Князь Рысев 4

Она ее боится.

Либо увидела в ней равную, либо сама Лиллит умеет что-то такое, на что сейчас еще не способна Вита.

— Ритуал. — Изгнанная дочь рода Евсеевых жарко выдохнула, заговорила с придыханием. — Ритуал требует самоотдачи и тщательной подготовки. Так уж вышло, Федечка, что твой «ненастоящий демон» знает, как его провести. А потому будьте паиньками, посидите в своем уголке. Иначе мамочка вас строго накажет — вы же не хотите меня разочаровывать, правда?

Она как будто невзначай поддела носком обнаженной ножки мой клинок, цокнула языком.

— А эта штука… эта штука очень опасная для вас, детки. Видите? Острая…

Вита, наслаждаясь чувством собственного превосходства коснулась лезвием моей шеи. Одно неловкое движение, говорил обезумевший взгляд моей названной сестры, и она забудет все, что обещала, а моя голова сама слетит с плеч.

Я чувствовал, что Нэя была резко против, но разве кто желал спрашивать кроху об этом? И затупить меч, обратить его из оружия в безвредную побрякушку было даже не в ее силах.

— Острое нельзя доверять маленьким детям. Они могут… покалечиться. Ты тоже так считаешь, Федя?

Холодная сталь коснулась моего подбородка, но Вита так и не дождалась ответа. Отступила не сразу, лишь выждав пару мгновений.

Она скрылась во мгле. Удаляясь прочь, она размахивала еще недавно рубящим в капусту уже мертвых гмуров мечом, словно волшебной палочкой: легко, незамысловато и небрежно. Туннели-под-мостом обладали одним из наилучших преимуществ: здесь можно было спрятать что угодно у кого угодно прямо под носом.

Лиллит заплакала — сначала тихо, а потом сошла на рыдания. Знать бы еще только, что эту дуреху сподвигло бежать за мной следом. Я бы еще понял Майку или Алиску. Даже Менделеева, поддавшись сиюминутному порыву, еще могла, но Лиллит?

Кто я для нее? Случайный бродяга, протянувший в свое время кусок пирожного?

Если так, то она уж как-то чрезвычайно паршивого о себе мнения.

— Я не знаю, как это получилось, — пробубнила она сквозь рыдания.

— Что получилось?

У меня на языке сидела целая армия упреков с обвинениями, но я решил попридержать их и для более подходящего случая и для менее впечатлительного слушателя…

Лиллит же лишь шмыгнула носом.

— Перемещение… — отозвалась она. Ей жутко не хватало возможности утереть нос. — Я всего лишь… Я пробовала, как она. Ну, как она, понимаешь?

— Ну если под мистической «она» ты подразумеваешь Виту…

— Ее. Ты не говорил раньше, как ее зовут, — призналась пепельноволосая кукловодша. Вот оно, значит, как, подумалось мне. Она слышала от знахарки про девчонку, что обитает в туннелях-под-мостом, куклово…

Мысль споткнулась, рухнула прямо в грязь. Поднимаясь сопливой девчонкой, она отряхивала платьице от налипших невесть откуда разного рода догадок.

— Лиллит, можешь вспомнить? Только точно — это очень важно, понимаешь? Та знахарка сказала тебе, что здесь прячется великий кукловод?

Девчонка тут же закивала и, лишь поняв, что я этого не вижу, ответила.

— Да. Сказала, что если кто знает все про кукол и как с них снимать проклятия, то только она…

— Ты, к слову, тоже ничего мне не говорила о том, что ты кукловод, — буркнул я ей в ответ. Лиллит тотчас же смутилась.

— Я и не кукловод. Я всего лишь… с Муней играла. В деревне говаривали, что это колдовство, показывали меня магам — мол, а вдруг я какого благородного роду? Или с умениями родилась — так ведь бывает, всякие люди к благородным под крыло ведь приходят, правда?

Лишь кивнул в ответ: ей было важно лишь то, что я ее слушал. Чувствуя себя не в своей тарелке, она вертелась, будто ужаленная. Непоседой ей жаждалось поправить прядь волос, утереть слезы, жестикулировать едва ли не при каждом слове.

Мне же было важно совершенно другое — либо знахарка обладала теми же способностями, что и я сам, либо никакая она, к чертям, не знахарка.

И если раньше я готов был с пренебрежением обозвать ее шарлатанкой, место которой в битве экстрасенсов, то сейчас меня грызли сомнения.

— Муня иногда двигался. Сам по себе и жутко. Ну знаешь, просыпаешься, открываешь глаза, слышишь, как шуршит внутри него солома. И он двигается. Колдовство же, проклятие…

Девчонка опустила глаза, ей как будто не хватало воздуха для следующей тирады.

— С чего ты вдруг решила попробовать, как она?

— Ну если она может вот так легко управлять куклами, может быть, что-то подобное и я умею. Мне иногда виделось, если ненадолго глаза зажмурить, а потом резко открыть, что люди вовсе не люди, а какой-то… клубок нитей.

— Потому что проклятие, — закончил за нее я, она моего сарказма не оценила, приняла за чистую монету.

