Князь Рысев 4

Глава 21

Лог едва ли не обкончался от радости. Не ведая ко мне пощады, обрушивал на мою многострадальную голову одну абилку за другой, сыпал поздравлениями и ачивками — ну как же? Все-таки не каждый день удается отхватить в свои закрома кровнорожденного прислужника!

Глаза разбегались от чужой щедрости — чего же тут, в самом деле, только не было.

Поздравляем! Вами получен кровнорожденный прислужник. Пока вас связывают узы благородной крови, вам будут доступны следующие способности.

Эфемерное зрение — вы настолько проницательны, что видите всех насквозь едва ли не в буквальном смысле! Вы различаете цвета эмоций, что кружат вокруг людей, что позволяет вам куда успешней играть на их чувствах. Шанс удачного влияния при разговоре +50 %, +1 % за каждые десять очков харизмы.

Связующие нити — всякий кукловод знает, что там, где не помогут лесть, обман и подкуп, есть иные способы достичь желаемого! Опутайте свою цель связующими нитями, дабы получить доступ третьей категории к его информации. Целью могут быть только люди!

Воздействие (1 уровень) — данной способностью можно влиять на решения и действия опутанной связующими нитями цели. Кто сказал, что играть в куклы — только для девчонок? Эффект зависит от затрачиваемой маны. Расход маны уменьшается с повышением уровня.

Скачок (1 уровень) — данная способность позволяет совершать небольшие прыжки в пространстве, перемещаясь по чужим связующим нитям. Радиус прыжка увеличивается с повышением уровня.

Сумбур — вам когда-нибудь предлагали врезать противнику ненавистью прямо по скуле? А любовью ударить снизу и в живот? Теперь у вас появилась такая возможность — данная способность дарует возможность скомкать отрезанные и оторванные чужие связующие нити в крепкий комок и ударить им, словно дубиной.

ВНИМАНИЕ! Данная способность наносит ментальный, а не физический урон, зависящий от общего количества вложенных в ветку «кукловод» очков. Позволяет сжигать вражескую ману, наносит тройной урон призванным существам и призракам.

Бритва Оккама (1 уровень) — вам когда-нибудь казалось, что вон те двое — абсолютно не пара? Манипулируйте чужими чувствами, отсекая ненужное, оставляя лишь действительно важное. Применение данной способности ограничено — бритву можно призывать на короткий промежуток времени раз в неделю.

Руку едва не вырвало из плеча, как только я схватился за ту самую треклятую синюю нить. Она спешила уволочь меня куда-то далеко. Обожгла неподготовленный мозг чужими, успевшими въестся едва ли не в подкорку, до безобразия чудными воспоминаниями.

Словно в отчаянии, я рванулся прочь, разжал ладонь — чужое воспоминание выплюнуло меня, словно мерзкий, пожеванный жвач. Я плюхнулся у Виты за спиной, разом призывая себе на помощь эгиду. Романовна всегда заверяла: в какой бы заднице вы ни оказались, первым делом шпага должна выписать защитный символ и приготовиться к отражению следующей атаки, а там уж потом разбирайся, где друзья, а где не очень.

Эгида пришлась кстати — словно запоздавший ужин, слопала обрушившийся на меня удар. Мой бывший внутренний демон собрался в один огромный, обещающий море боли кулак. Словно молот, саданул по мне и разбился ворохом осколков.

— Как ты…

Вита не стала завершать вопрос, уже прекрасно зная на него ответ. Не она ли только что со всех своих босоногих скоростей спешила помешать моему замыслу? Нити ее воли напряглись, но я скинул их легко и непринужденно: видимо, не так-то просто заставить плясать под свою дудку того, кто обладает точно такими же способностями.

Выскользнувшая из рук власть манила и дразнила Виту, звала к себе и злила. Словно взбешенная, лишившаяся обеда голодная змея, она шипела, бросаясь в до пошлого предсказуемые атаки.

