Апраксин двор

Глава 31

Сабли в ящике выглядели совершенно одинаково. Видимо, дуэльная пара — на вид самые обычные пехотные офицерские «селедки», которые почти не менялись с первой четверти девятнадцатого столетия: тот же слегка изогнутый клинок в восемьдесят сантиметров длиной и незамысловатая форма гарды — разве что украшено все побогаче.

Не самое плохое оружие. Таким хотя бы можно полноценно фехтовать: блокировать удары и даже колоть. В отличие от кавалерийской, которая годится только рубить с коня — слишком длинная и тяжелее чуть ли не в полтора раза. Неудивительно, что дуэльные сабли сделали по образу и подобию пехотных. Правда, если эти две штуки унаследовали не только достоинства праматери, но и недостатки…

Нет. Не унаследовали: подойдя поближе, я разглядел на стали мелкие узоры булата. Неизвестный оружейник оказался настоящим мастером своего дела и не только добавил на гарду золота, но и позаботился о клинке. Дуэльная пара блистала роскошью, однако и боевым оружием была в полной мере — и даже чуть больше.

Такая сабля не погнется от удара и сломается. Конечно, легенды о способности правильно выкованной стали разрубить двойной слой кольчуги или пробить кирасу на деле обычно оказывались не более чем легендами, но и правда о булате изрядно впечатляла. В общем, Вяземский раздобыл для нас с бароном весьма достойные… образцы.

Я без лишних раздумий взял тот, что лежал ближе: будь у Грозина в уме какой-нибудь подвох по этой части — мне бы никогда не позволили выбирать оружие первым. Я сомкнул пальцы на рукояти, достал саблю из ящика, отступил на пару шагов и пару раз крутанул ею в воздухе, пробуя клинок.

Неплохо. Пожалуй, я бы предпочел гарду потяжелее и немного другой баланс, но и так тоже годится.

Грозин продолжал выделываться: схватил вторую «близняшку», выбежал к берегу и принялся скакать, крутя клинком во все стороны. Похоже, успел не только узнать правила поединка раньше меня, но взять пару-тройку уроков фехтования. Которые, впрочем, не особенно помогли: двигался его благородие от силы на тройку с минусом. То ли учитель попался так себе, то ли сам барон по неизвестной мне причине делал упор на показуху: вращал саблю полными кругами, разве что не чиркая острием по песку, перехватывал и один раз даже чуть не выронил. Нет, конечно, выпады и толковые рубящие удары среди этой вакханалии тоже порой мелькали, однако в целом создавалось впечатление, что весь спектакль направлен исключительно на запугивание.

На мгновение у меня даже мелькнула мысль подыграть: втянуть голову в плечи, задрожать, как осиновый лист, и начать оглядываться по сторонам. Но участвовать в конкурсе актерских талантов все-таки не хотелось, так что я просто встал напротив, закинул клинок на плечо, улыбнулся и молча ждал, когда его благородию надоест выделыватся.

Похоже, подействовало: Грозин пару раз поймал мой взгляд, споткнулся, зацепил острием песок и едва успел перехватить рукоять — криво и неуклюже, заехав одним пальцем на лезвие. Обезьянья пляска тут же прекратилась — видимо, барон наконец сообразил, что толку от нее ровным счетом никакого. В каком-то смысле теперь мы даже поменялись ролями: моя расслабленная поза действовала куда сильнее выкрутасов с саблей, и его благородие начал заметно нервничать. Конечно, он никак не мог догадаться, что мой опыт таких вот рукопашных схваток исчисляется столетиями, но настроение явно уловил.

Что-то уже пошло не по плану — а значит, могло пойти и дальше.

— Приготовьтесь, судари. — Вяземский провел кончиком трости по песку. — Встаньте по обеим сторонам этой линии так, чтобы ваши клинки на вытянутой руке не касались друг друга. И ждите моей команды — тот, кто ударит прежде, будет считаться проигравшим.

