Том 2. Стихотворения 1820-1826

Отрывки

Теснится средь толпы еврей сребролюбивый.
Под буркою казак, Кавказа властелин,
  Болтливый грек и турок молчаливый,
  И важный перс, и хитрый армянин –1

Генерал не попал
. . . . . . . .
Но к обеду опоздал,
    И вздыхает Зоя.2

    во дни Дадона
Был монастырь, где чернецы
Без правила и без закона3

В беспечных радостях, в живом очарованье,
О дни весны моей, вы скоро утекли.
Теките медленней в моем воспоминанье

Одна черта руки моей,
Тебе довольно, друг мой нежный –

Над облаками скачут лани

Гостомыслову могилу грозную вижу…
Легконогие елени по лесу рыщут…
Есть надежда! верь, Вадим, народ натерпелся…
Он далече, далече плывет в печальном тумане…4

Вдали тех пропастей глубоких,
Где в муках вечных и жестоких
Где слез во мраке льются реки,
Откуда изгнаны навеки
Надежда, мир, любовь и сон,
Где море адское клокочет,
Где, грешника внимая стон,
Ужасный Сатана хохочет…5

Из Байрона

Нет ветра – синяя волна
На прах Афин . . . катится;
. . . . . . . . . .
Высокая могила зрится.6

Ведите же прежде телят вы к вымени…
юницы.

1822

Баратынскому: Из Бессарабии

Сия пустынная страна
Священна для души поэта:
Она Державиным воспета
И славой русскою полна.
Еще доныне тень Назона
Дунайских ищет берегов;
Она летит на сладкий зов
Питомцев муз и Аполлона,
И с нею часто при луне
Брожу вдоль берега крутого;
Но, друг, обнять милее мне
В тебе Овидия живого.

Баратынскому («Я жду обещанной тетради…»)

Я жду обещанной тетради:
Что ж медлишь, милый трубадур!
Пришли ее мне, Феба ради,
И награди тебя Амур.

Друзьям («Вчера был день разлуки шумной…»)

Вчера был день разлуки шумной,
Вчера был Вакха буйный пир,
При кликах юности безумной,
При громе чаш, при звуке лир.
Так! Музы вас благословили,
Венками свыше осеня,
Когда вы, други, отличили
Почетной чашею меня.
Честолюбивой позолотой
Не ослепляя наших глаз,
Она не суетной работой,
Не резьбою пленяла нас;
Но тем одним лишь отличалась,
Что, жажду скифскую поя,
Бутылка полная вливалась
В ее широкие края.
Я пил – и думою сердечной
Во дни минувшие летал
И горе жизни скоротечной
И сны любви воспоминал.
Меня смешила их измена:
И скорбь исчезла предо мной,
Как исчезает в чашах пена
Под зашипевшею струей.

Песнь о вещем Олеге

Как ныне сбирается вещий Олег
  Отмстить неразумным хозарам:
Их села и нивы за буйный набег
  Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.
Из темного леса навстречу ему
  Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
  Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
  Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
  Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».
«Волхвы не боятся могучих владык,
  А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
  И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.
Запомни же ныне ты слово мое:
  Воителю слава – отрада;
Победой прославлено имя твое:
  Твой щит на вратах Цареграда:
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.
И синего моря обманчивый вал
  В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
  Щадят победителя годы…
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.
Твой конь не боится опасных трудов;
  Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
  То мчится по бранному полю,
И холод и сеча ему ничего.
Но примешь ты смерть от коня своего».
Олег усмехнулся – однако чело
  И взор омрачилися думой.
В молчанье, рукой опершись на седло,
  С коня он слезает угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.
«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
  Расстаться настало нам время:
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
  В твое позлащенное стремя.
Прощай, утешайся – да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня!
Покройте попоной, мохнатым ковром;
  В мой луг под уздцы отведите;
Купайте, кормите отборным зерном;
  Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег
  При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
  Над славной главою кургана…
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они…
«А где мой товарищ? – промолвил Олег, –
  Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? всё так же ль лего́к его бег?
  Всё тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.
Могучий Олег головою поник
  И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
  Презреть бы твое предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня».
И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора,
  С ним Игорь и старые гости,
И видят: на холме, у брега Днепра,
  Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.
Князь тихо на череп коня наступил
  И молвил: «Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
  На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!
  Мне смертию кость угрожала!»
Из мертвой главы гробовая змия
  Шипя между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась:
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят
  На тризне плачевной Олега:
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
  Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.