— Именно. Ну а разве тут можно подумать что-то другое?

Пожалуй, с этим и правда не поспоришь…

— Так, значит, ты не пошла следом за мной? Переместилась? — Я шустро вернул разговор в правильное русло, не давая ей возможности ухнуть в пучины собственных выдумок.

Ясночтение попросту сгорало от любопытства — что-то мне подсказывало, что и встреча со мной, и вся ситуация в целом пробудили в Лиллит нечто новое.

Ну или она очень ловко водит меня за нос, умело выдавая откровенную ложь за правду. Когда веришь в то, что говоришь сам, даже распоследнее вранье может показаться истиной. Если и не в последней инстанции, то где-то близко.

— Да. Я сначала и не поняла. Когда начала Муней управлять, чуть не завизжала от восторга. Получилось ведь! На меня Майя посмотрела, как на дурочку, а я увидела нить — красную такую, прям в воздухе передо мной маячащую. Словно паутина, только плотную такую, толстую. Я за нее хвать, а меня потащило. Прям по коридорам, через щели-двери… Думала, меня раздавит, а вон оно как: протиснулась.

— Понятно, — холодно отозвался, чувствуя, как только что услышанное складывается в неприятную догадку. Пока еще догадку, не действительность, но что-то подсказывало, что за этим дело не станет.

Хотелось ошибаться. Быть правым сейчас — быть обманутым, преданным и брошенным: кто сказал, что окружающие тебя люди чисты в своих помыслах? А уж что говорить про нелюдей…

— Лиллит, слушай сюда. — Я заговорил мрачным, не обещающим ничего хорошего голосом. Надо было настроить девчонку, вселить в нее уверенность и решимость — может быть, Вита и поспешила готовиться к своим козням, вот только что-то подсказывало, что бдительный глаз следит за каждым нашим движением. И, словно нищий монеты, пытается поймать каждое сказанной нами слово.

— Я благородного рода и офицер. Понимаешь, что это значит?

— Что ты меня спасешь?

Представления у нее, кажется, несмотря на возраст, все еще были родом из детских сказок да девичьих фантазий. Я подавил в себе желание сорваться на брань — в конце концов, винить проведшую большую часть своей жизни в глухих деревнях девчонку в несообразительности уже недостойно. Она не так уж давно перебралась в город, и здравый смысл недвусмысленно намекал, что черни вроде нее вряд ли за всю свою жизнь было дело до того, как и почему там бесятся «благородные» в своих хоромах.

Лишь бы только ее не трогали…

— Я офицер. Ты слышала когда-нибудь о поступлении на службу?

Я услышал, как над самым ухом угрожающе зашуршал камень. Неясная тень во мгле вздрогнула — мрачный силуэт уже спешил к нам. Вот же черт, я и не думал, что мою задумку так быстро раскусят!

Время, что у меня было, из минут обратилось в секунды, обещая пробить назначенный час едва ли через мгновение.

— Делай, как я говорю, и я тебя спасу, слышишь? Прокуси губу до крови!

— Что? — Лиллит не видела связи между одним и другим, удивленно захлопала ресницами. Вита уже стремилась к нам возмездием за своеволие — страх заставлял слышать, как шуршит, хлопает ее платье по воздуху.

— Делай, что я сказал! — рявкнул, надеясь лишь на силу голоса. Понятно теперь, как Николаевич вырабатывал свой командирский — он-то, поди, в таких ситуациях не просто был, а прямо жил…

Лиллит ойкнула, зашипела от боли — мое воображение спешило нарисовать капли крови, побежавшие по девичьему подбородку. Я зашептал слова кровной связи, велев их повторять — те, поддаваясь внутренней панике, бежали из головы прочь, не ложились на язык.

Не успеем, прошептала мне на ухо обреченность, предлагая склонить голову и принять свою судьбу. Лиллит говорила почти бессвязно, волнение давило на меня, заглушая ее голос — я даже не знал, жалуется она мирозданию за то, что я заставил ее сделать, или в самом деле повторяет за мной слово в слово.

Захотелось вскрикнуть от обреченности, когда из мглы в тусклом свете собственных, горящих теневым пламенем глаз вынырнула Вита.

— Бу! — Проказливой девчонкой, выпучив зенки, резко брякнула она, заставив вздрогнуть. Мой естественный страх был ей по вкусу — облизнув губы, она предвкушала все те игрища, что устроит со мной.

Не сейчас, позже, но устроит.

Лицензия прятавшаяся в кармане рубахи, вдруг вспыхнула, обожгла грудь и живот. Лог, только и ждавший новой информации, потирал руки от вящей радости — здесь и сейчас у него будет чем заняться.

— Ай-яй-яй, маленькие глупышки! — заголосила не скрывавшая ухмылки Вита. — Мамочка ведь говорила, что рассердится, если вы станете плохо себя вести. Придется вас…

Я не слушал. Нить, синяя, ничего не значащая, удобно оказалась под рукой. Дернул за нее изо всех сил, чувствуя внутри детский щенячий восторг.

Вот теперь, сказал я, вынырнув у Виты прямо из-за спины, поиграем!