В стороне от дороги

* * *

Гудкова боялась идти в милицию, на столе лежала повестка, где значилось: «Явка обязательна». Перед глазами, как в страшном сне, мелькали картины ночного пожара, а на стуле висел сарафан, пропахший гарью.

Прежде Гудкова посещала милицию, но только для того, чтобы пожаловаться на бывшего мужа. Он уже имел новую семью, но к Зинаиде иногда наведывался, устраивал скандалы, требовал разменять квартиру. Она так и заявляла:

— Вы обязаны помочь мне.

Бывший муж перестал появляться в доме, и Зинаида была довольна: ей осталась однокомнатная, со всеми удобствами квартира.

Многие хотели скрасить одиночество Гудковой, но никто не хотел жениться. Тогда и объявился ее давний поклонник Анатолий Уваров. А вскоре Зинаида вручила ему два ключа: один — от сердца, второй — от квартиры.

Где был Уваров теперь, после пожара, Зинаида не знала.

Она надела темное платье, припудрила покрасневшие веки, собрала в тугой пучок волосы на затылке. Сейчас она мало походила на ту Зинаиду, которая кокетливо вертелась перед зеркалом, стояла на берегу реки и провожала нарядный белый теплоход. Но не станет же она рассказывать об этом в милиции? И Гудкова лихорадочно придумывала причину, заставившую ее бросить дежурство.

— К тебе можно? — входя, спросил Анатолий.

— Чего спрашивать, если уже вошел, — сухо ответила Зинаида, но в душе обрадовалась. Она-то была уверена, что не придет, испугается. А вот пришел. Не бросил ее. Значит, любит.

— Что же со мной будет, Толенька? — взмолилась Гудкова.

Он посмотрел на ее бесцветное лицо и подумал, что за эту ночь она сильно подурнела. И, наверное, встретив ее на улице, он прошел бы мимо. «Вот что делает косметика, — отметил про себя Уваров. — Без нее баба, как попугай без перьев».

— Что же со мной будет? — повторила Зинаида.

— Минуточку! Почему паника? — Уваров повертел в руках повестку и небрежно бросил на стол.

— Не переживай, Зинка. Сейчас мы прикинем, как вести себя, и все будет в ажуре. — Его уверенный тон успокаивал Гудкову, вселял робкую надежду. Если Анатолий так говорит, значит, знает.

— Теперь смотри, какой расклад получается, — Уваров поднял вверх указательный палец. — Ты бросила пост, и в твое отсутствие загорелась база. Так? Тут твоя прямая вина. Но поскольку ты не несешь материальной ответственности, тебе подходит статья под номером сто.

— Откуда ты все это знаешь? — удивилась Зинаида.

— В этой статье говорится, — невозмутимо продолжал Анатолий, — что недобросовестное отношение к охране государственного и общественного имущества, повлекшее его гибель, предусматривает наказание до двух лет лишения свободы.

— Ой, мамочка, посадят, — снова запричитала Зинаида.

— Кончай ныть и слушай! — прикрикнул на нее Уваров. — До двух лет лишения свободы. Или исправительные работы. Или общественное порицание. Усекла? Могут влепить два года, а могут, скажем, выговор объявить. Уловила?

Она понимала с трудом, но чувствовала, что Анатолий уже нашел для нее какой-то спасительный выход. Умоляюще, как больной на врача, смотрела на него и молчала.

— Наверное, нужно сказать правду. Чистосердечное признание, — робко начала она, но Уваров перебил.

— Дура ты — вот кто. Валяй, докладывай. Свою правду. И доложи, что водочку пила. А это, как известно, усугубляет вину. Вот тебе и два года с ходу.

— Как же так, Толик? — растерялась Гудкова. — По-твоему получается, если правду скажешь, больше дадут, а если соврешь — меньше?

— Это не по-моему, а по фактам так выходит. Одно дело — ты с дежурства на свидание смылась да еще водку пила. А другое — пошла, например, половики в реке постирать. Порядок в сторожке решила навести. А в это время — пожар. Усекла?

