Безымяныш

* * *

Приказа храмовника не посмел ослушаться даже барон. До наступления темноты мы немного пошептались с Лимом и Сёпой, а потом, так как никаких фонарей или ламп нам никто не принёс, раньше привычного улеглись спать, как и остальные предземцы. Разговор про единый отряд так ничем и не закончился. Когда знаешь, что тебя подслушивают — а в этом больше сомнений не было — обсуждать такие опасные темы не хочется. Вдруг, запретная, и последует наказание. А и нет, так всё равно лучше в тайне наш сговор держать.

Так-то я был с бароном согласен. Объединиться оно — мысль дельная. Вот только не под началом этого спесивого знатного. В общем, ещё к этому вопросу вернёмся. Мы не так хорошо пока знаем друг друга, чтобы правильно выбрать того, кто лучше других подходит на роль старшины. Сёпа тоже, если честно — сомнительный выбор. Характер не тот. Будем думать и будем смотреть.

Кто бы дал только? После завтрака не успели вернуться к себе, как уже идём вниз. Обвели вокруг здания — там закрытый от чужих глаз кусочек земли с воротами, навроде двора — и, выстроив в линию, заставили стоять, дожидаясь чего-то. Вернее, кого-то. Говорят, сейчас за нами придут.

— Как в армейке на смотре, — пошутил один длинноусый из бывших солдат.

— Как на рынке в колбасном ряду, — откликнулся разорившийся трактирщик.

Невысокий пузатый дядька, когда понял, что всё потерял, раскопал в себе чувство юмора, которого там отродясь не водилось, а заодно и страх выкинул. Он забавный — этот Кузьма. Ему теперь словно на всё наплевать.

— Ага, сейчас покупатели придут, — невесело буркнул Сепан, как обычно стоящий между мной и Лимом. — Ну, точно товар на невольничьем рынке. Слыхал, есть такие у снежников.

Меня же кроме всего остального волновало — как долго мы будем здесь ждать? На Земле потеплее погодка, но тоже не лето пока. В одной только тонкой хламиде на майку без движений стоять зябковато. Но служители знали, когда нас выводить. Не прошло и пяти минут, как за забором послышался приближающийся стук копыт. Судя по звуку, там с дюжину всадников.

Но в открытые охраной ворота вошло всего пятеро человек. Один — судя по вышивке на мундире, воин в приличном чине, ещё четверо… Нет, мечи, пусть без ножен и какие-то странные: кривые, широкие, со сверкающими золотом и каменьями рукоятями, висели на вычурных поясах, но одежда на солдатскую форму не походила совсем. Широченные, словно надутые ветром, штаны, просторные рубахи с такими же пышными рукавами, длинные, свисающие до самой земли плащи, а на головах, вместо шапок, причудливые гнёзда из своих же волос.

Причёски блестят — видно чем-то натёрты — и держат свои странные формы, будто волосы пропитаны клеем. У одного это чудо похоже на два торчащих вверх толстых рога. У другого от лба к затылку идёт мощный гребень. У третьего всё это вздыблено конусом на манер островерхого шлема. У четвёртого же на башке целая волосяная корона. А какие цвета…

Мало того, что одежда у каждого собственной яркой окраски, так и причёски все в тон. У одного преобладает в узорах, которыми вышиты, что штаны, что рубаха, синий. У другого зелёный, у третьего жёлтый, у четвёртого красный. Плащи и волосы у каждого тех же цветов. Скоморохи какие-то. Очень богатые скоморохи.

Все в золоте — на шеях толстенные цепи, на запястьях браслеты, все пальцы в перстнях. На всех украшениях сверкают каменья «любимого» цвета. Изумруды, рубины, сапфиры… Жёлтые камушки только не знаю, как называются. Невольно вспомнились слова Сёпы про покупателей. Похоже, эти расфуфыренные богатеи явились за нами.

А рожи какие надменные. Наша знать отдыхает. Не иначе к нам спустились с Вершины хозяева мира. Ну, или хозяева Земли к нам явились. Уж точно не меньше. Присмотревшись, я понял, что у кареглазых гладковыбритых мужчин подведены чернью брови, а кожа на лицах подозрительно бледна и совсем не блестит.

