Индиль

Оставленная жизнь. Эпизод четвертый

– Отец, ты слеп. Ты не видишь или не желаешь видеть той тьмы, что она принесла в твой дом. В наш дом, отец. В наши земли.

Оннед неподвижно стоял у открытого окна, скрестив на груди руки, и смотрел вдаль. Он знал о том, о чем говорил его сын, и не хотел этого знать, не хотел этого слышать, не хотел даже думать об этом. В Индиль уживались две противоположности, в каждую из которых он был влюблен. Одна ее сущность вызывала в нем легкий трепет и отцовские чувства, другая же – страсть и леденящий ужас. Такова теперь была ее природа, и даже она сама не была властна над ней. Была ли в том ее вина? Он не мог ответить на этот вопрос, поскольку любые его мысли на этот счет сводились к одной: если бы в тот день, когда она впервые появилась в его замке, он внял бы ее просьбе, все могло сложиться совсем иначе. Если бы он принял ее тогда, если бы встал на сторону ее народа, она, наверное, не оставила бы его теперь у этого открытого окна, не оставила бы его опустошенного, потерянного, ощутившего вдруг бессмысленность своего дальнейшего существования. Эти мысли вызывали у него чувство вины, боль, обиду за гордыню и недальновидность, беспомощность перед тем, что теперь ничего уже нельзя было изменить… Но исправить!.. Быть может, да. Она жива, он может думать о ней, он может снова встретить ее однажды… И эта связь между ними… Пусть лишь телесная, но такая ощутимая.

– Она сводит с ума эльфов, – продолжал Берион-Тирис. – Она приходит к ним по ночам и лишает их рассудка. На утро они истощены, слабы. Они не могут назвать своих имен, но твердят ее темное имя, они забывают свои дома и уходят. Они уходят за наши стены и пропадают в лесах. Никто из них не вернулся. Никого не удалось найти. Наши ряды редеют. Семьи остаются без отцов. Наш народ остается без защиты. Она здесь, чтобы всех нас уничтожить, уничтожить наши земли, уничтожить нас как расу, отец! Почему ты не хочешь видеть этого?

Оннед не отвечал, лишь смотрел вдаль. Он знал все то, о чем говорил его сын. Он должен был отпустить ее, и он это сделал. Он вероятно сам был под влиянием ее чар, но ведь он желал быть с ней, и это было прекрасно. Он сам осознанно привел ее в свой дом. Он видел прежде то, на что она была способна. Он видел своих подданных, пребывавших в восторженном возбуждении после ее ночных визитов. Он обещал ей себя, свою душу взамен душ своих эльфов, тогда, там, в заснеженных пещерах. Теперь он отказался от своих слов. Впервые в жизни ему было стыдно признаться себе в этом, но он боялся ее. Да, именно боялся. Он боялся лишиться разума, лишиться рассудка, потерять контроль над собой. Его сон, и без того тревожный, стал ему в тягость, поскольку он боялся, что она проникнет в его покои во время его сна или же явится ему во сне, как она уже делала это прежде, и он окажется беззащитен перед ней. Так и случилось. Лишь какое-то провидение отвело ее руку, сжимавшую кинжал, от его груди. Но, возможно, она тоже любила его?…

Он боялся ее и в то же время страстно желал. И каждый раз, когда она проплывала мимо него светлой полупрозрачной тенью, что-то сжималось у него в груди, и сладкий холод сковывал его плечи. Оннед отмахнулся от воспоминаний. Его разум твердил: «Оставь. Все произошло наилучшим образом», но душа его рвалась к ней, вслед за ней. Отсюда, из окна своих покоев, он видел каждый след, оставленный подковами ее коня на сером, пропитанным осенней грязью, снегу. Там, за окном, мир опустел, точно так же, как опустел и его внутренний мир. Она ушла и забрала с собой все, чем он жил, все, что было дорого ему. Оннед чувствовал, как медленно становится пустой оболочкой того, что однажды посмело поверить в возможность любить.

– Она ушла, – наконец глухо отозвался Король.

– Ушла? – переспросил Тирис.

– Она ушла. Она покинула стены моего замка. Она покинула пределы моих земель. Больше она не потревожит мой народ. Больше она не станет занимать твой разум.

– Я не был бы так уверен, отец. Тьма спускается на твои земли, как только заходит солнце. Сам Лорд Тьмы по ночам прогуливается по твоим садам, словно обходит свои владения. Она не случайно пришла сюда с тобой. Она привела за собой Тьму. И ушла она теперь не случайно. Нам ждать беды.

