Дорога к цвету

Глава 7. Ужас, летящий на крыльях ночи

— Где наш пушистый котёночек? — спросил я, оглядывая двор в поисках Багхи.

За пару дней я привык, что жутковатый кототрансформер валяется у крыльца, служа для Нагмы моделью, подстилкой и креслом. Милейшая киса с зубками в детскую ладошку. Можно тискать, можно гладить, можно съезжать по спине, как с горки, а можно просто лежать. На улице холодно, а она тёплая. Девчонка от неё не отлипает. Калидия заверила, что ничего с ребёнком не случится, потому что Багха не ест людей. Брезгует или программный запрет — не уточнял.

— Отправила на охоту, — сказала Калидия. — Понадобится много энергии этой ночью.

Багха — самый крутой хищник в горах, ни один горный козел не может считать себя в безопасности. Киса со стальными когтями залезет куда угодно. За два дня она сожрала у нас шесть бараньих туш, так что и я за свободный выпас питомца.

— Тоже хочешь поохотиться?

— Лучше я, чем они, — кивнула девушка.

Третий день рассуждаем на эту тему, откладываем неизбежное. Как ни крути, Калидия — наша единственная боевая единица. Меня, палящего со стены из автомата, в этом качестве рассматривать всерьёз смешно. Что им мои шесть магазинов 5.45? Киборгам и носителям оболочек на пули плевать, а наёмники и сами стрелять умеют. Причём получше меня.

До сих пор наездница Багхи ограничивалась преимущественно разведкой, контрразведкой и индивидуальным террором. Атаковала по ночам малые разведгруппы, прощупывающие подходы к замку. Враги ведут себя осторожно, видимо, переоценивая наши силы. Нас даже не взяли в осаду, только наблюдают издали. Дорога через перевал открыта, можно свалить. Может быть, на это они и рассчитывают. Но нам идти некуда.

Штурмовать не спешат. Возможно, им и в голову не приходит, как нас мало — не зря я не пускал за ворота аборигенов, не давал оценить наши силы. Может, считают, что тут Креон с основным отрядом. Откуда им знать, что только женщины, дети и один дряхлый старикашка?

Калидии надоело щипать их по мелочи. Нападающие не дураки ― потеряв несколько разведгрупп, стали оттягивать их на ночь в кыштак. Местные жители его покинули, уйдя в пастушеские летние времянки, и теперь котовсадница хочет навестить эту базу, устроив там хороший погром.

Тактически это может сыграть, стратегически… Ладно, сильных стратегических ходов у нас нет. Несильных тоже. Вообще никаких способов удержать замок наличными силами я не вижу. Такими силами только дверь в сортир удерживать. Но сдаваться тоже не вариант — в живых нас не оставят, это не в обычаях владетелей. И даже лёгкую смерть нам не заслужить. В общем, терять нечего, а атака, может быть, отложит наш печальный финал на какое-то время. А может, и наоборот. Тут не угадаешь.

У меня душа к этой затее не лежит, но не из военных, а из этико-эстетических соображений. Юная красивая девушка в амплуа ночной стелс-мясорубки? Понимаю, что переживать по этому поводу глупо и поздно, но всё равно переживаю. Маразм близок?

Алька вся издёргалась. Каждый раз не спит, ждёт, пока любимая вернётся из ночного рейда. Требует, чтобы я её отговаривал. А как её отговоришь? Я вообще удивляюсь, что дочь владетеля ко мне хоть как-то прислушивается, а не шлёт сходу лесом, как её папаша.

Все претензии Алиана отложила на потом. И то верно — какой смысл выяснять отношения, если нам жить, может быть, осталось дня три? Уж лучше провести их с удовольствием. Ночью сидит со мной на посту — мы теперь несём караул на стене, я беру на себя ночные вахты, потому что сплю плохо. Алька составляет компанию — рассказывает какая Кали хорошая, какая умная, какая красивая, сколько всего знает. Говорит, как с ней хорошо, как она, наконец, нашла человека, который ей по-настоящему дорог, без стеснения хвастается, как прекрасно им в постели. А сама прислушивается, не заскрежещут ли по стене когти Багхи. Кидается к вернувшейся Калидии, ощупывает, проверяя, цела ли. Тащит в комнату, закрывает дверь — и чем они там дальше заняты, никого не касается. Каждый день как последний.

