Последнее поколение

Всё его тело к этому моменту горело, но температуры не было. Создавалось ощущение, что ему в кровь впрыснули экстракт красного перца. Кровь начала закипать изнутри, превращаться в магму.

Анод нашёл ключ от решётки, но не мог открыть им замок: тот, по всей видимости, заржавел либо искривился за годы, пока его никто не использовал.

Выстрелы в «Локо веритатис» не прекращались ни на секунду, поэтому путь наверх предстояло проделать по металлической лестнице. Дарвин даже не представлял, как он сможет подняться по ней с болтом в животе, да ещё тащить за собой Фару без сознания.

– Дарвин, помоги, – услышал он голос Электролита и обернулся. От увиденного у него самого чуть сердце не остановилось: Фара лежала на спине, её тело тряслось в судорогах, тогда как её глаза были широко открытыми, она смотрела в потолок и тянулась к нему правой рукой, словно пыталась схватиться за что-то невидимое.

– Мы идём к нему, – произнесла она. – Прощайте…

Дарвин прижал Фару к поддону, чтобы она не навредила сама себе.

– Сердце не бьётся, – вымолвил Дарвин, не нащупав ни пульса, ни сердечного ритма. Он начал методично давить ей на грудь, но девочка не отзывалась. – Она умирает!

Пока он возился, в руках Электролита появился шприц, внутри которого переливалась прозрачная жидкость. Вскрытая ампула с «Налоксоном» лежала поблизости.

Руки Электролита тряслись так сильно, что он лишь стоял с занесённым кулаком. Он не мог остановить тремор с того момента, как опустил микроскоп на затылок мужчины.

– Я не могу, – произнёс Электролит, выпучив глаза. – Ей надо попасть в самое сердце.

– Куда? – удивился Дарвин. – А ты его не остановишь, если проткнёшь иглой?

– А куда колоть? В вену? Кровотока же нет!

Электролит замахнулся, чтобы вонзить иглу в грудь Фары, но остановился. Его кулак с зажатым шприцем ходил ходуном.

– У меня не получится, – произнёс он обречённо.

– Давай я, – предложил Дарвин и тут же выхватил шприц.

Секунду он стоял неподвижно, с занесённой для удара рукой, а потом с силой опустил её вниз. Игла угодила точно между рёбер и погрузилась в грудь по самое основание. Это произошло даже легче, чем Дарвин ожидал, словно перед ним находилось не твёрдое человеческое тело, а кусок пластилина.

Сердце Фары внезапно застучало, не успел он до конца выдавить жидкость из шприца.

– Пожалуйста, не надо, – произнесла она, словно не отключалась на целую минуту. – Мы должны идти.

Пока Фаре становилось лучше, Дарвин чувствовал себя всё хуже. Про болт в животе он и вовсе успел позабыть, изнывая от жара, растекающегося по телу. Каждая мышца начинала болеть, сжималась словно от ударов электрическим током. Старая футболка промокла от пота, в желудке бурлило, горло пересохло и молило о воде. В голове гудело, а в ушах беспрерывно что-то стреляло.

– Эл, – позвал он. – Что было в красном шприце?

Электролит встал на ноги и подошёл к Дарвину. Он заглянул в глаза, потрогал пульс, а затем в задумчивости произнёс:

– Вряд ли это был наркотик.

– Тогда что это? Я чувствую, будто меня выворачивает изнутри. Что могло находиться под стеклянным куполом на постаменте нарколаборатории?

Электролит открыл было рот, но тут же закрыл. Видимо, решил, что Дарвину не стоит знать о его предположении.

– Что там было? – спросил Дарвин с той настойчивостью, на которую был способен.

– Я подумал, что там мог быть яд, – ответил Электролит. – Какой-нибудь медленный и неотвратимый. Поэтому он мог находиться под стеклом, чтобы никто его не взял случайно.

Замок на решётке щёлкнул, и Анод радостно завопил:

– Я открыл! Можем уходить!

Анод помог ослепшему Катоду взобраться по металлическим ступенькам. Электролит взвалил Фару на здоровое плечо и поднялся вместе с ней.

Замыкающим был Дарвин. На кривых ногах он подошёл к лестнице, взобрался на две ступеньки, но окружающий мир закружился, и Дарвин упал вниз. Сознание медленно ускользало во внутреннем огне, и последнее, что Дарвин увидел, прежде чем провалиться в беспамятство, был далёкий белый квадрат выхода на поверхность и голова Анода, появляющаяся в проёме.

Дарвин чувствовал, будто жарится на медленном огне, и что бы он ни делал, ему никак не выбраться из этой жаровни. Он хотел лишь одного – чтобы это поскорее закончилось.