Буканьер

Глава 25

Это были первые выборы, в которых я участвовал, как кандидат, и первые полностью открытые выборы, которые я видел. Голосовать можно было за кого угодно, и за себя в том числе.

Шон тут же проголосовал за себя любимого. Я проголосовал за Эмильена, Эмильен проголосовал за меня. Получилась ничья, и теперь всё зависело только от двух негров, которые снова не совсем понимали, чего от них хотят.

Муванга сидел, хлопая глазами, и глядел то на меня, то на Шона, то на Эмильена.

— Кто вождём будет, решай! — гаркнул Шон.

— Так... Кто вождь не так решают... — пробормотал негр. — Старый умер, новый вождь быть...

— У нас так решают! Давай, думай, негритос тупой! — прорычал ирландец.

Муванга ткнул пальцем в меня.

— Масса колдун, много знай, — пояснил он.

Шон нахмурился и перевёл тяжёлый взгляд на Обонгу.

— Теперь ты, — хрипло сказал он.

— Моя не хотеть ничего решать, моя хотеть спать, — вздохнул негр.

— Я тебе башку разобью, — пригрозил Шон.

— Твоя сильный, твоя вождь, — быстро согласился Обонга лишь для того, чтобы Шон от него отстал.

Снова случилась ничья. Мы с Шоном переглянулись и рассмеялись почти одновременно. Во всяком случае, никакой враждебности в нём я не заметил, его, как и меня, позабавил сам факт ничьей.

— Ну, и что будем делать? — усмехнулся ирландец.

— Захватим два корабля! — пошутил я.

Шон довольно осклабился.

— А до того? — спросил он.

— Нужно либо переголосовать, либо запретить голосовать за себя, — пожал плечами я. — Если голосуем заново, то я тогда тоже голосую за себя, и у нас три против двух. Если запрещаем голосовать за себя, то другое дело, но...

— Да ладно, — махнул рукой Шон. — Твоя взяла, капитан. Голосую за тебя.

— Спасибо, дружище, — сказал я.

— Вот и порешили, — констатировал Эмильен.

— Теперь дело за малым. Достать корабль, набрать команду, — хохотнул я.

Но я почти физически почувствовал, как на мои плечи валится груз ответственности, о котором я не просил. Мне стало не по себе на какую-то секунду, но я быстро взял себя в руки. Всё-таки я отлично понимал, что в одиночку здесь мне не выжить, а идти к кому-то в команду — значит каждый день рисковать собственной головой в каких-нибудь сомнительных авантюрах, на которые я, как рядовой член команды, даже не смогу повлиять. А так — у меня появилась собственная команда, маленькая, зато своя, и я был волен делать что угодно. Ну, почти.

— Это надо отметить, — улыбнулся Шон, потирая руки в предвкушении.

— Нечем, — пожал плечами Эмильен.

— Найдём, — протянул Шон. — Мы же тут не одни, в конце концов.

Ирландец поднялся, осмотрелся по сторонам. Сквозь густые кроны пробивались лучи заходящего солнца, буканьеры возвращались к своим логовам и расслаблялись после долгого дня, покуривая табак и объедаясь мясом. Точно как и мы. Кто-то тихо напевал песню про висельника Джонни, пара голосов подпевала в нужных моментах через каждую строчку. Возле другого костра несколько буканьеров громко играли в карты на деньги. Только рабы и слуги занимались делами, не слишком хлопотными, но всё равно нужными, таскали воду и дрова, снимали просушенные шкуры, кормили собак. В итоге Шон отправился к поющей компании.

Там, судя по песне, отдыхали англичане. И здесь, в глуши никому не было дела до войн и политики, и все спокойно соседствовали друг с другом, не опускаясь до таких мелочей. Лишь бы хватало дичи в лесах, да неба над головой. А их обычно хватало всем.

— Повесь их, повесь! — подхватил песню Шон, и буканьеры синхронно повернулись к нему.

Три пропитых рожи уставились на него, и Шон широко улыбнулся. Я с интересом наблюдал за ними издалека. На их костре жарилась куропатка, а на земле рядом с ними стояли несколько мутно-зелёных бутылок.

— Здорова, бродяги! — воскликнул он. — Услышал вашу песенку, и родную землю вспомнил! Дай, думаю, подойду, поздороваюсь!

— Ну здорова, — хмыкнул один.

Двое других тоже буркнули что-то невнятное, издали я не расслышал, что именно.

