Апраксин двор

Глава 17

Вильнула, как… ну, допустим, как лиса хвостом — и исчезла. Не ушла, не удалилась и даже не удрала, а будто в одно мгновение провалилась сквозь землю. То ли в роду Вяземских имелись какие-то еще тайные умения, помимо целительства, то ли сама природа наделила ее сиятельство поистине сверхчеловеческой грацией и талантом растворяться в полумраке так, что даже мое зрение оказалось бессильно.

Так или иначе, теперь я чувствовал только запах — чуть будоражащий разум и кровь аромат молодой женщины, который не смогли полностью скрыть от меня даже духи. А сама Вяземская исчезла, оставив меня в гордом… Нет, до одиночества определенно было далеко, хоть сад перед дворцом наверняка без труда вместил бы хоть втрое больше людей. Часть приглашенной публики уже прошла дальше, к лестнице или даже в залы, но и здесь народу оказалось предостаточно, а кто-то наверняка и вовсе предпочитал большую часть бала провести на свежем воздухе. Подальше от музыки, блеска и строгости официальной части — и поближе к закускам и выпивке.

На мгновение у меня даже мелькнула мысль последовать мудрому примеру парочки хитроумных старцев, которые уединились в темном углу сада с бутербродами и бутылкой коньяка, но вряд ли Вяземская позвала меня на бал чревоугодничать и прохлаждаться. Не знаю, какие именно у нее были планы и для чего понадобились все эти шпионские игры — и все же даже своевольная и избалованная княжна вряд ли стала бы устраивать подобное из одного лишь развлечения.

Или все-таки из симпатии?.. Впрочем, какая разница? Раз уж я здесь, свою роль надо доигрывать до конца.

Так что я не торопясь прогулялся по саду, стащил у официанта с подноса бокал шампанского, потом разжился парой бутербродов на хрустящей французской булке и поднялся по лестнице к центральному входу. Здесь тоже дежурил швейцар, но на этот раз не потребовалось даже представляться — видимо, здоровяк в ливрее располагался у дверей исключительно для солидности.

Наверняка где-нибудь имелось что-то вроде расписания торжественной части, но я не стал искать — и так помнил, что последним танцем на каждом балу непременно был вальс, после которого публика расходилась по домам. До него оставались не все, от силы половина гостей, самые крепкие, молодые и активные. Да и те обычно успевали и как следует поесть, и изрядно набраться шампанским — а то и чем покрепче.

К вечеру их светлости, сиятельства и благородия наверняка перейдут в сонно-благостное состояние, и у них вряд ли останутся силы на любопытство… В самый раз для беседы, которую, судя по всему, следует провести в тайне даже от домашних и собственной прислуги.

В общем, мне предстояло провести пару часов, занимаясь… ничем. Так что я сразу наметил какой-никакой план: перекусить, завести пару знакомств, послушать, о чем беседует почтенная публика — и, конечно же, поглазеть на разодетых в пух и прах дам и кавалеров.

И в полной мере осуществить вышло только последний пункт. Кормили у Вяземских средне — видимо, чтобы полный желудок не помешал моциону. Родовитые господа поглядывали на меня не то, чтобы с опаской, и все же явно не спешили принимать в компанию. Зато от их женушек и одиноких красавиц внимая было хоть отбавляй. Совершенно лишнего внимания: девушки охотно щебетали, но их болтовня всякий раз сводилась или к скучным сплетням, или к жуткому происшествию с Жабой во дворце Юсуповых… Впрочем, особо предприимчивые барышни успевали заодно выяснить, как у юного и в высшей степени привлекательного Владимира Волкова обстоят дела с титулом и капиталами.

В общем, к последнему вальсу мой «улов» составляли ворох сплетен, дюжина чахлых улыбок, пять осторожных приглашений в салон, три тайных записки и один едва прикрытый намек на адюльтер от весьма интересной графини возраста тридцать плюс. В любой другой день я бы, пожалуй, даже задумался о небольшой интрижке — но увы. Мой последний вальс уже был обещан хозяйке бала.

Которая словно и вовсе уже успела забыть и обо мне, и о собственном коварном замысле: все бесконечные часы бала Вяземская держалась среди публики, к которой было не так уж просто подойти. И не только потому, что ее сиятельство окружали сплошь титулованные аристократы всех возрастов и калибров — их еще и оказалось так много, что мне буквально пришлось бы пробиваться. Разве что не силой.

И помогать Вяземская явно не собиралась: когда оркестр заиграл положенные завершающему танцу три четверти, она и вовсе оказалась на лестнице, а не в бальном зале. Но делать было нечего — у меня был план, и я его придерживался: спустился по ступенькам, без особых церемоний растолкал плечами титулованных господ, изящно скользнул между дамами в блестящих нарядах и изобразил учтивый поклон.

— Доброго вечера, ваше сиятельство! — Я вытянул руку ладонью вверх. — Позвольте пригласить на…

— Ох, милостивый сударь… Уже так поздно. — Вяземская отступила на полшага. — Право же, не знаю, я так устала…

Она что, издевается? На мгновение внутри полыхнула злость — но я тут же загнал сердитого хищника поглубже: наверняка и в этом дурацком спектакле был какой-то смысл, который мне еще только предстояло узнать.

Будьте настойчивы, Владимир!

— Прошу вас, Катерина Петровна. — Я выпрямился и натянул на лицо самое жалобное выражение из своего арсенала. — С моей стороны было бы невежливо не уделить внимания хозяйке столь чудесного события.

Судя по многозначительному и недовольному покашливанию со всех сторон, мои представления об этикете изрядно отличались от тех, что были приняты в высшем свете. Какой-то седоусый здоровяк в мундире, увешанный орденами, как новогодняя елка, даже попытался чуть оттянуть меня за локоть. И я уже всерьез начал опасаться быть спущенным с этой самой лестницы, когда ее сиятельство, наконец, смилостивилась.