— А этот сброд точно воины? — скривился мужик с красным гребнем на голове. — В том году были лучше. Какие-то мелкие.

Народ в нашем строю забурчал.

— На себя посмотри, шут гороховый, — фыркнул Сёпа.

— Это, кто вообще? — нашел взглядом приведшего нас во двор храмовника барон Рысин. — Что этот ряженый себе позволяет?

Чужаки дружно захохотали.

— Обожаю приезжать на Порог, — осклабился обладатель синих волосяных рогов. — Предзы такие забавные в первые дни.

Храмовник же, к которому обратился барон, громко выкрикнул, чтобы слышали все:

— Вступающие на Путь, будьте сдержаны. Перед вами правители полиса, где вам предстоит теперь жить. Начинается ритуал выбора. Вам потом всё объяснят.

— Ох, не нравится мне всё это, Смертик, — наклонившись, прошептал мне на ухо, стоящий рядом Лим.

Будто мне оно нравилось. Чую, ждёт нас какая-то служба, от которой нельзя отказаться.

— Господа архейцы, разрешите огласить состав данной партии, — шагнул ближе к нам дядька в расшитом мундире, с которым приехали гости. — На тридцать пять человек всего четыре женщины и целых шесть одарённых. Трое с боевыми дарами. Два — второй ранг, один — первый. Из небоевых: двое — третий, один — второй ранг. К тому же, у одного с боевым ещё и два небоевых дара второго и третьего рангов.

Я испугался, что сейчас меня выведут из строя и будут подробно описывать мои способности, нахваливая такой мелкий и никчёмный с виду товар. Сравнение с рынком всё настойчивее прилипало к происходящему. Но нет, никаких дальнейших разъяснений на тему: «Кто, что умеет» не последовало. Порожник в мундире — а я больше не сомневался, что этот дядька из местных — принялся вслух подбивать нашу общую цену. Нас действительно продавали. Вот это начало Пути…

— Подведём размер нижнего края пожертвования. Ставки обычные. За женщин по изумрудной марке, за мужчин-бездарей по пять, — принялся загибать пальцы порожник. — Одарённые с небоевым соответственно по сапфировой марке за третий ранг, по две за второй. Боевой дар — пять сапфировых за второй и рубиновая за первый. Отнимаем половину цены за вторые дары одного человека. Получаем… Можете сами перепроверить меня…

Мужчина ненадолго задумался, но уже через пару секунд уверенно выдал итог:

— Одна рубиновая марка, шестнадцать сапфировых и сто тридцать четыре изумрудных. То есть, три рубиновых, девять сапфировых и четыре изумрудных.

— Округлю до четырёх крови, — мгновенно заявил обладатель красного гребня.

— Так мелкие же, — хохотнул мужик с жёлтой волосяной короной на голове. — Или ты, наконец, толстяка разглядел? Даю ещё пять сапфировых сверху.

— Нас что, продают сейчас?

Лицо повернувшегося к храмовнику Рысина выражало негодование. Барон злился, но продолжал стоять в строю. Как и Сёпа. Хотя у охотника рожа даже краснее. Мы все понимаем, что здесь происходит, но деваться нам некуда. Мы больше не дома, вокруг куча солдат. Даже дар, и тот не работает. Смысл бузить? Разве только, чтобы узнать, как накажут. Кто как, а я не настолько любопытный.

— Продают овец на базаре, а здесь Храм собирает пожертвования, — улыбнулся храмовник. — Лорды Арха решают, под чьё знамя вы пойдёте служить.

— Даю пять рубиновых, — поднял руку доселе молчавший мужчина в зелёном.

— Шесть! — мгновенно перебил его цену синий с рогами.

— Придержите коней, господа, — фыркнул красный. — Шаг в кровавую марку? Не слишком ли круто?

— Ледяную к шести кровавым, — поднял палец любитель жёлтого цвета с причёской-короной. — Уговорил. Растянем веселье.

— Семь рубиновых! — рявкнул басом рогатый.

