Стоп. Снято! Фотограф СССР [озн.фрагмент]

Родительница хмурится, но проглатывает мою версию. Лучшего объяснения событий всё равно нет.

— Утихомирился бы ты, Алик, — вздыхает она, — экзамены же.

— Так пишу же.

— А сегодня как написал?

— Отлично!

То, что в Берёзове есть фотоателье, для меня новость. В детстве я этим не интересовался, а потом и поводов не было узнавать. Хотя это логично. Должны ведь где-то люди делать фото себе на документы? ЗАГС есть. Даже паспорта выдаёт. Пропуска на фабрику нужны с фотографиями. Тогда почему выпускной класс пригласили снимать заезжего варяга? Непонятно.

Но прежде всего я начинаю пытать маму.

— А где моя фотоаппаратура?

— Фотоаппарат? — переспрашивает.

— Да, и остальное.

— На чердаке посмотри.

— А что они там делают? — удивляюсь.

— С чего ты про них вообще вспомнил? — отвечает мама, — года два уже не прикасался.

Вот тебе и на. Осторожно, чтобы не выглядеть идиотом, пытаюсь выспросить, как такое могло случиться.

Оказывается, три года назад, когда Алик был в пятом классе, в Берёзове появился удивительный персонаж. Звали его Георгий Синюк. Его назначили руководить районным ДК и Синюк развернул там бурную деятельность.

Он заявил, что пение частушек и игра на баяне уже не могут удовлетворить творческих потребностей советского человека. А удовлетворять их должна техника.

Всё текущее финансирование он вбухал в оборудование собственной радиоточки, клуба юных техников и фотокружка.

Из всего объявленного свет увидел только фотокружок. Он существовал целых полгода и пользовался большой популярностью у берёзовских школьников.

А потом Синюк пропал. Вместе с ним исчезли два бобинных магнитофона "Союз", усилитель, комплект колонок и три фотоувеличителя "Нева". Районный дом культуры понёс тяжёлую и трудновосполнимую утрату, а юные фотолюбители остались без оборудования.

По Берёзову ходили слухи, что бывший культурный работник объявлен во всесоюзный розыск.

Я задумываюсь, не было ли это событие результатом странного "эффекта бабочки", который связан с моим появлением здесь. Вдруг в моём прошлом Жора Синюк поборол соблазн материальной наживы, никуда не сбежал и научил отца фотографии, а тот, в свою очередь, пробудил эту страсть во мне.

Всё чудесатее и чудесатее…

Коробку с чердака я утаскиваю в свою комнату. Главной находкой становится Смена 8м. Этот фотоаппарат был такой же важной вехой в жизни советского подростка, как первая затяжка в школьном туалете, первый медляк на танцах в пионерлагере и первая драка за гаражами. Простой, как мычание и надёжный, как "калашников".

В моём детстве уже появились импортные "мыльницы", но первые свои снимки я делал именно на такую камеру. Фотоаппарат удивительно лёгкий для своих размеров, но прочный и как-то добротно сделанный.

На небольшом, намертво присобаченном, объективе шкала резкости с пиктограммками человечка, группы людей и пейзажа. Резкость придётся настраивать наугад, "по-приборам", и это гложет мою, помешанную на контроле, душу. Но деваться некуда, придётся набивать руку.

Все настройки рассчитаны на абсолютного "чайника". Диафрагма устанавливается один раз и зависит от чувствительности плёнки. Цифровые значения выдержки дублируются картинками. Пасмурная погода? Ставь на "облачко" и не ошибёшься. Всё сделано так, чтобы даже с минимальными навыками можно было получить приличный кадр.

Интересно, что затвор и перемотка плёнки находятся в разных местах, так что при желании можно один и тот же кадр экспонировать несколько раз. Забавно, но это скорее баг, чем фича.

Щёлкаю несколько раз затвором. Фотоаппарат выглядит исправным, но, конечно, его надо проверить. И чем быстрее, тем лучше.

Там же, в коробке нахожу две банки для проявки плёнки из плотного черного пластика, пачку открытого и просроченного фиксажа и упаковку из под фотобумаги со стопкой карточек внутри.

Мост через Берёзовку… чья-то собака… трое подростков позируют, обнимая друг друга за плечи, в одном из них с трудом узнаю Женьку… две незнакомых девчонки… Лидка… снова Лидка с пышными бантами… мама у забора… она же в огороде… подсолнухи…

У большинства фотографий гуляет резкость. Задник белый, фигуры еле видны. Снимки недоэкспонированы при съёмке или при печати. Типичные ошибки новичка.

По сравнению с недавним фото класса, это небо и земля. Хорошо, что мы с товарищем Комаровым не стали их искать. Хвастаться тут нечем. А, значит, через три дня мне надо показать Молчанову абсолютно новые снимки.

Для этого у меня нет ни плёнки, ни реактивов, ни бумаги, ни фотоувеличителя. А ещё ни одной достойной идеи.

Но, перефразируя Остапа Бендера: был бы бензин, а идеи найдутся. Бегу в магазин за плёнкой.

Магазинов в Берёзове два. Один из них называется креативно. "Продукты". Угадайте, чем он торгует?

Второй "Универмаг", что означает "универсальный". Продают там, действительно всё — от резиновых сапог до стеариновых свечек. Странное дело, и то и другое особым спросом не пользуется. Поэтому "Универмаг" часто пустует. Но обе его работницы смотрят на меня волчицами.

Одна из них, постарше, держится с томностью разведённой дамы "в поиске". Её цветастый летний сарафан натягивается на внушительном бюсте, как минимум пятого размера. На шее у неё сразу три золотых цепочки, а в улыбке блестит золотой зуб. Я сказал "в улыбке"? Мне показалось.

У второй, худой, с выжженными перекисью волосами, ужимки замужней стервы. Потому что рядом с такой мужик будет находиться только под страхом раздела имущества.

— Он мне, прикинь: "на рыбалку меня зовут..."

— А ты чего?

— А я: "ты жука с картошки собрал?… он такой "да"....

— А ты?!

— А я: "а у мамы на огороде собрал?!" — худая закатилась хохотом, — а у мамы сорок соток картохи… нефиг с алкашами своими шляться…

— Здравствуйте, у вас фотоплёнка есть?

— Нет! — рявкает худая.

— Закончилась?

— И не начиналась!

Томная оглядывает меня и признаёт достойным ответа.

— Мы фототовары не заказываем, — поясняет.

— Почему?

— Потому что их никто не берёт! — снова влезает худая.

— Как же их возьмут, если вы их не заказываете?

— Самый умный, да?!

— И что же мне делать? — развожу руками, глядя на томную, — мне очень нужно.

— В Белоколодецк тебе надо ехать, — вздыхает она, — больше никак.