Князь Рысев 4

Перед тем, на кого все это время копила злобу.

— Меня хотели превратить в оружие. Послушное, безропотное, исполняющее чужую волю беспрекословно. Они не знали кое-что о куклах — лишаясь воли, они лишаются самих себя. Когда собственный отец отказался от меня, признав опасным отродьем, мне думалось, весь мир отвернулся от меня!

Выскочив вперед, она хлопнула в ладоши. Повинуясь ее приказу, деревянные фигурки окружили фарфоровую куколку. Костер вспыхнул ярче, чем прежде, бросая на стены зловещие тени. Незрячей было не чуждо чувство прекрасного — словно для одной лишь себя она устроила жуткий театр кукол и теней.

Словно мгла от спасительного луча света, фигурки разбежались в стороны, стоило явиться тряпичному, изгвазданному рыжей грязью рыцарю. Некогда белый плащ давно обратился в пожелтевшие от времени обноски.

— Твой отец, Илья Рысев, мой дядя оказался мягче остальных. Забавно, милый братец: он всегда пугал меня как человек, но оказался куда человечней остальных.

— И потому ты хочешь меня убить?

— О-о-о, нет-нет-нет-нет, милый маленький братец! — В пируэте она вмиг оказалась рядом со мной. Заставляя замолкнуть, моих губ коснулся ее женственный пальчик — я же в тот миг ощутил, как мне будто бы залепили рот. Вырываться и судорожно мычать ей в ответ не стал.

— Ты слишком торопишься! — Она сделала шаг назад, развела руками. Яркий, почти кислотный зеленый свет грибного костра заставлял ее фигуру выглядеть до умопомрачения жутко.

Словно ведьма, склонившаяся над колдовским варевом, она нависла над кукольным представлением. Плюшевый рыцарь гладил неловкими, нелепыми ручонками «Машеньку» в два раза больше его самого.

— Он сражался за меня. Конечно, при нем не было клинка и револьвера, а я не слышала, как хлюпает кровь инквизаториев, но он приходил ко мне — единственный, кто приходил не для того, чтобы поиграть в куколку!

Я бросил взгляд на Лиллит, словно надеялся, что от нее будет хоть какая-то, но помощь. Та уставилась на творившееся перед ней представление глазами впечатлительного ребенка.

Ее одновременно обуяли страх и восторг: каждый из них лакомился остатками ее здравомыслия. Мне же казалось, что я вижу рецепт приготовления безумия.

Вами получено +200 единиц опыта!

Вами получено +35 единиц опыта!

Вами получено +35 единиц опыта!

Вами получено…

Лог взбесился, как ненормальный, словно в системе что-то поломалось. Будто рассказ моей названой сестрицы — сестрицы ли? — она принимала за убийства…

Не подозревая, что я прямо сейчас расту не по дням, а по часам, Вита продолжила:

— Видишь ли, Федя, мне просто тогда казалось, что он не играет. Что за него можно спрятаться, как за стену. Он приходил, рассказывал мне о тебе. Был богат на обещания — что он вытащит меня из этих застенков, что добьется свободы для остальных…

Стоп, значит, она там была не одна? Впрочем, о чем это я, у Егоровны наверняка целый секретный комплекс. Вот, значит, что могло вызвать гнев императора — Рысев-старший, ведомый благородными инстинктами, банально полез в те дебри, куда не следовало.

И получил за это по шапке.

Только выходило, что за кражей Кошкиного Кольца стояли высшие чины. Что правительства, что инквизаториев…

Словно почуяв, что я витаю где-то не здесь, Вита вновь подскочила ко мне. Шлепок пощечины привел в чувство, но я еще был лишен возможности говорить.

— Не смей отвлекаться, когда говорят старшие! Разве ты не знаешь, что за такое бывает с непослушными мальчиками?

Сталь ножей заскрежетала у самого моего горла. Осатаневшие куклы готовы были меня прирезать. Словно строгая учительница, Вита продолжила.

Женственно и красиво раскачивая бедрами, она вновь привела в действие застоявшийся кукольный театр.

— А потом однажды он попросту не пришел. Мучители были рады насмехаться, рассказывая, что он меня попросту бросил. Променял на спокойную жизнь, оставив мне лишь клочья фантазий о свободе…

Рыцарь покидал куклу на ватных ногах, пока не завалился шлемом вниз с края стола. Все остальные, наращивая мрачные тени в свете огня, спешили лавиной поглотить несчастную, оставшуюся одну одинокую игрушечную фигурку.

Вита повернулась к нам спиной, уставившись на пляску огня. Кондратьич под ее началом, наконец, вернулся.

У меня чуть глаза не полезли на лоб. В его руках покоился точно такой же камень неровной огранки, который мне недавно снился.

— Узнал? — Вита резко сменила тему разговора. — Вижу, что узнал. Интересно, что сказал бы твой папенька, Федя, узнай он, что ты связался с темными силами? В его россказнях ты был как маленький безгрешный ангелок, а вот поди ж ты. Я нахожу тебя, а рядом с тобой возится краснохвостая дьяволица. Ну как так можно?

Старик нес ей камень, что добычу. Каждый шаг давался ему с трудом. Словно я сам против внутреннего демона, с задворок собственного сознания, Ибрагим бился с чужой волей.

Старый солдат уступал…

— Я помню, как он гонял от меня темного мага. Как там его звали? Франц? — Она улыбнулась, у меня по спине пробежали мурашки. Лезешь, значит, исполнять волю Сатаны на самое днище Петербурга, а оно перед тобой, словно флэш-рояль всю подноготную твоей семьи выкладывает, увязывая распутанный клубок воедино.

Вита пощелкала кончиком пальца по камню — свет зловеще играл на полупрозрачных гранях. Мне на миг показалось, что я воочию вижу, как внутри крохотными кулачками стучится миниатюрная Биска, требуя свободы.

