Жизнь и приключения чудака[сборник]

Глава седьмая

Стоило ему войти в класс, как на него вихрем налетел Гошка.

— Принес марки? — спросил он, увидел по Сашиному лицу, что тот ничего не принес, и закричал: — Не принес? Несчастный хвастунишка, врун, врун! А может быть, у тебя их даже нет?

— Нет, есть, — соврал Саша. — Просто я забыл.

— Посмотрим, — сказал Гошка. — Потерпим до завтра. А то придется тебя звать не просто «девчонкой», а «девчонкой-врунишкой».

После школы Саша решил зайти к Маринке и попросить у нее две марки. Подумаешь, две какие-то несчастные марки, неужели она не даст ему их. Он вошел во двор и увидел, что ворота гаража открыты. Саша сначала заглянул в гараж. Там он увидел своего знакомого шофера.

— Здравствуйте, дядя, — сказал Саша.

— А, здравствуй, малый, если не шутишь.

— Хотите, я вам принесу воды?

— Ну принеси, — ответил шофер.

Саша схватил ведро и побежал в глубь гаража за водой. Принес воду и сказал:

— А теперь мне надо идти.

— Важное дело? — спросил шофер.

— Да, — ответил Саша. — Важное.

…После разговора с шофером у Саши настроение стало получше. И он побежал к Маринке.

Она была дома одна. Сначала пришлось поиграть с ней в куклы, потом в пароходы, а потом Саша попросил у Маринки, чтобы она показала ему коллекцию папиных марок.

Маринка влезла в папин стол и достала большой квадратный альбом в синем переплете… Каждая страница была прикрыта в нем папиросной бумагой, а под бумагой, на сером толстом картоне, в карманчиках лежали марки.

— Только ты не перепутай их, а то папа будет ругаться. Он эти марки собирает всю жизнь, с девятилетнего возраста.

— А у нас в классе один мальчик, Гошка Сапегин, — сказал Саша, — тоже собирает марки. И даже меняется.

— Как это — меняется? — не поняла Маринка.

— Очень просто, — сказал Саша. — Он отдает, например, твоему папе лишние марки, а твой папа ему свои лишние марки.

— А у моего папы нет лишних марок, — сказала Маринка.

Саша подумал, что, пожалуй, Маринка не даст ему две марки для Гошки, и представил себе, как Гошка завтра будет кричать на него на весь класс: «Врунишка, хвастунишка!»

На каждом листе было написано название страны, но Саше трудно было прочесть эти названия. Он просто ворошил марки: на них были портреты каких-то людей, какие-то дома, деревья, звери, церкви… Их здесь было так много, и Саша подумал, что Маринкин папа совсем не обеднеет, если отдаст ему две марки для этого ненасытного, кровожадного Гошки.

— Ну, насмотрелся? — спросила Маринка.

Ей хотелось побыстрее убрать альбом в стол, потому что папа никому ни под каким видом не позволял брать альбом с марками без его разрешения. И Маринка впервые его сама держала в руках, и сделала она это только ради Саши.

— Сейчас, — ответил Саша и покосился на Маринку. Нет, и просить не стоит, все равно не даст.

Он уже хотел отложить альбом, но тут позвонили в дверь, и Маринка побежала открывать. А Саша вдруг сделал нечто странное, нечто ужасно необыкновенное, нечто такое, что нельзя никому делать ни при каких условиях: он вытащил из марочного карманчика две маленькие старенькие марки (нет, он не взял большие, хорошие марки) и быстро положил их в карман. При этом у него сильно-сильно заколотилось сердце.

Тут же вернулась Маринка. Саша уже стоял в другом конце комнаты. Маринка взяла альбом и сунула обратно в стол. Саша решил ей сказать что-нибудь веселое и беззаботное, хотелось ему притвориться, но вдруг у него пропал голос. Он постоял немного и прохрипел:

— Я пойду.

— Посиди еще немного. Давай поиграем в «дочки-матери». Ты будешь мой сын, а я буду готовить тебе обед.

Но Саша не стал играть и ушел домой.

Дома он вытащил марки из кармана, разгладил их и положил в дневник.