Князь Рысев 4

Внутренний демон нарастил ей со спины тень — та сорвала соломенную фигурку, скомкала ее, словно клок бумаги. Швырнула в меня: лютая, если не звериная ненависть придавала ей свежих сил. Я отскочил и словно нырнул в водоворот чужих чувств. Мир эмоций тек вокруг меня нескончаемым потоком — настырно и изо всех щелей лезли чье-то восприятие и непрошеное мнение. Люди, гмуры, изредка наведывавшиеся сюда всплакнуть о былом бесы — словно каждый только и жаждал, что оставить этой мгле кусочек себя.

Свежие чувства были ярче, пробивались кислотными цветами сквозь успевшие поблекнуть, увядшие осколки воспоминаний.

Импровизация, как самый требовательный карапуз, требовала еще и еще! Схватился за ее ярость? Тяни что есть мочи, сплетай с детской влюбленностью, оттолкни прочь тугую вязь неисполнившихся надежд.

Вита вскрикнула от боли, когда в моих руках появился клинок. Стальной и с Нэей покоился где-то здесь, в глубине темноты — свой я состряпал на скорую руку из черного, как день моего рождения, цинизма.

У клинка были и имя, и характеристики — привыкшее к моему вящему любопытству ясночтение желало расписать мне во всех подробностях, что может эта малышка.

Потом, отмахивался я, перехватив новоявленное орудие поудобней, лишь краем глаза выхватив, что клинок не наносит физического урона. Ментальный, отравляющий душу меч — таким можно поутру проткнуть чужую радость, обкорнав ее до кочерыжки уныния, а после порезать чужую любовь, как колбасу…

Уроки фехтования не прошли даром — эфемерный клинок казался легкой пушинкой. Ненастоящее лезвие легко, словно раскаленный нож в масло, не чуя пред собой преград, вонзилось в мягкую плоть ее мироустройства.

Вместо крови брызнули помыслы — разноцветными червями они повалили из разверстой раны. Глаза Виты сверкнули ненавистью — чего у нее не отнять, так это именно ее.

Она накинулась на меня в отчаянности атаки — исполинская туша казалась одновременно медленной и проворной. Копыта всякий раз, как она поднимала ногу, обещали обрушиться мне на спину. Словно черт, прячущийся в тенях и бегущий по электрическим проводам, я хватался за обвисшие, почти окончательно оборванные нити чьих-то воспоминаний. Слова, некогда сказанные здесь, брошенные в отчаянии и злобе, звучали в моих ушах. Я растворялся в тенях на одном конце отростка, дабы вынырнуть уже на другом. Принцип способностей Лиллит с каждым разом, с каждым мгновением становился понятней и проще.

Девчонка делилась со мной маной без остатка, не жалея самой себя. Муня слабел — уже снова оказавшийся на соломенных, изломанных, но все еще крепких ногах, он горой стоял за свою хозяйку.

Я полоснул названую сестрицу широким, размашистым ударом — от низа живота до груди, вдавил что было сил клинок в колющем ударе. Цинизм спешил украсить собой все, чего только касался.

Или испортить.

Словно клякса, масляным, все заволакивающим, уродующим пятном он прокатился по ее «богатому» внутреннему миру, разъедая, оставляя после себя лишь оплавленные останки былого.

— Да как ты смеешь?

Третьему удару случиться было не дано. Вита подхватила меня с земли, словно тряпичную куклу. Клинок, тут же утратив со мной связь, обратился в ворох кишащих, будто черви, нитей, медленно таящих под ее напором.

Нутро девчонки отчаянно сопротивлялось моим фокусам. Свежие душевные раны не успевали разрастись — она затягивала их так, что самого Логана завидки бы взяли. Остались только шрамы спешащих вылиться гневом обид.

— Как. Ты. Смеешь?

Каждое слово риторического вопроса болью взрывалось в ребрах, спине и животе — позабыв о пощаде, Вита лупила мной об пол, словно капризный ребенок.

Еще раз, подсказало медленно уплывающее на волнах боли сознание, и из меня попросту выйдет дух.

Муня пришел на помощь.

С детства я терпеть не мог кукол — проклятые, стеклянные зенки пялятся на весь мир, отравляя окружающее фальшивыми улыбками. Девчонки спешили играть в них, выдумывая им то имя, то судьбу, то что-нибудь еще — я сторонился их и обходил десятой дорогой.

Сейчас же готов был отдать должное девчачьей игрушке. Не размениваясь по мелочам, презирая плащ супермена, Муня врезался своим телом в громаду Виты, заставил ее пошатнуться. Не ведая стыда, изувеченный, он отчаянно и ей на злобу карабкался по монструозным сиськам, без смущения хватаясь за торчащие бугорки сосков. Такое уж точно кого угодно выведет из себя и выбьет из колеи!

Он тянулся к ее лицу, мечтая воздать за каждый синяк своей истинной хозяйке, одним лишь своим видом обещал вырвать дьявольской поганке глаза.