— Можешь говорить, я разрешаю. — Она хлопнула в ладоши, и мне на миг стало гораздо легче дышать. Я бы покачал головой из стороны в сторону, чтобы прогнать морок, но не знал, как игрушечная стража воспримет сей перформанс.

Вита же взяла фарфоровую бедолагу, что до этого изображала ее саму, аккуратно пригладила растрепанные волосы.

Получив возможность говорить, я вдруг поймал себя на мерзкой мысли, что мне нечего толком сказать. Словно ведая о моем недуге, дражайшая сестрица позволила сменить улыбку на ухмылку.

— Нет слов? Ты не знал? В голове творится самый настоящий сумбур?

Она как будто бы читала мои мысли.

— Твой отец бросил меня на растерзание, подарив лишь надежду, Федя. Я видела в нем спасителя, а он всего лишь был очередным недоигравшим ребенком. Он вырос, игры стали страшней и жестче. И с живыми куклами. Разве в этом суть?

Во мне закипало возмущение. Может быть, я далеко и не Рысев-настоящий, а вся эта история меня ни на кончик мизинца не касается, но я уже как-то успел прикипеть и к новому миру, и к телу, да чего уж там, к своему роду — за его честь столько крови успел пролить, на целую речку хватит.

Вами получено +45 единиц опыта!

Вами получено +100 единиц опыта!

Вами получено…

— Мой отец мертв. Тебе не приходило в голову, что он бросил тебя не по своей воле?

Она бросила на меня безжизненный, слепой взгляд через плечо. Голос так и сквозил пренебрежением к сказанному.

— Разве это что-то меняет, братец? Он давал обещания, заставлял меня потерпеть еще чуть-чуть, и он сделает так, что я выйду из застенков лаборатории в парадную дверь.

Она вдруг усмехнулась, покачав головой. Отложила игрушечную актрису, подошла к костру. Кондратьич, успевший поставить камень на стол, потянул уцелевшую руку прямо в костер — я сморщился. Мне казалось, что я уже слышу дух жженой кожи и слышу, как шкворчит поджариваемое мясо.

Хотелось отвернуться, но не мог — Вита хотела, чтобы я видел каждое мгновение ее дрянного выступления.

Огонь оказался безвреден для старика. Только теперь я заметил на его ладони кожаную перчатку. Из шкуры драколиска, + 95 % к резисту от огня…

Он выудил на свет очередное порождение рук Виты. Кукольная фигурка была не очень красива, на голове бедолаги торчали резные рога.

— Он был прав в одном. Я вышла через парадную дверь. Инквизатории искали способ защиты от моих чар. Почему-то они до жути боялись того, что я могу подчинить их своей воле. Но никогда не задумывались, что я, подобно им, смогу взять нечисть под свой контроль. Прямо как твою рогатую. Помнишь, какой красивой и властной она была? Что она давала тебе? Силу, власть? Могущество? Может быть, ты даже любил ее? А я засуну ее… сюда.

Вита приняла из руки Кондратьича фигурку. Мне разом стало не по себе. Я посмотрел на игрушки, что окружали меня со всех сторон, иначе. Это не просто безвольные податливые слуги, это чьи-то терзаемые, обреченные вечно страдать в этих плюшево-фарфоровых оболочках души…

— Сначала эта краснокожая бестия. Потом… эта дуреха. Знаешь, забавы ради я засажу ее в ту же куклу, что она принесла с собой. Это будет иронично.

— Ты что же, так делаешь с каждым, кто попадается на твоем пути?

— Я слепа и обижена. Мне нужны глаза и силы для отмщения. Люди, черти — большая ли разница? Ты ведь уже знаешь правду — разве тебе жалко бесов, что вынуждены до скончания веков служить уличными фонарями?

Облизнул губы, во рту у меня пересохло. Сам не зная зачем, я говорил, будто в самом деле верил, что с Витой можно договориться.

— Вита… Вита, послушай. Мне крайне жаль, что с тобой поступили таким образом. Жаль, что мой отец сделал тебе больно. Пусть и невольно, но…

— О-о-о, нет-нет, братец! Не надо! — Она замотала головой, остановив мою тираду. — Все, что ты мне скажешь уже неважно. Тебе жаль? О нет, маленький, не жаль. Но обязательно станет после всех тех ужасов, что я обрушу на тебя. Если эти будут мучиться лишь в подготовленных для них оболочках, ты будешь моей куклой прижизненно. Я оставлю тебе право осознавать и видеть. Ты станешь моей любимой послушной игрушкой и…

Земля внезапно задрожала. Сначала это были едва уловимые отголоски нарастающего землетрясения. Вита, отвлекшись, утратила контроль над Кондратьичем — словно вынырнув из проруби, старик тяжело задышал, рухнул на колено. Ему было все еще тяжко после проведенной над ним операции. Одни бесы только ведают, что Вита творила с ним еще…

Вами получено +50 единиц опыта!

Вами получено…

Лог был уверен, что меня следовало вознаградить бесценным за ожидание.

Стены заходили ходуном. Треснула одна из несущих потолок стен.

— Нет! — взвизгнула кукловод, когда сорвавшийся булыжник шлепнулся прямо в костер, подняв в воздух целый сноп ударивших по глазам искр.

Следом было то, что я ожидал увидеть меньше всего на свете. Стена по правую сторону от нас взорвалась брызгами каменного крошева. В туче пыли, пылая зелеными, горящими во мгле очами, вынырнул гигантский змей. Лоснилась серая шкура, сквозь которую то и дело проступали готовые крошить камень лапки. В свернутом конце хвоста, словно в ложе, восседали они.

Алиска, Майя и Катька…