Нагма скачет вокруг Багхи, записывает историю нашей выдуманной девочки, расширяя словарный запас, учится умножению и делению. Мы вместе рисуем, и у нас выходит всё лучше и лучше. И у неё, и у меня, и когда один рисует рукой другого. В этой девчонке столько жизни и таланта, что хватает на двоих.

Анахита смотрит на дочь и тихонько плачет, пряча слезы под платком. Страшно представить, каково ей. Даже мне, всего лишь названному дедушке, и то тяжело думать, что ребёнок может погибнуть с нами.

За себя не переживаю вовсе. Терять-то мне, собственно, уже нечего — впереди только артрит, склероз и недержание мочи. Надеюсь, когда начнётся штурм, я хотя бы успею расстрелять бэка и не зря сдохну.

И только Берана ходит с вечным покерфейсом, и хрен её поймёшь, понимает ли вообще происходящее. Начнётся штурм — дам ей лом, пусть треснет кому-нибудь по башке. Если это предусмотрено прошивкой, конечно.

— Мне не нужно ваше разрешение, — сказала Калидия.

Стемнело, мы стоим на стене, укрываясь за каменным зубцом. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь меткий с хорошим тепловиком отстрелил бы нам сейчас бошки. Это вам не местный охотник с дульнозарядным штуцером, у этих ребят техника найдётся.

— Да я тебя и не отговариваю, — вздохнул я. — Мне это не нравится, да, но мне всё не нравится. Алька, конечно, прогрызёт мне мозг, но что поделаешь.

— Вам не нравится, что я их убью. Почему?

— Мне не нравится, что их убьёшь ты.

— Вы боитесь за меня? — удивилась девушка.

— Это тоже. Но куда больше мне не нравится то, что война делает с людьми. Она сделала это с многими, включая меня, и это не то, что должно происходить с девушками.

— Я дочь владетеля, — пожала она плечами.

— Это мне тоже не нравится.

— Почему?

— Потому что это тебя ограничивает. Дочь владетеля — это меньше, чем Калидия, а не больше, как ты думаешь. Калидия может быть кем угодно и какой угодно, а дочь владетеля только дочерью владетеля. Не человек, а функция. Калидия свободна, дочь владетеля — перчатка на руке отца. Насажена жопой до самого локтя, до его пальцев в мозгу.

— Фу, ну у вас и сравнения, — хмыкнула Калидия. — Но я поняла, о чём вы. Да, вы в чём-то правы. Но я не выбирала, кем родиться, и я такая, какая есть.

— Ты ещё не знаешь, какая ты есть.

— Может, и не узнаю! — она отмахнулась и пошла к лестнице. — А может, там и знать нечего. Я за оболочкой. Багха, просыпайся! Пора нанести пару визитов!

— Ушла? — Алиана пришла на стену, как только Багха со всадницей канули в кромешную темноту осенней ночи.

Сегодня небо затянуто тучами, нет даже света звёзд. Не видно вообще ничего, тем более, с моим стухшим зрением. Большого смысла сидеть тут ― нет. Но вовсе не выставлять постов, когда замок в осаде, тоже как-то неправильно. Хотя бы какая-то иллюзия контроля. Может быть, когда нас начнут штурмовать, атакующие наступят в говно, выругаются, и я пальну на звук. Багха поназакапывала за стенами изрядно, не местность, а кошачий лоток. Во дворе ей Калидия гадить запретила. Слушается — в оболочке она полная хозяйка.

— Ускакала, — ответил я Алиане. — Наш всадник без головы.

— Почему без головы? — обиделась за подругу не владеющая контекстом Алька.

— Просто выражение. И да, с башкой у неё так себе.

— Она умная!

— Одно другому не мешает. Поствладетельский паттерн саморазрушения её однажды достанет.