Пока что предсказуемые, напомнил я самому себе. С этой бестии скоро сойдет первая, напускная злость, а под маской бешенства окажется то самое безумное, хладнокровное коварство.

Я отбивался чем мог и как умел. Опыт был на ее стороне — Вита умело вплетала в свой родовой дар новые, дарованные ей внутренним демоном силы. Там, где я кропотливо вкалывал, перерабатывая чужие жизни в опыт, дабы урвать еще одно очко способностей, ей все досталось задаром.

Плеть теневого отростка стегнула теневым хватом — я, наконец, сумел на себе ощутить то же самое, что и мои противники. Будто кто переворачивал все мои потроха внутри — мутный, тошнотворный ком спешил застрять у самой глотки.

Щупальцем бывший удар обвился вокруг меня, не давая даже родиться тени за моей спиной — кончик отростка тотчас же щелкнул ее прямо по лбу.

Импульс боли прокатился по нам обоим — я прибегал к нему как к оружию последнего шанса, моя же названая сестрица — развлечения ради и моих страданий для.

Больно, блин!

Что я там до того говорил про теневой удар? Эта шняга и рядом не стояла с тем, что нахлынуло на меня сейчас.

Цунами неистовых страданий захлестнуло с головой, стремясь вышибить из меня остатки сознания. Словно ошалелый, не контролируя самого себя, я взвыл израненным волком, Вита последовала моему примеру.

Может быть, она и сумела закрыться эгидой, но вот импульс боли ведь урона наносить не собирался…

Я шлепнулся ей под ноги. В какой-то миг мне показалось, что надо мной навис физрук, зачем-то нацепивший форму сержанта армии, и во всю глотку ревет, чтобы я вставал.

Да что там ревет — словно под градом снарядов и пуль помогает встать на ноги маленькими, хрупкими ручонками.

Я проморгался — ни сержанта, ни физрука и рядом не было, только лишь обеспокоенная до осатанения моська Лиллит.

Я покачал головой, прогоняя морок, она же, на миг оглянувшись, впала в неизбывный панический ужас. Толкнула меня вперед, повалилась на меня сверху, помогая уйти от хлещущих во все стороны щупалец Виты.

Боль пришлась ей не по вкусу. И без того черные глаза обещали вспыхнуть адским пламенем. Облик несчастной преображался не хуже, чем от эликсиров Менделеевой — словно желая собрать в себя все клише демонического воздействия, она росла в размерах. Треснула, захрустела корка демонической брони, осколками падая наземь, высвобождая полную и плотную красивую грудь. Кожа, будто хватая жар из адского пламени, краснела, образуя вокруг себя ореол алого дьявольского свечения. Красиво, заменив собой кровь, побежав по венам, сквозь кожу проступало яркое сатанинское пламя. Рога, пробив корку кожи на голове, исходя кровью, завивались, стремились к небесам — куда там самому Сатане?

Передо мной росла новая принцесса преисподней.

Не желая ведать стыда, едва ноги обросли мхом шерсти, а из человеческих ступней, размалывая плоть, пробились огромные, едва ли размером не с таз копыта, она сорвала с себя набедренную повязку. Словно желала избавиться от всего того, что соединяло ее с постыдным, жалким прошлым.

Пышущий жаром лобок, увитый пышными кустами волос, словно нарочно манил к себе взгляд.

— Это было нехорошо, Федя. — Взгляд желтых, золотистых, будто украла их у Биски, глаз уставился на меня из темноты. Мгла, правившая здесь веками, не просто отступала — трусливо бежала, признавая в Вите повелительницу.

И ее самой, и этих глубин…

Она наступала на нас неотвратимостью. Будто вылакала саму греховную суть наших душ и переродилась в абсолютное, нагое и ничем не прикрытое возмездие.

С таким Каратель шел мстить за убитую семью.

Цоканье громадных копыт грохотом отражалось в ушах — каждым шагом она как будто намекала, что время игр прошло.