Оннед перевел взгляд с дороги на крыши домов.

– Отец, ты не видишь, что происходит прямо перед твоими глазами. Твой разум затуманен. Твои мысли не такие быстрые, как прежде. Прошлой ночью он тоже был здесь. Он приходил к ней. Темный Владыка был здесь! На твоей земле, в твоих садах, у стен твоего замка! Твоя Королева ушла с ним.

Глаза Оннеда закрылись, и он невольно сглотнул, пытаясь сохранить невозмутимость. Лучше бы она пронзила его этим кинжалом, специально приготовленным для него. Это была бы красивая смерть в ее объятиях. Вместо этого она обрекла его на позор и душевные страдания.

– Я видел их в беседке в саду, – продолжал молодой эльф. – Они стояли в свете луны и негромко беседовали на своем темном наречии. Она проникла в наш мир, чтобы всех нас уничтожить, а ты бездействуешь и потакаешь ее прихотям. Если ты не в силах противостоять ей, позволь мне избавить всех нас от нее и от тьмы, которую она несет нам. Я последую за ней. Я найду ее. Я не позволю ей вернуться.

– Ты не сделаешь этого, – глухо отозвался Оннед, не оборачиваясь к сыну. – Это сделаю я. А теперь оставь меня.

Тирис еще минуту мешкал и затем покинул покои отца.

Оннед некоторое время продолжал стоять неподвижно, прислушиваясь к переменам, происходившим в его душе. Он смотрел на снег, и снег полыхал в его глазах. Его собственное дыхание обжигало его. Он с силой сжимал в руке кулон с эльфийским камнем, пока, наконец, не превратил его в бесформенную металлическую массу. Он разжал руку и внимательно посмотрел на свое творение, а затем с досадой и яростью бросил кулон в сторону, задел резким неловким движением хрустальный столик, стоявший позади него, и тот отлетел в сторону, ударился обо что-то твердое, рассыпался на десятки звенящих кристаллов, и все, что было на нем, разлетелось по комнате, зазвенело, заискрилось в утренних лучах солнечного света.

Оннеду казалось, что это не комната, а его жизнь разлетается вокруг него мелкими осколками. Только что он сам вернул ее – Индиль – демону. Оннед чувствовал себя тупой податливой марионеткой, которой с легкостью управляли эти двое, пришедшие в его мир из самого сердца Тьмы. Ему казалось, что все это время его мыслями, его чувствами, его желаниями руководила только она, эта ведьма в обличии светлого ангела. Теперь она ушла, и чары ее ушли вместе с нею. Он прозрел, снова прозрел, и снова проклял свое одиночество. Теперь, как ему казалось, он понимал, почему она не убила его, почему сохранила ему жизнь. Так совершила она свою месть – приоткрыла ему легкую завесу безмятежной жизни и сладостной любви и тут же задернула ее и толкнула его – Оннеда – обратно в бесконечные лабиринты серой, непроходящей осени и нескончаемого одиночества.

Он вынул кинжал из ножен и долго рассматривал его. Она не знает, на что он способен, не знает, насколько жестоким и бескомпромиссным он может быть и… насколько он все еще влюблен в нее… Оннед опустил руки и поднял глаза. Перед ним, за окном, падали большие, мягкие, неторопливые снежинки. Он безумно в нее влюблен. Он полюбил ее давно, при их первой встрече, когда она еще была нимфой, когда она еще была чиста, светла, когда она еще нуждалась в его покровительстве, в его защите. Тогда она любила его. Она боготворила его. Она желала быть с ним. Тогда она была согласна стать тенью у его ног – так она сказала. Но теперь… Теперь в ней не осталось ни капли любви к нему. Она ушла и обрекла его на бесконечные душевные страдания.

Он мог бы прямо сейчас седлать коня и броситься вслед за ней, и вернуть ее, и просить ее вернуться, и требовать, чтобы она вернулась к нему, и если бы она отказала ему, то просить о смерти от ее руки или самому пронзить свое сердце и избавить себя от этого болезненного биения в груди. Но он был слишком горд, чтобы идти за ней, слишком сдержан, чтобы изливать свою душу, слишком высокомерен, чтобы упасть к ее ногам, и слишком ревнив, чтобы отпустить ее, чтобы позволить ей снова быть с демоном. И он продолжал стоять, наблюдая за движением снежинок за окном и думать, думать о ней, думать о словах сына, сказанных о ней, думать о демоне, погибшем во время их последней битвы, но снова вернувшемся, чтобы снова забрать у него все…