Загадки, коды и пророчества Библии

Семиричная композиция Откровения

Ход событий в книге Откровения святого Иоанна Богослова имеет отчетливую семиричную структуру. Это неудивительно, поскольку описываемый в ней конец света противоположен по смыслу действиям первой второй глав книги Бытия, сотворению мира. Как известно, мир был сотворен за шесть дней, а в седьмой день Бог пребывал в покое. Действия в Откровении прямо противоположны актам творения. Чтобы лучше понять их смысл, нужно рассмотреть эту семиричную космологию и увидеть, как она отражается в Апокалипсисе.

Представление о семиричном строении пространства встречается у многих народов как вариант универсальной идеи «мирового древа». Горизонтальный план в такой структуре представлен четырьмя странами света или «концами пространства» как в «Сефер Иецире», или четырьмя духами или ветрами небесными как в книге пророка Захарии. Вертикальное строение представлено тремя ярусами: верхним (небо), средним (земля) и нижним (подземный мир), что точно воспроизводится терминологией Откровения: небо, земля, бездна. Земля оказывается в центре как по вертикали, так и в горизонтальной плоскости, а сама структура приобретает симметрию декартовой прямоугольной системы координат из трех осей, пересекающихся в одном центре и различающихся обозначениями.

В книге Сефер Иецира система тоже весьма близка декартовой. В центре там стоит Имя Божие, а каждый из шести концов пространства обозначен или «запечатан» одной из шести возможных перестановок из трех разных букв, из которых это имя состоит — иод, хе и вав. Структура, однако не формальна, а содержательна. Прежде всего каждый конец пространства имеет имя: вперед, назад, вправо, влево, вверх и вниз. Каждое из этих имен, в свою очередь, имеет географическую коннотацию, соответственно: восток, запад, юг, север, небо, бездна. Четыре географические координаты имеют эквиваленты в терминах ландшафта: восток — суша, запад — море, юг — пустыня и север — реки. Однако эта терминология не жесткая и не единственная. Восток может означать также направление, откуда появляется свет. В этом качестве он символизирует свет и Первый день творения. Север — отчасти в связи с тем, что реки (Тигр, Евфрат, Иордан) здесь текут с севера — ассоциируется с плодородием суши и с Третьим Днем творения. Море или запад— с актом разделения вод и со вторым днем. Юг это не только пустыня, но и сотворенные в Четвертый день светила, в первую очередь Солнце, Луна и пять планет, эклиптика которых в нашем полушарии смещена к югу: в Откровении Четвертая труба и Четвертая чаша знаменуют поражение светил, тогда как Четвертый всадник — это ангел пустыни.

Ассоциации, связанные с членением по вертикали, несколько более сложны, искусственны и неустойчивы. Тварь Пятого дня. обитатели моря, нижних вод, включает в себя также обитателей бездны, и в Откровении Пятой трубе соответствует вылет саранчи (относящейся к пресмыкающимся, согласно библейской классификации) во главес ангелом бездны. Однако в Книге Творения бездны не упоминаются, а их место (Сефер Иецира, 4:14) занимают «миры» — слово, вообще говоря, могущее означать некие неопределенные просторы, в том числе и бездны, но не имеющее характерной водной коннотации. Седьмому дню в Сефер Иецире отвечает земной храм, а в Откровении — храм небесный. В обеих книгах суббота — это храм. Но существенно меняется смысл Шестого дня: в Откровении это земля как обитель человека и животных или Сад Эдемский как срединная часть земли. В Сефер Иецире шестой термин — это небо. В этом отношении Откровение более архаично, счет идет снизу вверх: бездна — земля — небо, а в Книге Творения рационально: седьмой термин оказывается в центре, в особой точке, в отличие от шести векторов.

Всем этим не исчерпывается содержание описываемой семиричной символики. Обозначения векторов направлений в Книге Творения (печати концов пространства) имеют особую семантику, связанную с понятием бытия. Составленные из букв, входящих в Имя Божие, в тетраграмму иод-хе-вавхе, которую самое понимали как форму глагола «быть», они приобретали значение модусов бытия, то есть, опять-таки Имен Божиих. Именно поэтому шесть перестановок из трех букв йод, хе и вав, которые с точки зрения современной грамматики далеко не все имеют ясную семантику, могли изображать собой завещающие формулы (печати) дней творенья. Эти шесть печатей обеспечивали длящееся бытие всей твари каждого из шести дней. Несмотря на то, что комбинаторика печатей впервые последовательно изложена лишь в Сефер Иецире, можно быть уверенным, что и в Откровении Агнец снимает со свитка Небесного Закона именно эти или очень похожие печати.

Через последовательность семи актов божественного творения семиричная структура пространства соотносилась с членением времени. Малый цикл, неделя, в точности отражал первую Неделю Творца. Каждый день обычной недели тем самым получал свое содержание и соответствующий пространственный знак. Аналогичным образом строились циклы, в которых единицей был год: семь лет составляли субботний круг, который, будучи повторен семикратно, давал юбилейный сорокадевятилетний цикл. Всего любопытнее, как происходил переход от недели к году.