Я рухнул наземь, когда она разжала пальцы — перед глазами все плыло. Очередное движение кололо, словно тысячи ос и два Д’Артаньяна, не давая даже встать на ноги, не то чтобы сопротивляться.

У Лиллит оказались на редкость нежные, теплые руки — едва я потерял над собой контроль, собираясь снова завалиться, как она оказалась рядом.

Голые коленки заскользили по земле, красуясь свежим следом ссадин.

В полуобморочном бреду она виделась мне нимфой, спустившейся с небес. Невинно хлопая глазами, чуть приоткрыв рот, она выудила из ниоткуда нечто похожее на ножницы.

Инстинкт самосохранения буйствовал. Кричал: «Беги! Она собирается нас резать!»

А резать она собиралась только боль. Словно заведомо зная, где сделать надрез, щелкнула ножницами пару раз с ловкостью заправского цирюльника.

Меня проняло с ног до головы. Терзавшую меня боль словно кто выветрил, заставил уйти. Обиженной девой она спешно убегала, оставляя меня один на один с отвратительным самочувствием.

Кто сказал, что достаточно просто вколоть обезболивающего? Наверное, он сам никогда подобного и не испытывал…

Девчонка тянула меня за руку, что-то говорила — я ее не слышал. В ушах будто поселился заглушающий все комариный писк. На ум скользнула страшная мысль — что, если я оглох?

Словно догадавшись об этом, Лиллит вновь рванула меня на себя, повелительно указала пальцем в абсолютную мглу. Словно испугавшись моего взгляда, тьма решила отступить, проявив очертания жертвенного алтаря вдали. Призывно и маняще блестела покоящаяся на нем Бискина тюрьма.

Лиллит связывала меня с собой. Помимо тех уз, что появились меж нами после заключения кровавого договора — я сам не верил, что у меня получится! — она стремилась сделать нас ближе почти на всех уровнях. Ее мысли спешили стать моими, неутомимое воображение девчонки готово было творить новые истории, утопая в безумстве идей.

Симбиоз с кровнорожденным прислужником, о котором соловьем заливались Кондратьич с Николаевичем, наконец, дал о себе знать во всей красе. И стремился предвосхитить мои самые смелые ожидания.

А главное, что теперь я понимал, чего она хотела.

Без дьяволицы у Виты ничего не получится, а сама Сатанинская дочь будет рада отвесить стервозе тумаков — не в порядке помощи мне, а так.

За все хорошее.

Вита тоже была не лыком шита. Муня, сумевший на краткий миг прикрыть мою задницу, лишился большей половины своего тела. Озверев от его дикого напора, слепая кукловод перегрызла несчастного, плюнула оторванные руки прямо нам под ноги. Взгляд дьявольских глаз будто так и собирался сказать, что она вместе с своим новым дружком уж как-нибудь отыщут здесь человеческую кровь для жертвоприношения.

А вот нас сейчас она сожрет с потрохами и не подавится.

Я на себе ощутил страх, пробежавший меж лопаток Лиллит — холодной моросью, встав армией мурашек, он касался загривка, пробуждая внутри еще только назревающую панику.

Я побежал.

Не думал, что в самом деле смогу, но рванул с места в карьер не хуже любой лошади. Думал, ноги будут заплетаться, а тело станет ватным, непослушным, как будто чужим.

Напротив — я чувствовал себя, как огурчик.

Схватил Лиллит за руку — у пепельноволосой девчонки была маленькая, липкая от пота ладошка. Ей было трудно — один мой могучий шаг занимал едва ли не два ее собственных. Казалось, еще чуть-чуть — и она споткнется, рухнет, а я просто потащу ее за собой мертвым грузом.

Вита настигла в два гигантских, потрясших землю прыжка. Первый замах выбил Лиллит из моих рук — ее швырнуло прочь. Второй прошел прямо у меня над головой, а я чуть не повторил судьбу Кондратьича, когда коготь чудовища снес полруки.

Алтарь был под носом. Я схватил рубиновый булыжник, занес его над головой и только сейчас осознал, что слишком много надежд возлагал на случайность. Можно достичь желаемого, но что делать с этим дальше? Здравый смысл, уловив волну безумия, спешил расплыться в широкой, некрасивой ухмылке. Камень-то, говорил он, не стекляшка. Просто так не разобьешь. Да и откуда ты знаешь, что его надо разбивать?

Вита высилась надо мной. Задрала ногу повыше — пылающее огнем копыто спешило закрыть от меня мир.

Она собиралась вложить в этот шаг всю свою злость, чтобы «любимый братец» брызнул в разные стороны в прямом смысле этих слов.

Не ведая, что творю, швырнул камень оземь и рванул прочь за миг до того, как ее нога смерти понеслась на меня в убийственном грохоте.

Первым, что я услышал после всего, был шорох адского огня за спиной. Слух блудным сыном вернулся в родные пенаты и теперь с горечью наверстывал упущенное: смех вырвавшейся на свободу Биски показался мне раскатами грома…