Исторические силуэты

После роспуска I Государственной думы 8 июля 1906 г. и приостановки заседаний Государственного совета вся Академическая группа подает в отставку. Затем один из ее членов — Д. И. Багалей снимает свою подпись. «В общем, он боится — чего — совершенно нельзя уразуметь. Как это тяжело видеть — людишек», — комментирует поведение своего трусливого коллеги Владимир Иванович{34}. Вскоре состоялись новые выборы Академической группы, и Вернадского вновь выбирают ее членом.

Наступившие годы реакции делают жизнь все более тягостной. 14 января 1908 г. в газете «Речь» Вернадский пишет: «Страна залита кровью… Все держится одной грубой силой»{35}. Активная деятельность в Государственном совете становится невыносимо трудной. Остается, как и всегда в годы безвременья, одна отдушина — «чистая наука». Но и на нее чугунная пята самодержавия давит безжалостно, сокрушая все и вся. Министр просвещения (!) Л. А. Кассо в феврале 1911 г., проявляя особую ретивость и услужливость, в нарушение Университетского устава увольняет с профессорских должностей подавших в отставку со своих административных постов ректора А. А. Мануйлова, помощника ректора М. А. Мензбира и проректора П. А. Минакова. «Эта мера поразила, как гром, — писал Вернадский. — При таких тяжелых обстоятельствах, не видя никакой возможности найти выход, удовлетворявший их представлениям о человеческом достоинстве и чести 21 профессор Московского университета подал в отставку. За ними последовал ряд приват-доцентов и других преподавателей. Из Московского университета ушло более 100 преподавателей — случай неслыханный в истории высших школ, — почти треть его состава учительских сил»{36}. Разумеется, что среди лучших и честнейших был и В. И. Вернадский. С любимым преподавательским делом было покончено, и, казалось, навсегда! Вернадский переезжает в Петербург работать в Академии наук, членом которой он был с 1906 г.

Царские власти, не забыв обиды, исключили его из Государственного совета, членством в котором он и без того тяготился. Но нет худа без добра! Вынужденное и неблагодарное членство в Государственном совете дало возможность ученому ознакомиться с «государственной элитой» самодержавия и по достоинству оценить ее. «Вереде белой (эмигрантской. — К. Ш.) молодежи, не видевшей старого режима, — вспоминал в 1924 г. Вернадский, — происходит его идеализация. Им кажется, что во главе власти стояли люди, морально и умственно головой выше окружающего… И передо мной промелькнул Государственный совет, где я мог наблюдать отбор «лучших» людей власти… Внешность была блестящая. Чудный Мариинский дворец, чувство старых традиций во всем строе обихода, вплоть до дворецких, разносивших булочки, кофе, чай, на которые набрасывались, как звери, выборные и назначенные члены Государственного совета. Несомненно, среди них были люди с именами и большим внутренним содержанием, такие, как Витте, Кони, Ковалевский, Таганцев и др. Но не они задавали топ. Не было тех традиций у сановников, здесь собравшихся, какие были в такой красивой форме у дворецких, — не было ни espirit du corps[1], ни блеска знания и образования, пи преданности России, ни идеи государственности. В общем — ничтожная и серая, жадная и мелкохищная толпа среди красивого декорума… Помню один разговор с Д. Д. Гриммом, когда мы возвращались из заседания (Совета). Ему больше нас, обычных членов оппозиции, пришлось сталкиваться лично с членами Совета. Он был совершенно потрясен циничным нигилизмом этих людей, которые были готовы пожертвовать всем для того, чтобы «устроить» своих детей, получить лишние деньги… Их интересы и их мысли все были направлены главным образом в эту сторону… И эти министры последних лет — да и раньше — Горемыкин, князь Н. Голицын, Протопопов, Щегловитов… Какой ужасный подбор!..»{37}.

Однако активное участие в общественной жизни и интерес к проблемам высшей школы окончательно у Вернадского никогда не исчезали. В сентябре 1917 г. один из приютинцев, академик Сергей Федорович Ольденбург, бывший в то время министром народного просвещения во Временном правительстве, предложил Вернадскому пост товарища министра, заведующего отделом высшей школы. Он согласился и энергично принялся за подготовку реформ и планирование новых университетов (при нем был открыт Пермский университет) и региональных отделений Академии паук (в Грузину на Украине и в Сибири).

После Октябрьской революции Владимир Иванович по эмигрировал, как многие другие ученые России за границу, где ему предлагали возглавить кафедры в крупнейших университетах мира. Он остался со своим народом, со своей Родиной, переживавшими после кровопролитной гражданской войны нелегкие годы. Всю свою кипучую деятельность В. И. Вернадский посвящает научной работе, организации в Советском Союзе новых научных центров.