Причина, которую нашел Уваров, казалась Зинаиде довольно убедительной. Она ведь сама ничего сообразить так и не смогла, а до вызова в милицию оставалось два часа.

— Хорошо ты, Толик, придумал, — одобрила Гудкова. — Только надо еще что-нибудь в запасе иметь. А то вдруг в милиции узнают, что у нас в сторожке половиков не было?

— Минуточку! Я тебе что, писатель? — скривился он. — Ну, скажи, просто погулять пошла, воздухом подышать. Что хочешь говори, только меня в это дело не впутывай. Ясно? Меня там не было. И ты это крепко запомни.

Глаза его сузились, потемнели, и Гудкова вдруг поняла, что не из-за нее явился он в этот дом.

— Ах, тебя там не было? Шкуру свою спасаешь? А ну уматывай! — закричала Зинаида, указывая на дверь. — Сидеть буду, но все расскажу.

— Расскажешь — хуже будет, — твердо пообещал Анатолий.

— Он еще угрожает. А зачем ты у меня ключи от базы брал? Бутылку он, видите ли, забыл. Так тебе и поверили. Черного ворона сколько ни отмывай, белым не станет, — наступала Гудкова. — Ну? Кому сказала — проваливай.

Она схватила со стола чашку и подняла ее над головой.

— Ты чего? Рехнулась? — пятясь к двери, бормотал Уваров. Когда дверь захлопнулась, Зинаида упала на диван и громко зарыдала. Внезапная догадка отняла последнюю надежду.

— Зачем я дала ему ключи? Зачем? — всхлипывая, повторяла она. Легкий ветерок шевелил гардину, тикали на подоконнике часы, и, улыбаясь, смотрели с фотографий на стене любимые артисты.

Бежала по жизни Гудкова, торопилась. А куда бежала и зачем торопилась, сама не знала. Скорые признания принимала за любовь, легкую работу за счастье. Дадут летом кулек вишен — спасибо, поднесут зимой помидоры — большое спасибо. В знак благодарности не проверяла чужие багажники. Зато гостей было чем угостить. Они от удивления рты раскрывали. А Уваров привык. Мужики быстро и к добру, и к ласке привыкают. На них, как Линда, рычать надо — тогда толк будет.

Когда Зинаида вспомнила об Уварове, в душе снова вспыхнула обида. Явился себя выручать, а на нее наплевать, и что с ней будет, его не касается. Вот и вся любовь. А позади уже половина жизни. Уплыли годы, как нарядный белый теплоход, и следа не оставили. Все казалось далеким и призрачным, как мечта сниматься в кино. Реальными были пожар да повестка, которая лежала в сумке.

Дежурный в милиции сидел за стеклянной перегородкой, Гудкова сразу узнала его. Это ему грозила она, что напишет куда следует, если не призовут к порядку бывшего мужа. Но тогда она чувствовала свою правоту. Теперь ситуация изменилась, и она сиротливо топталась у окошка. Когда окошко приоткрылось, Зинаида молча просунула повестку.

— Второй этаж, комната десять! — возвращая повестку, отчеканил дежурный.

Гудкова поднялась на второй этаж, отыскала в узком коридоре десятый кабинет. На двери, обитой черным дерматином, висела табличка: «Заместитель начальника отдела Алексей Петрович Луганцев». Зинаида почему-то успокоилась. Вчера она видела его на пожаре. Спокойный такой, серьезный и чем-то похож на артиста Баталова. А Баталова Зинаида любила.

Майор Луганцев попросил Гудкову подождать в коридоре.

Из угловой двери, на которой было написано «Отделение БХСС», вышел Матвеев. Он посмотрел на Гудкову, даже не на нее, а сквозь нее, будто ее вообще не существовало, будто ее поглотило пламя ночного пожара. И, не поздоровавшись, прошел мимо.

— Гудкова, войдите, — услышала она и поднялась.

Она приготовилась к разговору и хотела уже произнести несколько первых фраз, выученных наизусть, но Луганцев неожиданно спросил:

— А почему вы, молодая женщина, устроились на такую работу? У вас что, большая семья, много детей?

Такого вопроса Гудкова никак не ждала. Ей и в голову не могло прийти, что это кому-нибудь интересно.