Грозин занял свое место быстро, переместившись буквально одним прыжком — видимо, адреналин в крови уже зашкаливал, заставляя дергаться и спешить. Я же шел к позиции нарочито-медленно, загребая ботинками. Не пришлось даже актерствовать — шагать действительно было тяжеловато, зато у самой кромки воды песок намок во время прилива и стал немногим мягче земли. Ноги больше не увязали, но и не скользили подошвами, как это непременно случилось бы на траве, камне или паркете.

— Что ж, приступим, пожалуй. — Я поднял саблю. — Командуйте, ваше сиятельство.

— Allez! — рявкнул Вяземский у меня за спиной.

Грозин не стал тратить времени на разведку — тут же ломанулся вперед, явно рассчитывая с самого начала урвать инициативу и заставить меня защищаться. Я не противился напору: скользнул назад, уходя от первого удара, второй отвел в сторону и только третий принял на основание клинка, позволив врезать в полную силу.

И, кажется, зря. Фехтовал его благородие так себе, но подвижностью почти не уступал мне, а силу имел и вовсе невероятную: на саблю будто опустился кузнечный молот. Вздумай я рубануть с размаху по стене — эффект вряд ли был бы слабее. Сердито лязгнул булат, во все стороны полетели искры, а рука тут же онемела от пальцев чуть ли не по самый локоть. Будь у Грозина побольше опыта в поединках — он, пожалуй, вполне мог бы успеть достать меня четвертым выпадом.

Повезло: выучить по-настоящему сложные комбинации его благородие так и не потрудился. Да и вряд ли бы успел за отведенную нам неделю. Впрочем, и мне приходилось несладко — сказывалось и худое юное тело, и отсутствие практики, и, как ни странно, даже опыта. Я прошел сотни сражений и не раз сходился в поединках с лихими фехтовальщиками и рубаками. Порой попадались и матерые бойцы, и юные и горячие самородки, будто родившиеся с умением орудовать клинком. Природные таланты, угнаться за которыми даже мне едва хватало умений.

Но такой физической мощи я не встречал давно — а может, и вовсе никогда. Талант накачал удары Грозина убийственной тяжестью, и каждое парирование оставляло на оружии зазубрины. Он бил как попало, калеча собственное лезвие, а я жертвовал лишь сильной частью у самой гарды, но толку от этого было не так уж много: рука понемногу уставала, а один пропущенный замах вполне мог стать последним. Даже полностью лишившись режущей кромки Грозин все равно смог бы рубануть, проломив мне череп, как куском строительной арматуры.

Пришлось юлить: я примерился к атакам, поймал темп и, в очередной раз отходя, протянул лезвие сабли барону вдоль предплечья. Сталь без малейшего усилия вспорола кожу, и на песок брызнула первая кровь. Легенда о неуязвимости рода Грозиных, на мое счастье, не подтвердилось: барон поморщился и едва слышно выругался сквозь зубы.

— Остановитесь! — крикнул его секундант, бросаясь вперед. — Михаил Тимофеевич, вы можете продолжать поединок?

— Еще как могу! — оскалился Грозин.

И, не дожидаясь команды, снова попер вперед. Рана добавила ему злости, но сил, похоже, ничуть не лишила — наоборот, удары стали только увесистее и даже более размашистыми. Барон окончально плюнул на фехтование и начал просто колотить саблей. Сильно и неуклюже — так, что мне уже почти не приходилось парировать. Я вполне успевал отскочить в сторону или увести удар, подцепив чужой клинок острием своего, а иногда даже бил в ответ, оставляя на руках Грозина очередную отметину.

Обычного человека такое должно было свалить: рано или поздно потеря крови даже из небольших порезов непременно высосала бы силы даже из самого крепкого и упрямого бойца. Но барон, казалось, и вовсе не чувствовал ран, и уже скоро я заметил, что они закрываются чуть ли не сразу. Всякий раз на песке оставались всего несколько капель. Видимо, Талант не только наделал своего обладателя сверхчеловеческой силой, но и подлечивал прямо на ходу.