— Шон Келли меня зовут, может, слыхали? Нет? Ну, ещё услышите, ха-ха! — сказал ирландец.

— И чего хотел, Шон Келли? — спросил один из буканьеров.

— Айда к нам! Мы кабанчика зажарили, празднуем! — снова улыбнулся Шон.

Буканьеры вытянули шеи и посмотрели в нашу сторону.

— В честь чего праздник? — спросил другой.

— А пошли! — перебил первый.

Буканьеры поднялись, отряхнулись, сняли куропатку с огня, переглянулись и пошли к нам, о чём-то тихо перешучиваясь.

— О, а вы забыли! — воскликнул Шон, подхватывая с земли бутылки.

Англичане обернулись, нехотя кивнули ему. Шон поспешил к нам, за спинами англичан размахивая бутылками в воздухе, будто хвастаясь величайшей драгоценностью. Триумфальный захват чужого алкоголя, иначе и не скажешь.

Буканьеры подошли к нашему костру, молча покосились на сидящих тут же ниггеров, поздоровались с Эмильеном, скользнули по мне равнодушными взглядами.

— Андрей Гринёв, — представился я.

— Джек, — коротко представился первый из англичан, тощий и высохший, будто мумия. Его кожа походила на пергамент, и только яркие чёрные глаза выдавали, что он ещё жив.

— Ник Фоули, — сказал второй, рябой и толстый, с красными прожилками на лице, явственно выдающими в нём старого алкоголика.

— Генри Рыжий, можно просто — Рыжий, — сказал третий, с ярко-рыжей шевелюрой и целой тучей веснушек на обгорелом красном лице.

Я посмотрел на остатки кабана и понял, что нам даже нечего им предложить, и Шон зря манил их жареным кабанчиком. Ирландец как раз подсел ко мне, протянул мне бутылку, протянул Эмильену другую, а затем торжественно поднял свою.

— Ну, за наше дело! — провозгласил он.

— На удачу! — хохотнул Эмильен.

— За будущую добычу! — добавил я.

Мы одновременно приложились к трофейному алкоголю, и более мерзкого пойла я в жизни не пробовал. Горячий, обжигающий комок прокатился по горлу и ухнул в желудок, будто огненный шар, чтобы оттуда ударить сразу в голову. Противное, приторное сахарное послевкусие прилипло к языку, и я поморщился, занюхивая рукавом рубахи и стараясь его прогнать, но оно никак не уходило. Пришлось закусить остатком свиного рёбрышка, но стало только хуже. Даже палёный «Капитан Морган» по сравнению с этой адской жидкостью мог считаться амброзией, достойной короля или императора.

А моим друзьям, судя по всему, даже понравилось.

Буканьеры нахмурились, Шон рассмеялся и закашлялся, чтобы скрыть смех. Похоже, он это специально затеял только для того, чтобы посмеяться над англичанами. Это было вполне в его стиле.

Я протянул бутылку Муванге, негр недоверчиво понюхал содержимое, пригубил и тут же поперхнулся, возвращая бутылку обратно. Обонга тоже протянул руку за бутылкой, но ему никто не предложил.

— Фу! Огонь! Жжёт! — скривился он, и тут уже рассмеялись все, даже англичане.

— Про какую это добычу вы говорили? — спросил меня Джек, мягко забирая у меня ром.

Я отдал бутылку англичанину, посмотрел на него. Джек улыбался одними губами, фальшиво, а в хитрых чёрных глазах виднелась жажда наживы. Что-то мне подсказывало, что верить ему нельзя, как и остальным англичанам, было в их облике нечто такое, прямо указывающее на вероломство и порочность, но настолько неуловимое, что это нельзя было описать словами. Я просто это чувствовал. И уж насколько страшен и побит жизнью был Шон Келли, в нём такого я не замечал, несмотря на клеймо и жуткие шрамы.

— Какую добычу? Так вот же, — я указал свиным ребром на остатки кабана, но ясно видел, что англичанин мне не поверил.

— Тут добычи полно! Хоть голыми руками лови! — хохотнул Ник Фоули невпопад, и я понял, что он уже пьян, причём довольно давно.

Прозвучало двусмысленно, и я усмехнулся. Впрочем, эти слова навели меня на мысль о том, что в этих местах, богатых дичью, наверняка могут встретиться не только буканьеры, но и поселенцы, испанские, французские, неважно. И если мы их встретим на лесной тропинке...