Высказывалось предположение, что древний сельскохозяйственный календарь Ханаана строился из семи семинедельных периодов, что давало в общей сложности 343 дня, приблизительно солнечный год (без трех недель и одного дня с четвертью). Некоторые ессейские тексты подтверждают эту версию. Оказалось, что у ессеев существовал календарь, отличный от официального. Удалось установить (И. Ядин, из «Храмового свитка») даты четырех праздников с интервалами в 49 дней, из них два прежде были неизвестны. Омер (возношение снопа ячменя) праздновали в воскресенье, 26-го нисана, а не 16-го нисана как в Иерусалиме. Ше-вуот (колосья пшеницы) отмечали через семь недель, 15-го сивана; праздник Нового вина (тирош) — 3-го аба, праздник Нового елея — 22-го элула, все по воскресеньям. О трех остальных праздниках пока ничего не известно. Можно предполагать, что они когда-то существовали в действительности, а позднее как-то достраивались при общей систематизации представлений о ходе времени. Такая композиция чрезвычайно удобна для изображения года как еще одного воплощения уже известного цикла из семи творческих актов, запечатленного в книге Бытия и в самой структуре пространства.

В официальной храмовой практике отмечались другие праздники, и лишь единственный интервал в 49 дней от Пасхи до Обретения Закона (Матан Тора, Шевуот, Пятидесятница) является и поныне зримым реликтом той древней схемы. Кроме того, уже в иной, христианской, системе представлений существует сорокадевятидневный период Великого поста, до дня Пасхи. При этом, в плоскости идей и представлений, реальные храмовые праздники подменяли собой мыслимые. Мы надеемся показать это при внимательном рассмотрении текста Откровения. Пока же отметим, что структура пространства, времени и рассказ о сотворении мира сами по себе требовали сакрализующей санкции, то есть каких-то храмовых действий, освящающих акты и их результаты, или — проще — воспроизводящих творение.

Сакральное пространство в Иерусалимском храме, то пространство, где приносили жертвы, состояло из трех частей: Внутреннего Двора, Святилища и Святая Святых, отделявшихся друг от друга двумя Завесами. Храм был ориентирован таким образом, что вход в Святилище был обращен на восток, а Святая Святых на запад. В центре храма, в Святилище перед второй Завесой, у входа в Святая Святых стоял Золотой Жертвенник для курения благовоний. Его называли также Малый Жертвенник, в отличие от большого Медного Алтаря для всесожжений у входа в Святилище на Внутреннем Дворе.

Святая Святых считалась как бы местопребыванием Бога, небом. В прежние времена, в Скинии Завета и в Первом храме там стоял Ковчеге литыми изображениями золотых херувимов и скрижалями Завета, а согласно некоторым легендам, в нем были также «сосуд с манной и жезл Ааронов прозябший». Во времена Второго храма Святая Святых пустовало. Однако под скалой, которая служила ему основанием, была пещера, а в пещере камень над отверстием Кладезя Бездны, с печатью царя Соломона или Давида. Таким образом Святая Святых соединяло оба потусторонних мира: небо и бездну, которые у евреев, как и у многих других народов, подчас сообщались и даже смыкались. Поэтому и сакральные эквиваленты направлений «вверх» и «вниз» от центра сдваивались в векторе от Золотого Жертвенника к Святая Святых. Сходное строение имел вектор от Золотого Жертвенника ко входу в Святилище, где сдваивались направления к Медному Морю и к Медному Жертвеннику для жертв всесожжения.

Медное Море стояло к юго-востоку или к востоку (в разное время по разному) от входа, а Алтарь — прямо на восток. Медное Море, которое и символизировало природное море и запад, представляло собой бассейн в форме сегмента сферы, установленный на спинах двенадцати быков, и предназначалось для омовения рук священников. Жертвенник всесожжений был внушительной постройкой, и его огромный пылающий огонь ассоциировался с востоком и светом.

Стол для хлебов предложения стоял в Святилище у северной стены и, в силу обычной семантики хлеба, символизировал плодородие земли, а с ним — северное направление. Двенадцать жертвенных хлебов, если верить Иосифу Флавию, отвечали двенадцати знакам зодиака. Принимая во внимание, что семь огней Семисвечника*, стоявшего напротив, у южной стены, обозначали семь подвижных небесных тел, можно заключить, что оба предмета, Стол и Семисвечник, вместе представляли полноту видимого неба с его подвижными и неподвижными звездами, причем подвижные относились к южной стороне, а неподвижные — к северной. Создается впечатление, что продвижение от Внутреннего Двора через Святилище к Святая Святых соответствовало восхождению с земли (Медный Алтарь, Медное Море) через видимое небо (Золотой Алтарь, золотой Семисвечник, Золотой Стол) на высшее небо (Святая Святых). В этом смысле все богослужение происходило на небесах или очень к ним близко.

Из всех бывших в храме священных предметов Семисвечник едва ли не самый удивительный. Если аналоги алтарей, завес, сосудов, столов, херувимов, архитектуры храма можно найти в западносемитском культурном кругу, то Семисвечник как будто совершенно оригинален. Разумеется, его форма и растительный орнамент позволяют считать его вариантом «мирового древа». Но это древо совсем особого рода. Прежде всего оно целиком состояло из вставленных друг в друга 22-х плодов граната и цветов миндаля. Но гранат это молния, небесный огонь. Семь лампад в форме чашечек первого весеннего цветка миндаля обозначали видимые небесные огни, подвижные светила. Таким образом Семисвечник сам по себе представлял весь сотворенный мир в его огненно-световой сущности. Семисвечник состоял из света, он был «древом света», светлым и световым «древом жизни», изображением «Огненного Куста» Синайской эпифании. Поэтому, символизируя в частности юг и светила, Семисвечник в более широких контекстах мог означать и свет вообще и всю вселенную. Так семь золотых светильников, которые видит Иоанн в Первой главе Откровения, суть прежде всего знаки Богоприсутствия, а более специально — знамения первого действа, суда над миром (по аналогии с Первым днем творения), суда над светом, воплощенным в светильниках семи церквей.