Дорога к цвету

* * *

— Да, ты прав, — сказала Змеямба, — Слон выделил мне ихора.

— Теперь ты вечно юная богиня Мультиверсума?

— Нет, что ты, — засмеялась она. Я уже и забыл, как хорошо она смеялась в молодости. — Креон выделил нам одну дозу за всё про всё. Слон, я думаю, рассчитывал отжать остальное, но обстоятельства были против. Там, куда мы ушли, у владетеля серьёзные силы, а нас осталось всего ничего. Не в нашу пользу расклад, не залупишься. Пришлось Слону сдуть хобот и сделать вид, что он за честную оплату. Так что ихор разошёлся микродозами — большую часть просто продали, чтобы расплатиться.

— Расплатиться за что? — удивился я.

— Команда почти вся легла, Док. Их долю и компенсацию пришлось выплатить указанным в контракте наследникам. Я знаю, ты Слону не сильно доверяешь, но, надо сказать, он повёл себя правильно — лично принёс соболезнования, отдал всё до копейки, полностью оплатил лечение раненых, купил крутейшие киберпротезы инвалидам, выдал по капле ихора тем, кто был совсем плох, и медицина не вытаскивала. На остаток закупили снарягу и наняли пополнение.

— Он же в отставку хотел?

— Не с голой же жопой, — улыбнулась Зме. — Не заработал он себе на пенсию, как рассчитывал. Пришлось отложить. В общем, в результате осталось ихора хрен да ни хрена. И две трети он отдал мне: «Ты, говорит, девочка, тебе нужнее. А я ещё заработаю».

— Нифига себе. Не ожидал от Слона.

— Ты к нему пристрастен, Док. Бывает, его заносит, но, в целом, он нормальный.

— Или он увидел куш побольше.

Змеямба не особо меня убедила.

— Может быть, и так. Креон обещал быть щедрым, если мы продолжим с ним работать.

В это мне верилось охотнее — Слону нужна полная доза, и он достаточно продуманный, чтобы поступиться меньшим ради большего. Лояльность ветеранов того стоила. Впрочем, я ему не судья.

— Если бы мы знали, что с тобой такое, — вздохнула она, — я бы половину своей дозы тебе оставила. Но мы были уверены, что ты погиб. Там никто не выжил.

— Забей, Зме. Зато ты роскошно выглядишь. Совсем как раньше, аж не верится.

— Правда? — она покрутилась передо мной. — Я красивая?

— Не кокетничай, знаешь же, что да. Ладно, скажу вслух: «Ты ослепительно хороша, Зме!» Оно того стоило.

— Это тело всё ещё в твоём распоряжении, Докушка.

— Ты мне теперь во внучки годишься.

— Преувеличиваешь! В поздние дочки может быть. Мог же ты обзавестись дочерью лет в сорок? Я не против поиграть в инцест, если тебя это возбуждает…

— Боюсь, Зме, даже твоё несравненное искусство здесь бессильно.

— Так плохо? — посерьёзнела она.

— Увы. Я старик, и талант мой сгорел.

— Дай угадаю… Ты снова вытащил кого-то с того света? Небось, ту надменную дурочку, Креоновскую дочь?

— Ты всегда была догадлива, Змейса.

— Господи, ну зачем? Да на неё даже родному папаше насрать в кустах! Он за всё время про неё даже не вспомнил — «помер Максим, да и хер с ним». Оболочку жалел, да — она какая-то особенная, не как у всех. А сама дочка… Короче, на премию не рассчитывай.

— Зме, я не спросил цену. Увидел, что могу, и сделал.

— Да знаю я, — досадливо отмахнулась она. — Я тебя хорошо знаю, Док, лучше, чем ты сам, наверное. Ты никогда цену не спрашиваешь, потому жизнь свою в говно не ставишь, в этом-то и проблема. И это не комплимент, не думай. Знаешь, мне ведь Слон всё рассказал. Мы ж думали, что ты помер, и все секреты кончились. Я узнала цену своей жизни, Док. И это хуёвая цена. Зря ты не посмотрел ценник.

— Прости, Змейса.

