Колумбина или... Возвращение голубков

Глава 32 (барон,... сын,... Врангель...)

Хоть вся теперь природа дремлет,

Одна моя любовь не спит;

Твои движенья, вздохи внемлет

И только на тебя глядит.

Приметь мои ты разговоры,

Помысль о мне наедине;

Брось на меня приятны взоры

И нежностью ответствуй мне.

Единым отвечай воззреньем

И мысль свою мне сообщи:

Что с тем сравнится восхищеньем,

Как две сольются в нас души?

Представь в уме сие блаженство

И ускоряй его вкусить:

Любовь лишь с божеством равенство

Нам может в жизни сей дарить.*

Прекрасная игра на клавесине и красивое пение мужского тенора доносилось из открытого окна небольшого дома в центре Петербурга. На вид дом был невзрачным. Никаких наружных признаков, что здесь живёт какой светский человек. Но судя по адресу, что удалось узнать, именно здесь и проживал барон Карл Герцдорф.

Иона и Пётр недолго постояли, слушая лирическое выступление кого-то в этом доме, и переглянулись с улыбкой. Они заплатили извозчику, доставившего их сюда на своей пролётке, и под руку, не скрывая нежных чувств, прошли к двери дома.

Пётр постучал, и ему тут же отворил пожилой, но аккуратно выглядевший дворецкий. Он вежливо пригласил пройти и обождать в небольшой гостиной. Пение и музыка в ту же минуту прекратились. Будто во всём доме стало сразу известно о прибытии нежданных гостей.

Иону и Петра не заставили ждать долго. Высокий, стройный, плечистый мужчина лет сорока, с выразительными большими глазами и роскошными тёмными с проседью волосами вошёл в гостиную. Вокруг него была некая сильная, заставляющая на мгновение застыть и восхищаться внешней красотой и теплотой аура. Казалось, это даже будто родной человек, которого давно не видели. От его доброжелательности, уважительного отношения и излучения совершенного спокойствия было невероятно уютно.

Когда Пётр рассказал о том, что приехали в поисках графини Габриэлы Врангель, которая непременно хотела прибыть сюда, барон изменился в лице. Он погрузился в некую печаль, воспоминания или мысли. Только сказать не смог пока ничего. Вбежавший в гостиную мальчик, одетый только в панталоны, прильнул к нему в объятия и произнёс со странным акцентом:

– Мама.

– Мой сын. Приёмный пока, – улыбнулся барон, с неловкостью поясняя дальше. – Зовёт меня мамой. Он только это и может сказать. Нет, не удивляйтесь,... я его пока оберегаю. Он совсем дикий. Я должен вернуть его домой. Он бежал и попал ко мне.

– Удивительно, – поразился Пётр. – Он воспитывался не среди людей?!

– Да, увы, рос в лесу. Мой знакомый его обнаружил в лесах Баварии и забрал, надеясь сделать полноценным человеком, а я у него в гостях был. Когда я уехал, малыш тайком залез на уступок позади моей кареты. Я долго не подозревал об этом. Теперь вот, в Петербурге. Я недавно вернулся только, и снова в путь. Но как же я уеду теперь? Где же Габриэла? – переживал он сильнее.

– Выходит, её нет пока, – пожал плечами Пётр. – Будет со дня на день, полагаю.

– Надеюсь, она не пропала, – переживала Иона, а смотрела на мальчика, прижавшегося, вцепившегося руками в барона и уткнувшемуся ему в грудь так, словно боялся потерять.

– Где же её искать? – переживал не меньше и сам барон, поглаживая в своих объятиях этого безобидного, нежного и ещё далёкого от реального мира ребёнка.

Взгляд каждого в этот момент обратился к вошедшему в гостиную слуге. Тот остановился у порога, выполнил поклон и, строго выпрямившись, объявил:

– Граф Врангель просит принять!

– Граф кто? – сглотнул барон и взглянул на своих не менее удивлённых такому повороту гостей.

Как оказался в Петербурге сам Врангель, следил ли, уехал ли за супругой, прибыл сюда, зная, что она где-то здесь?! Множество вопросов, шок и опасение, как бы ни было какого скандала...

– Пропустите, – кивнул барон слуге.

Воцарилась тишина. Иона с Петром переглядывались с бароном, а мальчик так и стоял в его объятиях, закрыв глаза и будто выжидая, когда все уйдут, а он останется с ним вновь наедине и в покое...

* - Г. Р. Державин