— А разве это так важно? В нашей стране любой труд почетен. — Она гордо вскинула голову, словно на сцене.

Луганцев улыбнулся. Вот тебе. Получи. Шпарит лозунгами, как по писаному, и попробуй придерись.

— Мы не будем рассуждать об отношении к труду в нашей стране. Мне бы хотелось конкретно побеседовать о ваших делах.

Гудкова соображала. Похоже, он уже был в курсе ее личной жизни.

— Живу я одна. Детей не имею, второго марта мне исполнилось тридцать пять лет. А сторожем работаю, потому что мне так удобно. — Она вспомнила, как Уваров учил ее: «Ты, Зинка, не будь там запуганной овцой. Только следователь имеет право допрашивать тебя. Любой другой может пригласить на беседу. При-гла-сить».

— Наверное, тяжело жить, когда свободного времени много. Ну, куда девать его? Я, честно говоря, со страхом о пенсии думаю, — как-то доверительно признался Луганцев.

А Толик говорил, будто в милиции кричат на людей. Может, конечно, на него и кричали. Так он кого угодно из терпения выведет.

— Привыкнете. К отдыху быстро привыкают. — Зинаида хотела еще узнать, сколько ему лет, но не решилась. Такой с виду молодой, а уже про пенсию думает.

— Вот в этом я сильно сомневаюсь. — Он помолчал и уже другим, официальным тоном сказал: — А теперь вернемся к делу, Зинаида Петровна.

Ей было приятно, что Луганцев назвал ее по имени-отчеству. Почти для всех она до сих пор оставалась Зинкой. И даже восемнадцатилетние парни, работавшие на базе грузчиками, иначе к ней не обращались.

— Вот вы заступили на дежурство. Расскажите подробно, кого видели на базе, кто приезжал, кто уезжал. — Он не хотел пока касаться вопроса, которого так ждала Гудкова. Всему свое время.

Обо всем, что касалось ее лично, Гудкова вспоминала охотно, называла номера машин, фамилии водителей, и Луганцев отметил, что у нее хорошая, цепкая память.

— Последним уходил с базы заместитель директора Матвеев. Он опечатал склады, проверил сигнализацию. Что мне сказал? Сказал, чтоб порядок был. Он всегда говорит одно и то же. Без году неделю работает, а уже лезет со своим уставом в чужой монастырь. — Гудковой явно не по душе пришелся новый руководитель.

— Чем же вам не угодил Матвеев? Человек пытается порядок навести, а вы недовольны.

— Да не в этом дело, Алексей Петрович, — махнула рукой Гудкова. — К людям подход нужно иметь, как у нашего Сударкина. Вот это директор! Умеет он с народом работать, а этот — сухарь. Можно подумать, без него и порядка не было. Да наша база — лучшая в городе.

Луганцев знал об этом. Сударкин занял пост директора овощной базы четыре года назад. Его прислали из торга на укрепление. Деловой мужик, хваткий. Уже через год база начала стабильно выполнять план.

— Знаете, Матвеев какой-то подозрительный, — наконец определила Гудкова причину своей неприязни к новому заместителю директора.

— А в чем это конкретно выражается? — поинтересовался Луганцев.

— Ну, посудите сами, Алексей Петрович, вздумал Матвеев на базу ночами наведываться. Раз, другой. Хотя это вообще не его обязанность посты проверять. Не поленился в такую даль топать. Все думает, что его обманывают.

— Так, может, он отчасти прав? Вот вы же вчера бросили пост, — продолжил свою мысль Луганцев. — Значит, еще не настала пора безграничного доверия.

Он неожиданно подошел к теме, которой так боялась Гудкова. Еще по дороге в милицию она твердо решила, что не в ее интересах называть Уварова.

— Я отлучилась всего на полчаса, — не моргнув глазом солгала Гудкова. — Духота была страшная, а у меня чего-то с сердцем плохо стало. И я пошла к реке воздухом подышать.

— Одна? В такую темень? — изумился Луганцев, и по его тону она никак не могла определить, верит он ей или уже обо всем знает, но не подает вида.