Князь Рысев 4

— По мне, так с ней уже и так неплохо поработали.

Катька бросила на меня презрительный взгляд, словно вопрошая, много ли я понимаю в этих делах. Медицина всегда была для меня чем-то за гранью фантастики. А потому я поверженно поднял руки, будто говоря, что целиком и полностью доверяюсь ее знаниям. В конце концов, если верить тому же Кондратьичу, именно ее мать придумала лекарство от чумы, испытывая его на себе раз за разом.

Будто заведомо готовясь.

— Ты мог бы сразу сказать мне, что она пойдет с нами. — Явившаяся из-за спины Майя все еще желала съезжать с свежей мозоли.

— И как бы ты отреагировала? — спросил я.

Майя замялась, прежде чем ответить, как будто и сама не знала ответ на этот вопрос.

— Вы стали подругами? — Я сам не знал, как эта мысль пришла в голову. Хотелось представлять себя как князя объединяющего, мирящего…

Девчонка лишь отрицательно покачала головой, выдохнула. Может быть, ей и хотелось, но память все еще была заполнена воспоминаниями, как пылал ее дом. Менделеевы заявились на порог с вилами, стремясь отобрать великий артефакт. Угрожали тем, с кем она всю жизнь росла, пытались убить отца…

Я ухмыльнулся, вот же ж! Отца! У нас тут почти что подобралась компашка сирот! Алиска, Катька и я… У Майи тоже матери не было.

При живых родителях была разве только что Лиллит, но пока с ее слов выходило, что не очень-то она им и нужна.

Майка проследила за моим взглядом, посмотрела туда же. С усердием, достойным лучшего применения, пепельноволосая девчонка, закутавшись в балахон Менделеевой, ходила по обломкам. Ее мало интересовали руины чужой жизни — взглядом она выискивала знакомые очертания.

Искала свою куклу.

— Кто она?

Вопрос, который напрашивался сам собой, слетел с губ Майи. В нем были сразу и ревность и любопытство…

Будто вместо того чтобы торчать в плену, я развлекался с обнаженными девчоночками.

Я поежился, пожал плечами. У меня была разве что история, которую Лиллит мне рассказала, а в ней было больше выдумки, чем правды.

Пепельноволосая почти что выдумывала себе истории на ходу — где-то внутри меня закрепилась уверенность, что, спроси мы о ее прошлом еще раз, и услышим совершенно иную историю.

— Это она была прикована там, к алтарю?

Я кивнул.

— Говорит, что пришла сюда снять с себя проклятие. Знаешь, я пытался прочесть ее вдоль и поперек. На ней не лежит никакого проклятия.

Майя посмотрела на меня обескураженно, будто вопрошая — что значит, прочитал? А потом вспомнила о даре, коим наделен мой род, ушла в глубокие раздумья.

Алиска ассистировала Катьке — устав сидеть без дела, она искала себе хоть какое занятие. Лисьи ушки шевелились, будто в надежде уловить каждое сказанное алхимичкой слово. Словно лисица всем и каждому пыталась доказать, что учиться можно даже у тех, кого считаешь врагами.

Майя уставилась на Катьку с прищуром. Щука вился вокруг, словно ожидая новой команды от хозяйки. Он с интересом и аппетитом поглядывал на бродящую и совершенно не боящуюся его Лиллит. Словно в деревне, где она жила, такие бродили табунами.

Нэя опасалась их обоих. Лучиком солнца, она металась, ища себе место. Ей снова хотелось оказаться в моих ладонях, но она не желала мешать нашему разговору.

— Как вы приручили эту образину?

— Помнишь то чудовище, которое мы обнаружили на развилке? Когда решили идти к гмурам?

Вопрос не требовал ответа, и Майка продолжила:

— Нам… — Она нахмурилась, но указала на Алиску, поправила саму себя: — Им некуда было больше пойти. Будь я в сознании, попросту расплавила бы камни — что для меня этот завал?

— Будь ты в сознании и при силе, — добавил, памятуя о том, что монета все еще не простила ей неправильно проведенного ритуала. Только сейчас я заметил, что она вновь болтается у нее на груди под платьем. Видимо, угодив совсем уж в безвыходное положение, она надеялась воззвать к ней вновь.

Кто же мог подумать, что сваренный в гмуровых котлах яд так запросто обращает могущество в смертную слабость?

— Она сказала, что мне еще повезло.

— Кто?

