Том 2. Стихотворения 1820-1826

«Семейственной любви и нежной дружбы ради…»

Семейственной любви и нежной дружбы ради
Хвалю тебя, сестра! не спереди, а сзади.

VARIANTES EN L'HONNEUR DE M-LLE NN[17]

Почтения, любви и нежной дружбы ради
Хвалю тебя, мой друг, и спереди и сзади.

«Блестит луна, недвижно море спит…»

Блестит луна, недвижно море спит,
Молчат сады раскошные Гассана.
Но кто же там во мгле дерев сидит
На мраморе печального фонтана?
Арап-евнух, гарема страж седой,
И с ним его товарищ молодой.
  «Мизрур, недуг тоски душевной
  Не от меня сокроешь ты.
  Твой мрачный взор, твой ропот гневный,
  Твои свирепые мечты
  Уже давно мне всё сказали.
  Я знаю – жизнь тебе тяжка.
  А что виной твоей печали?
  Мой сын, послушай старика».

«Заступники кнута и плети…»

Заступники кнута и плети,
О знаменитые князья,
За них жена моя и дети
Вам благодарны, как и я.
За вас молить я бога буду
И никогда не позабуду,
Когда по делу позовут
Меня на новую расправу,
За ваше здравие и славу
. . . . мой первый кнут.

«Словесность русская больна…»

Словесность русская больна.
Лежит в истерике она
И бредит языком мечтаний,
И хладный между тем зоил
Ей Каченовский застудилТеченье месячных изданий.

«На небесах печальная луна…»

На небесах печальная луна
Встречается с веселою зарею,
Одна горит, другая холодна.
Заря блестит невестой молодою,
Луна пред ней, как мертвая, бледна.
Так встретился, Эльвина, я с тобою.

Из письма к Вяземскому («Сатирик и поэт любовный…»)

Сатирик и поэт любовный,
Наш Аристип и Асмодей,
Ты не племянник Анны Львовны,
Покойной тетушки моей.
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка – не дядя твой,
Но, милый, – музы наши сестры,
Итак, ты всё же братец мой.

Из письма к Вяземскому («В глуши, измучась жизнью постной…»)

 В глуши, измучась жизнью постной,
Изнемогая животом,
Я не парю – сижу орлом
И болен праздностью поносной.
 Бумаги берегу запас,
Натугу вдохновенья чуждый,
Хожу я редко на Парнас,
И только за большою нуждой.
 Но твой затейливый навоз
Приятно мне щекотит нос:
Хвостова он напоминает,
Отца зубастых голубей1,
И дух мой снова позывает
Ко испражненью прежних дней.

«Брови царь нахмуря…»

Брови царь нахмуря,
Говорил: «Вчера
Повалила буря
Памятник Петра».
Тот перепугался.
«Я не знал!.. Ужель?» –
Царь расхохотался:
«Первый, брат, апрель!»
Говорил он с горем
Фрейлинам дворца:
«Вешают за морем
. . . . . . . .
То есть разумею, –
Вдруг примолвил он, –
Вешают за шею,
Но жесток закон».

«От многоречия отрекшись добровольно…»

От многоречия отрекшись добровольно,
В собранье полном слов не вижу пользы я;
Для счастия души, поверьте мне, друзья,
Иль слишком мало всех, иль одного довольно.

Из Вольтера

 Короче дни, а ночи доле,
Настала скучная пора,
И солнце будто поневоле
Глядит на убранное поле.
Что делать в зимни вечера?
Пока не подавали кушать,
Хотите ли теперь послушать,
Мои почтенные друзья,
Рассказ про доброго Роберта,
Что жил во время Дагоберта?
———
 Из Рима ехал он домой,
Имея очень мало денег.
Сей рыцарь был хорош собой,
Разумен, хоть и молоденек.
———
В то время деньги . . . . .
———
 И дабы впредь не смел чудесить,
Поймавши истинно повесить
И живота весьма лишить.

«Под каким созвездием…»

 Под каким созвездием,
Под какой планетою
Ты родился, юноша?
Ближнего Меркурия,
Аль Сатурна дального,
Марсовой, Кипридиной?
———
 Уродился юноша
Под звездой безвестною,
Под звездой падучею,
Миг один блеснувшею
В тишине небес.

Анне Н. Вульф

Увы! напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Слезами только буду сыт,
Хоть сердце мне печаль расколет.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .