Буканьер

Глава 19

Шон с размаху бросил поросячью тушу в сторону врага, и на резкое движение среагировал малец, тут же пальнув по летящей туше, орошающей всё вокруг кровью и склизкими потрохами. Мувангу пришлось пнуть ногой, чтобы он наконец заорал на своём языке то, что мне было нужно, но его брат упал на землю даже раньше, и я сумел поймать Лансану в прицел.

— Огонь! — рявкнул я, и спустил курок.

Мушкет лягнул меня в плечо, словно норовистая кобыла, гораздо сильнее, чем знакомый мне АК-74 и даже сильнее, чем пулемёт Калашникова. Воспламенившийся порох на полке брызнул ворохом искр в лицо, всё заволокло дымом, пахнущим тухлыми яйцами. Эмильен выстрелил одновременно со мной.

Раздался вопль Лансаны, и только так я понял, что всё-таки попал. Я не смог сдержать довольной улыбки, но радоваться такой удаче было некогда, нужно было перезарядить мушкет.

Бросить пороха на полку, закрыть полку, развернуть мушкет, засыпать пороха в ствол, сунуть туда пулю, забить шомполом пыж, вернуть шомпол на место, взвести курок, и мушкет снова готов к стрельбе. И это болтовые винтовки мне ещё казались медленными. По сравнению с этим, из болтовки можно за то же время в десять раз больше выстрелов сделать.

Воздух наполнился дымом и криками. Я вскочил на ноги, высматривая через заросли Кокнара или Сегье, пытавшихся обойти наше укрытие.

— Вот теперь можешь метнуть кувалду, — сказал я Шону.

— Не, — осклабился тот.

Жаль, на наших мушкетах не было штыков. Без них мушкет после выстрела превращался в довольно неуклюжую, хоть и тяжёлую, дубинку. Мы крадучись вышли из зарослей, я жестом показал Эмильену, что нам нужно разделиться. Тот кивнул, коротко свистнул, подзывая собаку, и медленно пошёл вдоль кустов. Мы с Шоном пошли в другую сторону.

Я медленно продвигался вдоль колючих зарослей, Шон держался позади меня, сжимая в руках кувалду. Впереди зашевелились кусты, и я присел на одно колено и замер, выцеливая противника.

— Бернар! Ты живой там? — раздался крик Пьера Сегье.

Сразу вслед за этим прогремел выстрел. Навстречу нам из кустов выбежал Анри Кокнар, и я тут же выстрелил, но промахнулся. Охранник вскинул свой мушкет, но вместо выстрела порох только пшикнул на полке, и я рванул к врагу, на бегу перехватывая мушкет за горячий ствол. Кокнар попытался подставить мушкет под удар, но я ткнул его прикладом в лицо, ломая хрупкие кости. Охранник отшатнулся, разбрызгивая ярко-красную кровь по кустам и листьям, а я вдогонку обрушил приклад на его башку, словно забивая сваю. Что-то хрустнуло, и он повалился наземь, как мешок с картошкой.

— Неплохо, — сказал Шон, выворачивая мушкет из его пальцев. —Foc, да тут же порох насквозь сырой, он что с ним делал?!

— Пошли, — сказал я, коротко поглядев на холодеющий труп.

Никаких эмоций это зрелище у меня не вызывало. Ни тошноты, ни «о Боже, что я наделал», ни даже какого-то нервного возбуждения. Только лёгкое удовлетворение, как от хорошо сделанной работы. Пожалуй, я видел на плантации слишком много смертей, достаточно, чтобы зачерстветь и не мучиться совестью от убийства подобной мрази, такой, как Анри Кокнар.

Я торопливо перезарядил мушкет, с досадой обнаружив, что пороха осталась небольшая щепотка. Шон тоже вытряхнул отсыревший порох с полки и засыпал нового. Кувалду он оставил рядом с трупом Кокнара, и мы пошли обратно.

Дым рассеялся, и я увидел, как наши ниггеры сидят рядом друг с другом на корточках, тихо переговариваясь, а Эмильен шарит по карманам мёртвого мальчишки. Лансаны нигде не было видно, но если буканьер спокойно обирает труп, то, наверное, всё спокойно. Мы подошли к ним.

— А где ещё один? — оглядываясь по сторонам, спросил я.

Я заметил только пятна крови вокруг, но это могла быть кровь мальчишки. Или побитого Обонги. Или подсвинка.

— Убежаль, — тихо произнёс Обонга.

На его опухшем лице красовались несколько кровоподтёков, разбитые губы надулись ещё сильнее.

— Куда? — спросил я.

Обонга ткнул пальцем куда-то в лес, туда, откуда мы пришли. Первым моим порывом было отправиться в погоню, догнать Лансану и убить, но вдруг я почувствовал полное равнодушие ко всему. Я посмотрел на свои руки. Пальцы крупно дрожали. Адреналиновый отходняк. Я несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Было трудно осознавать, что нас только что могли убить, но мы победили, и даже без потерь.

Я посмотрел на мёртвого мальчишку, которого Эмильен уже обобрал до нитки. Пуля вошла аккурат над левой бровью, и пацан так и застыл с удивлённым выражением лица. Феб, виляя хвостом, лизал с земли растёкшуюся кровь.

— Надо остальных сюда же принести, — сказал я. — Да и похоронить бы. Муванга, пошли со мной.

Негр поплёлся следом за мной за телом Кокнара. К моему удивлению, Кокнар ещё дышал, царапая ногтями землю. Его лицо, залитое кровью, страшно перекосило, и он мог только тихо хрипеть. Муванга посмотрел на него даже с каким-то сочувствием, которого надсмотрщик совершенно не заслуживал. Я вытащил у него нож из-за пояса, попробовал заточку ногтем, присел рядом. А затем отвернулся, чтобы не видеть его лица, и воткнул нож в его шею на всю длину лезвия. Анри Кокнар дёрнулся и обмяк. Я вытащил нож, который вышел из раны с неприятным хлюпаньем. Вот от этого стало действительно не по себе.

Ножик я вытер об рубаху Кокнара и вернул на место, а потом мы с Мувангой взяли мертвеца за руки и ноги и неторопливо потащили к остальным.

Эмильен и Шон притащили тело Пьера Сегье, застреленного в грудь, и Шон теперь стаскивал с него сапоги.

— Большеваты... — бормотал он, покачиваясь с носка на пятку. — Ничего, поправимо.

Для меня как-то дико было примерять одежду мертвеца, стоя возле ещё не остывшего тела, но в то же время я понимал, что другого выбора у нас нет. Но лично я хотел бы это всё как минимум постирать.

Зато Шону было всё равно, и он теперь щеголял новыми сапогами, бриджами и парусиновой рубахой, на которых местами красовались кровавые пятна. Я предпочёл взять себе нож и пополнить запасы пороха и пуль, остальное меня не слишком интересовало. У мальчишки нашлась заплечная сумка, в которой мы нашли несколько маисовых лепёшек, на которые лично я уже смотреть не мог. Ещё в их общих пожитках нашлись пара кисетов с табаком, запасной кремень, бурдюк с водой, уже пованивающей, и ещё один нож из плохонького железа.

В поясе у Пьера Сегье оказались зашиты несколько серебряных монеток, и Эмильен забрал их себе, не обращая внимания на недовольное ворчание Шона. Нам бы тоже пригодились деньги, но тратить их пока было негде. Мне вдруг подумалось, что у Лансаны тоже нашлось бы немало добра, но ублюдок наверняка уже был далеко.

— Эй, Обонга! А я же этого козла ранил, да? Я слышал, как он кричал, — спросил я.

— Да, масса, — негр закивал, как китайский болванчик. — Вот сюда.

Он показал на свою правую руку, ближе к локтю. Надеюсь, я раздробил ему кость, и он сдохнет от заражения крови.

— Эмильен? Сможем его выследить? — спросил я, глядя на пса, который снова что-то вынюхивал, нарезая круги по поляне.

— Сможем, только зачем? — пожал плечами буканьер.

Он увязывал собранное добро в узел, и явно не горел желанием бросаться в погоню.

— Найти, добить, — сказал я. — Он ведь с подмогой вернётся, я его знаю.

— Пусть сперва выследит, — хмыкнул Эмильен. — Да и не факт, что он до плантации дойдёт.

— Ну да... — нехотя протянул я, чувствуя, что обманываю сам себя, и что Бернар Лансана всё равно выживет.

— Если ты ему кровушку пустил, то он далеко не уйдёт, — сказал Шон. — Забудь, мы теперь свободные люди.

— Послушай своего друга, московит, — сказал Эмильен. — Если сейчас будем тратить время на поиски, то в посёлок до ночи не успеем. А мы и так времени потратили изрядно.

— Значит, в другой раз найду, — пошутил я.

Даже и без Лансаны всё вышло неплохо.