— Тише, тише, Верхан, — с укоризной посмотрел на синего красный с гребнем. — В славном доме Аль-Фатх мало воинов?

— Нет, Мехмед, — ухмыльнулся рогатый. — Просто у нас много денег.

— У нас тоже немало. Восемь крови.

Зелёный с остроконечным волосяным шлемом на голове презрительно скривил губы.

— Десять! И заканчиваем этот балаган, — с видом хозяина положения пробасил синерогий Верхан. — Несчастные предзы и так уже не рады, что встали на Путь.

— Страх закаляет, — хохотнул красный. — Моему дому нужны смелые воины. Десять крови и пара зелени сверху.

— И забирай, — внезапно согласился рогатый. — Переплачивать глупо. Всего три боевых. Уверен, ничего стоящего.

Похоже, этот Верхан специально подначил соперника, чтобы тот раскошелился. Но есть ещё двое.

— Слишком дорого. Я выбываю, — покачал головой зелёный.

— Десять крови за барана в мешке? — фыркнул жёлтый. — Оно того риска не стоит. Твои.

А и правда, они же покупают — я уже смирился с мыслью, что торгуются эти странные богатеи за нас — не зная, какие именно у нас есть дары. Да и те же: троерост, мастерство в бою, опыт. Может, тут одни слабаки, убегающие от старости?

— Я люблю рисковать, — ухмыльнулся красноволосый Мехмед. — И нам повезёт. По-твоему, почему Высочайший год из года посылает именно меня за свежими предзами? У меня чутьё на таланты. Среди этих, — махнул он на нас, — такой есть. Готов поставить на это ещё столько же крови.

Взгляды архейцев вновь переместились на нас.

— Никак не пойму, — прошептал рядом Сёпа. — В батраки нас или в дружину берут? Что за Путь такой — на разряженных петухов спины гнуть?

Но никто, кроме меня и, может быть, Лима вопросов Сепана не слышал. Подняв глаза, я внезапно наткнулся на пристальный взгляд рогача.

— Не смеши меня, Мехмед, — осклабился синий. — Десять крови. У тебя столько денег нет. Неужели собрался ставить марки Великого дома Эр-Драм?

Внезапно Верхан сделал пару шагов ко мне.

— Да мальчишку просто отец с собой притащил, — посмотрел он на меня сверху вниз. — В первый раз что ли? Когда денег полно, откормить семенами любимое чадо — раз плюнуть.

— Ответишь на ставку? — точно так же подошёл ко мне красный. — Десять крови на то, что у недоростка боевой дар.

— Ты не враг мне, Мехмед, — улыбнулся синий Верхан. — Не хочу, чтобы глава дома отрезал тебе уши. Давай на одну марку.

— На рубиновую? — прищурился «красный гребень».

— Обижаешь. Конечно.

— Лорды свидетели, — кивнул на жёлтого с зелёным Мехмед. — Принимаю.

И тут же обратился ко мне:

— Твой отец среди этих людей, мальчик?

— Нет, — мотнул я головой.

И, секунду поколебавшись, добавил:

— Господин.

Раз уж торги за нас выиграл красный, значит, придётся работать на него или на его родню.

— Как я и думал, — кивнул Мехмед. — И боевой дар у тебя, да?

Я кивнул.

— И ещё пара даров, да?

Какой проницательный дядька.

— Всё верно, господин.

— Ну? — победно вздёрнул подбородок Мехмед. — Чьё чутьё никогда не подводит? Давай марку.

— Повезло, — недовольно пробурчал синий и полез в прицепленный к поясу кожаный с золочёными вставками кошель.

В пальцах Верхана появилась крупная монета тёмно-красного цвета.

— Держи, — протянул он её Мехмеду. — Тут я проиграл, но дары — это ещё не талант. Ставлю ещё одну кровавую марку на то, что мальчишка и трёх месяцев не продержится. Вы своих боевых не жалеете. Мал не мал, а погонят в самую Бездну.

— Как же я люблю гордых, а главное: богатых сынов славного дома Аль-Фатх, — показал свои крупные белые зубы Мехмед. — Принимаю, конечно. Лорды снова в свидетелях — с новой седмицы засечка. Три месяца.