— Полно вам, Николай Дмитриевич. Если уж юному господину так сильно хочется… — Вяземская нахмурилась, но все-таки вложила в мою ладонь кончики пальцев. — Только один танец!

Ох уж эта аристократическая снисходительность… В наследнице княжеского рода определенно пропадала великая актриса: выражение недовольства и брезгливости на ее лице было столь натуральным, что я на мгновение даже поверил — и снова начал злиться. И, пока мы рука об руку поднимались по лестнице, отчаянно боролся с желанием как следует шлепнуть ее сиятельство по обтянутой тканью платья упругой филейной части.

Вот шуму-то было бы…

— Надеюсь, весь этот цирк и правда стоит того, — буркнул я себе под нос. — Если вам так уж хотелось надо мной издеваться — могли бы придумать способ и получше.

— Уверяю вас — не могла, — едва слышно отозвалась Вяземская. — И умоляю — говорите тише, Владимир Петрович — за нами наверняка следят!

Меня будто окатили ледяной водой. Раздражение и злость не то, чтобы ушли полностью, однако съежились и заползли так глубоко, что я почти перестал их чувствовать. Вяземская мастерски изображала даже больше высокомерия, чем имела на деле, зато тревога в ее голосе была вполне искренней. Не знаю, кто мог сейчас нас подслушать — его определенно стоило опасаться.

— Следят? — усмехнулся я. — Если так — мы выбрали не лучшее место, чтобы встретиться.

— Здесь слишком много людей. И все они запомнят наглеца, который перебрал шампанского и начал приставать к хозяйке бала. — Вяземская опустила руку мне на плечо. — Но если бы мы встретились наедине…

— Хочешь что-то спрятать — положи на видное место, так? — Я огляделся по сторонам и осторожно обнял ее сиятельство за талию. — Наглец и шампанское… Хорошенькую же вы придумали для меня роль, Катерина Петровна. Я еще не решил, чего это будет вам стоить, но если…

— Вся моя семья и так в неоплатном долгу перед вами… Дважды. — Вяземская чуть опустила голову, будто ей вдруг стало стыдно смотреть мне в глаза. — И поверьте, я бы не посмела подвергать вас всему этому, будь у меня другая возможность увидеться!

Теперь мы могли говорить чуть громче — достаточно, чтобы слышать друг друга через звуки музыки. К концу вечера часть гостей уже успели откланяться, а у большинства уже не оставалось на танцы ни сил, ни особого желания: кто-то застрял на лестнице, кто-то все еще воздавал должное шампанскому и закускам, и только самые крепкие дамы и кавалеры еще кружили по залу вместе с нами.

Дюжина пар, не больше — и все они выглядели слишком увлеченными друг другом и вальсом, чтобы подслушивать чужие тайны.

— Как скажет, ваше сиятельство. Не смею спорить. — Я легонько стиснул ладонью хрупкие тонкие пальцы. — Но если так — сейчас самое время рассказать, чего именно вы от меня хотите.

— Я хотела просить вас о помощи! — выдохнула Вяземская прямо мне в ухо. — Мне приходилось слышать о ваших талантах — и даже наблюдать самой. И только такой человек способен…

— Удивительное дело!

От раскатистого голоса, раздавшегося за моей спиной, ее сиятельство вздрогнула и на мгновение прижалась ко мне с такой силой, что это, пожалуй, выглядело бы неприличным — конечно же, если бы кто-то в этот момент стал на нас смотреть. Но все внимание почтенной публике было намертво приковано к рослой плечистой фигуре, вдруг появившейся среди вальсирующих пар.

Грозин был одет в темно серый костюм. Дорогой, пожалуй, даже почти роскошный — но все-таки явно не предназначенный для торжественного события в княжеском дворце. Его благородие явно заглянул сюда случайно, а то и вовсе явился без приглашения. Вдобавок от него еще и попахивало алкоголем — и вряд ли тем, что подавали в саду и внизу, на первом этаже.

Я понятия не имел, что привело Грозина сюда под самый занавес бала — но теперь его, похоже, интересовала исключительно моя персона… Или вообще любые неприятности, на которые можно было нарваться. Если кому-то и могло показаться, что дело обойдется без лишнего шума — они явно ошиблись: сначала перестали танцевать наши соседи, потом все остальные, а потом стихла и музыка. Оркестр по инерции выдал еще пару-тройку тактов, но потом инструменты смолкли, скрипка протянула неровную фальшивую ноту, визгнула, будто рассердившись на что-то — и все вокруг стихло.

— Удивительное дело! — повторил Грозин, шагнув вперед. — Неужели современные нравы и впрямь никуда не годятся? Стоит пропустить всего один бал — и моя невеста уже танцует с другим!

Невеста⁈ Все интереснее и интереснее. И не только потому, что я ни разу не слышал, чтобы Вяземская была с кем-то помолвлена. Скорее уж удивлял мезальянс — конечно же, если грядущий брак существовал не только в богатом воображении Грозина. Даже если его семья обладала немалым влиянием и капиталами, вряд ли дела у хозяев роскошного дворца шли настолько плохо, чтобы старому князю приходилось выдавать дочь за какого-то там барона.

Но мгновение шло за мгновением, и никто не спешил возражать. Даже сама Вяземская побледнела и застыла, будто превратившись в мраморную статую — и явно не спешила оправдываться. А остальные и вовсе прикусили языки. Похоже, барона Грозина боялись не только мелкие дельцы, торгаши и каторжане.

Такой вот вопрос из зала. А отвечать будет Владимир Волков.