— Я не поняла, — вздохнула Алиана, — вы иногда говорите слишком сложно.

— Калидия всю жизнь пытается доказать себе — а точнее, «внутреннему отцу», — что она владетель. Полноценный, а не полукровка не того пола. Получить признание и одобрение в этом качестве. Чтобы Креон однажды сказал: «Прости, я недооценивал тебя, дочка. Не нужен мне никакой «настоящий наследник», ты справилась, ты лучшая, вот теперь я тебя люблю». Но Креон, способный такое сказать, существует лишь в её голове.

— Да, отец у неё жуткий, — согласилась Алиана.

Она забралась в моё импровизированное гнездо — Берана принесла в угловую башенку небольшой диванчик, а одеял я уже сам натаскал. Ночами прихватывают заморозки, утром на крышах иней. Залезла, прижалась плечом. Тёплая, мягкая, хорошо пахнет молодой девушкой. Теперь мне на девушек только любоваться, но всё равно приятно.

— Дело не в том, что он жуткий, а в том, что она с детства пытается добиться от него подтверждения собственной ценности, и не получает его. Калидия была готова отказаться от себя, стать мальчиком и умереть — лишь бы стать для отца значимой. Но даже тут я её обломал.

— Поэтому она на вас постоянно злится?

— Да, хотя и не отдаёт себе в этом отчёта. За это, а ещё за то, что не дал героически погибнуть, оставив за собой последнее слово в споре с отцом. Теперь он где-то там делает свои важные дела, восстанавливает Дом, ждёт ребёнка — нового настоящего наследника, — а она ошивается в жопе мира, пытаясь защитить замок, который Креону, судя по всему, не особо-то и нужен.

— Она же не наделает глупостей? — встревожилась Алиана.

— Обязательно наделает, — вздохнул я. — Будем надеяться, что не летальных. Потому что в глубине души её тянет не столько к победе, сколько к героической гибели. Паттерн саморазрушения, как я сказал.

— Но почему?

— Потому что она недостаточно верит в себя, чтобы верить в победу. Отец никогда не принимал её всерьёз, и она не может принять себя сама. Пытается доказать, что достойна, но любое её достижение обесценивается внутренним отцом. Любое — кроме смерти. Её не оспоришь.

— Михл, вы ужасный человек, — сказала Алиана с осуждением, но не отодвинулась. — В вашем препарировании людей совсем не остаётся места любви.

— Хочешь, чтобы я объяснил, почему ты влюбилась в Калидию?

— Ни в коем случае! Не лезьте в это своими холодными медицинскими руками!

— Руки у меня мёрзнут, потому что я старый, — сказал я примирительно. — Кровообращение не очень.

— Простите. Я понимаю, что вы на самом деле не злой. Наверное, у вас тоже было в жизни много боли. Но я верю в любовь. Я люблю Калидию, она любит меня, мы справимся. Главное, чтобы она не пострадала.

— Увы, нам остаётся только ждать и надеяться. Помочь мы ей не в силах. Хочешь чаю? У меня тут термос.

— Давайте.

Я налил горячий сладкий чай в крышку термоса, и мы отхлёбываем из неё по очереди.

— А вы правда можете вот так же препарировать мои чувства к Калидии?

— Что, — усмехнулся я в темноту, — синдром Синей Бороды?

— Я опять вас не понимаю!

— Всё время забываю про культурный багаж. Это старая страшная сказка из моего мира. Пересказывать не буду, но мораль в том, что женское любопытство порой заводит туда, куда лезть не стоило.

— Ну да, — вздохнула Алиана и прижалась плотнее, — я понимаю, что это знание не сделает меня счастливее. Скорее, наоборот. Но теперь меня гложет — а вдруг со мной что-то не так?

— С тобой куча всего не так, и ты это сама прекрасно знаешь. Ты сирота, выросла в атмосфере высококонкурентного моногендерного коллектива со стайной моралью, ты подвергалась постоянному психологическому и физическому унижению, а также сексуальной эксплуатации. Для такого анамнеза ты просто поразительно нормальная девушка.