— Менделеева. — Огненная дочь Тармаевых выдохнула. Ей до жуткого не хотелось признавать, что помощь пришла от той, кого она заведомо записала в личные враги. Но реальность оказалась жестче. — Точнее, она сказала иначе, в свойственной ей мерзкой манере. Что повезло не мне, а вам. Вас бы этот яд убил.

— А тебя он, стало быть, просто пощекотать вышел?

Майка отрицательно затрясла головой.

— Вовсе нет. Но в моих жилах течет огонь — пусть и в фигуральном смысле. Она права. Все мое нутро отчаянно сопротивлялось. Любого другого человека жар, колотивший меня, убил бы, а я вот ничего — выжила! Отец… рассказывал, что дар в некотором роде дает отпечаток на характер. Все удивлялся моей покладистости, а я… ты же помнишь, что я сделала с Ночкой, да?

Я помнил, такое быстро и не забудешь.

Помнил, но возлагать непосильный груз вины на ее плечи не спешил.

Она прекрасно справлялась с этим самостоятельно.

— Я навещаю ее время от времени, кажется, уже рассказывала. Она… идет на поправку, но все еще воспринимает помощь как подачку. Ей хочется вернуться к тому самому… К бесу. У нее плохо с руками, скверно с ногами…

— Я что-нибудь придумаю, — отозвался, прекрасно осознавая, что откладываю проблему в долгий ящик, а обещание — аморфное и эфемерное.

Майка вздохнула. Она цеплялась за мою мнимую помощь, как за последние мостки в море безумия. Не удержится — и уйдет в него с головой…

— Так что там с этой… Щукой? — Я поспешил вернуть разговор в прежнее русло. Майка вздрогнула, будто осознав, что все это время избегала ответа.

А может, не хотела признавать очередное поражение перед силами алхимички?

— Она… Менделеева она смешала какую-то дрянь. Ты же знаешь, что они контролируют большую часть химпрома в стране? Любой, кто отважится, должен купить у них право и вносить разработанные формулы в общий архив…

— Интересно, сколько же у них тогда денег?

— Достаточно, чтобы купить себе право напасть на чужой дом.

— Кондратьич говорил, что они выиграли это право…

— Все так говорят. Но все знают, что они заплатили за победу. Не суть. Она сказала, что читала про этих тварей…

— Как удобно. — Я дал волю сомнениям. Майка моего скепсиса не поняла, повела плечами.

— Она изготовила феромон. Которым обмазалась…

Тармаева не стала скрывать отвращения. По ее сморщенному носику выходило, что наша алхимичка самозабвенно изгваздала саму себя едва ли не в фекалиях. Продолжать пламенной чародейке не хотелось, а я уже и так понял все, что она хотела мне сказать.

— Мне в бреду виделось, что ты меня бросаешь, Федя. Менделеева говорит, что она едва ли не с того света меня за шкирку тащила. Может быть, так оно и было. — Она вдруг усмехнулась, покачала головой. — Помнишь, как мы были маленькими?

Я не помнил, но кивнул.

— Обещали и клялись, что наша дружба будет вечной. Что никогда и ни в кого не влюбимся. Кто это тогда придумал? Кажется, Алиска…

— Легко быть детьми, — прочистив горло, откликнулся я. Майя кивнула.

— Разве могла я тогда подумать, что когда-нибудь выберусь из пышных платьев и потащусь в грязное подземелье? Там, наверху, — цивилизация. Торшер, кровать, туалет. Горничные норовят предложить то чай, то печенье. А я променяла это все только на то, чтобы побыть хоть еще чуть-чуть с тобой…

— Не злишься больше, что не рассказал тебе про Катьку?

Она все еще не спешила в этом признаваться.

— Муня! — Восторг Лиллит звучал, словно колокол, звоном разбивший полумрак тишины. Будто ей удалось отыскать все сокровища мира, она выудила из груды обломков подарок брата, жарко прижала к обнаженной груди.

Катька бросила на меня взгляд, и у меня все похолодело внутри: по одним лишь только ее глазам я понял, что дело дрянь. Она встала, оставив Алиску присматривать за стариком. Каждый шаг давался ей едва ли не с огромным трудом. Я тщетно сканировал Кондратьича ясночтением. Надеясь вызнать хоть что-то — оно молчало, намекая, что с моим мастер-слугой если и не все в порядке, то где-то очень близко к этому.

— Федя, — выдохнула нависшая над нами алхимик. — Можно тебя на секундочку?