. Я вам никто. Я вам не нравлюсь. Вы считаете меня заносчивой дурой, я знаю. Почему?

— Потому что мог.

— И всё?

— А что ещё нужно? Так было правильно. Таков был референс.

— Спасибо, — Калидия повернулась и клюнула меня сухими губами в щёку. — Я не забуду.

Чёрта с два я ей поверил. И всё равно — было приятно. Проклятая старческая сентиментальность.