Пришло время действовать…

На Лиллит больше не было никакой надежды — охваченная паникой, прижав руки к лицу, она свернулась калачиком. У нее не было и тени той отваги, с которой она вступила в бой.

Жаль, подумалось мне, что мы не договорили. Я рывком поставил себя на ноги, бросился вперед, будто собираясь словить на своей спине всю мощь будущих атак Виты.

Новые способности бурлили в моей крови возможностями, взывали отринуть здравомыслие и, словно обезумевший наркоман, хватали за руки воспаленное воображение.

Будь я на их месте, делал бы то же самое.

Импровизация рождалась из симбиоза глупости, безумия и щепотки невозможного. Сливаясь в бешеном танце, они выдавали стаккато идей, заставляя действовать.

Ошалело, будто не ведая, что творю, я хватался за растянутые до предела, маячившие перед самым лицом нити — грохочущая ярость Виты на мгновение захлебнулась. Я спутывал нити ее эмоций, привязанностей и воспоминания воедино — а абилка-то хорошо работала! Сумбур едва ли не взрывом щелкнул по моей названой сестре, полоске маны резко поплохело.

Теряя над собой контроль, не в силах устоять на ногах, она по инерции тащилась вперед. Подняв тучу пыли, грохнулась оземь, широко расставив руки, едва не придавив своей тушей Лиллит.

Пепельноволосая кукловод жалась от ужаса. Босые пятки перебирали по земле, силясь утащить ее прочь, пока она беспомощно не уткнулась спиной в торчащий из-под земли монолит.

Вита поднималась неспешно, но опасно. Копыта оставляли в земле выдавленные дымящиеся проплешины — жар ее шагов касался даже меня, бил в лицо.

Там, где я стремился сдержать внутреннего демона, она дала ему полную свободу. Гогоча от переполняющего могущества, он захватывал все больше и больше частей ее тела. По плоскому животу побежала сатанинская скверна, руки обросли бесовской коркой, пальцы обратились когтями.

Размашисто и как будто случайно она ударила наотмашь, назад — прямо в тот момент, когда я стремился повторить свой фокус с сумбуром.

Меня отбросило волной — боль ужалила в живот, заставила согнуться. Словно пушинку, меня протащило по земле, осколки недавних булыжников нещадно драли кожу и одежду. Во рту я ощутил металлический привкус крови.

Вставай, велел самому себе — изможденное, измученное тело жаждало лишь отдыха. Сила воли брала плоть на поруки, выискивая в той остатки последних сил.

Ладонь скользнула по земле, согнав набежавший налет легкой пыли. Я не сразу, лишь мгновение погодя понял, что вижу перед собой.

Выщербленные временем и нашей схваткой узоры.

Узоры, которые я видел на обломке, что притащила мне Катя. Сатанинские письмена тайнописью бежали по избитой земле.

Мой взгляд скользнул по где-то покоящемуся во мгле и на алтаре кристаллу, Бискиной тюрьме. Это не она на алтаре, кольнула меня мысль.

Мы все на алтаре…

Маленькое соломенное нечто рвануло наперерез исполинской полудьяволице прямо из теней.

В косых, грубых, торчащих потрохами соломы очертаниях лишь с трудом можно было признать приснопамятного Муню. Лиллит, еще недавно готовая обмочиться от ужаса, застыла в некоем незримом трансе. Глаза опасно горели голубым, едва ли не святым сиянием.

Муня не ждал, Муня не ведал опасений, только лишь скорость, гибкость и стремительность.

Он ушел из-под обрушившегося на него кулака, проскочил у Виты между ног, не успев встать, рванул собственное тело в могучем прыжке. Словно клещ, вцепился в черную, блестящую, будто обсидиан спину.

— Мелкая, поганая… — Ругань лилась из Виты нескончаемым потоком. Гадкая кукла оказалась назойливой, словно юркий таракан.