— Простила. Я же не знаю, как было до, не помню сына. Решила — если ты всё-таки выжил, заставлю заделать мне нового. Раз уж я опять молодуха. И на дочку не соглашусь — будешь пробовать, пока сын не получится! Ладно, не пугайся, шучу. Хотя была и такая мысль, правда.

— Увы, с этим ты опоздала.

— Да вижу, — покачала она головой сочувственно. — И каково быть старым, Док? Я-то теперь нескоро узнаю.

— Как будто постоянно болен. Чувствуешь в себе все органы, как пособие в анатомичке. Любое действие требует специального усилия. В общем, представляешь себе марш-бросок в полной выкладке на десяточку-полторы?

— Давно мы так не развлекались, — засмеялась Змеямба, — но припоминаю.

— И вот, когда ты добежала и рухнула, не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, даже автомат с плеча стянуть сил нет, тебе говорят: «Подъём, боец, надо ещё пятёрку пробежать, враг догоняет!»

— Какой ужас, — всплеснула руками она.

— Так вот, когда ты всё-таки заставишь себя подняться, то примерно почувствуешь, каково встать утром с кровати старику. Старость — это усталость, которая никогда не проходит. А смерть — самая окончательная усталость.

— Звучит говённо, Док.

— «Лив фаст, дай янг», — процитировал я.

— Дедушка Док, дедушка Док! — ворвалась в комнату Нагма.

— Дедушка Док? — вопросительно подняла брови Змеямба. — Как многого я о тебе не знаю, оказывается…

— Долгая история, Зме. Что случилось, егоза?

— Здравствуйте, — девочка увидела Змеямбу и вспомнила про вежливость. — Я вас знаю, я вас рисовала. Похоже ведь вышло, дедушка Док?

— Очень, глазастик. Так где пожар?

— Он говорит, что он мой папа! — возмущённо заявила Нагма. — Он не может быть моим папой! Я не хочу такого папу! А мама говорит: «билохически». Не хочу «билохически»! Он противный и пахнет плохо! А сам обниматься лезет! А я его пнула! И убежала!

— Сильно пнула? — деловито спросила Зме.

— Не очень.

— Надо тренироваться, — серьёзно сказала Змеямба. — Напомни потом, научу. Точный пинок — лучший друг девушки.

— Я же его вижу, я его тоже рисовала, — пояснила она Змейсе. — Он трусливый и врёт. Ничего я ему не нужна, он хочет, чтобы меня не было, а сам приотворяется. Он хочет маму забрать, чтобы она ему помогала, потому что у него без неё жопа, а я чтобы куда-нибудь делась! Простите за «жопу», это не я, это он так думает! И ещё другие слова думает, когда на маму смотрит, но я не буду их говорить. Я не хочу, чтобы он с мамой то, что он думает, и папу такого не хочу!

— Какая интересная девчушка, — прокомментировала Змеямба задумчиво. — И много ты всякого «видишь»?

— Иногда, — кивнула Нагма, — Аллах смотрит моими глазами, когда я рисую. Особенно, если дедушка Док помогает. Но и без него тоже. Вот, я вас рисовала и теперь вижу.

— И что же ты видишь, милое дитя? — вкрадчиво спросила Зме.

Нагма посмотрела на неё, потом на меня, потом опять на неё…

— Вы не хотите, чтобы я это сказала, — покачала она головой. — Вам будет неловко.

— Ладно, не говори, — быстро согласилась Змеямба. — Это не важно. Так что там за проблема с папой, который не папа?

Папа-непапа сидит в гостиной. Перед ним стоит стакан и бутылка, видно, что он себе не раз уже подливал, и что пить одному ему привычно. Мы вошли тихо и услышали конец разговора:

— Нагма! Ты даже назвала её Нагма! Почему не нормальным человеческим именем, Анна?

— Я не Анна, я Анахита!

— Эти дикарские имена! Ты программируешь ребёнка на то, чтобы она всю жизнь доила коз, как ты!

— Ты! Ты обрёк нас на эту жизнь, бросив здесь!

— Аня, я виноват, — заговорил он тоном проникновенным и страстным. — Я не отрицаю! Но ты не знаешь всех обстоятельств! Я хотел вернуться, я пытался вернуться, но случилось ужасное, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить!