Плохо. Похоже, дед Федор не так уж и ошибался.

Конечно, у всего есть предел. Тело Грозина умело справляться с порезами не хуже моего. Может, даже лучше, но отрастить конечность или приставить обратно голову ему точно не под силу. И когда я поймаю паузу между атаками, выберу момент и ударю, поединок непременно закончится.

Но до этого момента еще предстояло дожить. Грозин изрядно уступал мне в умении, зато отлично пользовался собственными преимуществами: весом, мощью и длиной рук. Я достал его уже с с полдюжины раз, но даже сотня таких порезов вряд ли могла принести победу, а подобраться ближе пока никак не удавалось.

И тогда я сменил тактику: снова принялся парировать удары. Пальцы тут же тоскливо заныли, плечи налились свинцовой тяжестью, но зато теперь сердито сопящие и буквально пышущие жаром Грозинские телеса оказались совсем рядом. Барон разве что не напрыгивал сверху, будто пытаясь повалить меня и растоптать — раз уж не получается достать саблей.

Кровь из рассеченной брови залила ему один глаз, но второй сверкал уже не злобой, а концентрированный и чистой ненавистью. В ход шли самые грязные приемы — и уж точно не из числа дозволенных. В очередной раз врезав клинком, Грозин подцепил сапогом уже слегка подсохший песок и швырнул мне в лицо.

Я отпрянул, прикрылся плечом, зажмурился и демонстративно принялся тереть глаза рукавом. Видеть и правда стало куда сложнее… впрочем, мне вполне хватало и слуха. За спиной негромко каркнул Вяземский — сердито и даже возмущенно, но это уж точно не напоминало требование остановить бой. Грозин торжествующе расхохотался и двинулся вперед, чтобы закончить начатое.

Шаг. Второй. Третий — уже совсем рядом.

Пора!

Раз — моя сабля взметнулась и снизу вверх прочертила по груди барона алую полосу. Два — стальной змеей укусила в задранный локоть и тут же отпрянула. Три — развернулась и, блеснув на солнце, с хрустом вошла в грудь по середину клинка. Грозин удивленно зарычал, отступая, но не упал — так и остался стоять, понемногу опуская поднятую для удара руку.

Его секундант бросился вперед, крича что-то, хотя мне и так было уже нечем продолжать поединок. Я на всякий случай даже попятился… И не зря: вместо того, чтобы упасть и умереть, как подобает нормальному человеку, Грозин набычился и снова попер на меня. Сделал пару шагов, третий, остановился, ухватил свободной рукой торчавшую из груди саблю прямо за лезвие и с мрачным сопением потянул.

И только потом опустился на одно колено и завалился вбок, щедро поливая песок кровью из пробитого насквозь сердца.

— Кончено, — проговорил Вяземский. — Составим протокол, судари.

— Нет! Как вы можете? — Секундант Грозина сжал кулаки. — Немедленно помогите ему, князь… Вы же целитель!

— Может, и так, друг мой. Но я не господь бог.

— Он еще жив!

В самом деле — полностью списывать барона со счетов оказалось все-таки преждевременно: полежав примерно с полминуты без движения он заворочался, поскреб по песку ногами и даже попытался сесть. Для обычного человека такая рана была бы смертельной, но Грозин, к моему глубочайшему сожалению, умирать явно не спешил. Кровь уже почти остановилась, а через пару минут его благородие дотянулся до рукояти сабли и принялся помаленьку расшатывать клинок, скрипя сталью о ребра.

А Вяземский так и стоял столбом и бормотал что-то себе под нос, старательно изображая растерянность и бессилие. Будто до сих пор надеялся, что торчащий из груди клинок все-таки доведет дело до конца и отправит Грозина на тот свет. Я, конечно же, не имел ничего против подобного исхода, но мгновение шло за мгновением, и ситуация становилась все более неловкой.