— Он врёт, — сказала мрачно Нагма. — Не слушай его, мама.

— Доченька, ты ещё мала… — начал он.

— Никакая я тебе не доченька. А ты бросил маму, потому что у тебя появилась другая женщина, богатая, ты думал, что она даст тебе деньги на торговлю.

— Девочка, что ты такое говоришь! — возмутился этот коммерсант. — Это всё неправда, Аня!

— Правда, — подтвердила Нагма, — её ещё звали смешно, как ягоду. Малиной.

— Милена? Так это была Милена? — голос Анахиты прозвучал тихо, но с такой интонацией, что неказистый нетрезвый мужичонка за столом моментально сбледнул с лица.

— Что ты! Я бы никогда… — забормотал он, с ужасом глядя, как женщина кладёт руку на рукоять пчака, которым разделывала баранину для плова.

Анахита дюжину лет выживала в кыштаке. Одна, с ребёнком, заставив бояться себя толпу исламских фундаменталистов. Если дойдёт до рукопашной, я на этого дятла и юбилейный рубль не поставлю.

— А Малина эта денег ему так и не дала, — сказала громко Нагма. — Выгнала и всё. Говно ты, сказала, дурак и пьяница. Не нужен мне такой папа, мам. Обойдусь. Лучше иблисовым выблядком буду, как раньше.

— И кому из этих двоих ты приходишься папашей? — шепнула мне на ухо Змеямба. — А, «дедушка Док»?

— Не подъёбывай, Зме, — так же тихо ответил я. — Это просто ребёнок.

— Ох, как не просто это ребёнок! — сказала она загадочно.

— Не надо, Аня! — взвизгнул «билохический».

Анахита с горящими от ярости глазами идёт к нему с ножом, он пытается отползти от неё на тяжёлом стуле, но только скребёт ногами по полу.

— Но-но, гражданочка! — моментально срисовал обстановку вошедший в гостиную Слон.

Голос у него громкий и внушительный, заставляет прислушиваться.

— Этот мелкий поц у нас на контракте. Пока контракт не закрыт — он нам нужен. Знаете, как непросто было найти проводника, который знает сюда дорогу? Отработает аванс — отрезайте у него, что хотите, я его для такой прекрасной дамы с удовольствием подержу. Но сейчас — извините, он наш с потрохами.

Анахита с досадой бросила нож на пол, тот звякнул и отлетел в сторону. Сплюнула, окатила торговца презрительным взглядом, подхватила Нагму за локоть и вышла. В гневе она чудо как хороша, оказывается.

— Как зовут эту энергичную девушку? — спросил Слон в пространство.

— Анахита, — сказал я.

— И такую мамзель ты бросил тут с ребёнком, Петя? — укоризненно покачал он головой, обращаясь к торговцу.

— Тоже мне, сокровище… — буркнул тот, нервно звякнув пустым стаканом. — Козопаска немытая. Да ещё с прицепом! Я её из этой забытой Аллахом овечьей задницы в Мультиверсум вывел, а она ножом! И вообще, ещё неизвестно, от кого эта шалава нагуляла свою спиногрызину!

— Чёрт, — сказал я с чувством, тряся рукой. — Ебучий остеопороз! Кажется, я сломал вторую пястную. Старость, блин, не радость.

— Эка ты его, Докище! — Слон с интересом рассматривает улетевшего в нокаут торговца.

— Извини, Слоняра, я знаю, что контракт и всё такое…

— Говно вопрос, дружище, можешь ещё и по яйцам его пнуть, — великодушно разрешил командир. — Вижу, есть за что. Толку от него, между нами, чуть. Достал своим нытьём и бухает постоянно. Говно человек.

Я обдумал идею насчёт яиц, но решил, что пока он в нокауте, не интересно. Вот придёт в себя — вернусь к этой мысли.

— Пойду поищу аптечку, — покрутил я правой кистью.

Опухает прямо на глазах. Зря я без тактических перчаток-то.

— Провожу тебя, — сказал Слон решительно. — Помогу забинтовать, а то правую неудобно.