Князь Рысев 4

Глава 13

У боли было имя. Прогоняя первичный шок, она с упоением хваталась то за руки, то за ноги, стреляла в пояснице. Да уж, такими темпами старость ко мне придет раньше, а к тридцати годам мое новое тело и вовсе обратится в развалину.

Хныкать и стенать о злодейке-судьбе было некогда. Первым делом вытащил все из той же сумки свечи — к сожалению, у меня осталось лишь две. Все остальные были безнадежно испорчены в пылу сражений.

Мана потекла в них ручьем, заставив вспыхнуть. Яркий свет резанул по глазам, заставил на миг зажмуриться. В дальнем углу зашевелилась груда старого тряпья, в котором я не без удивления узнал картуз Кондратьича.

Еще мгновение назад у одежки были красивые женственные ноги — сейчас же они втянулись, что голова черепахи в панцирь.

Мне жаждалось сапфировой настойки и объяснений, и я пока еще не решил, чего больше.

Наверно, все-таки второго.

Властным движением побрел к виновнице наших злоключений — не было сомнений в том, что передо мной именно она.

Испуганным ребенком девчонка жалась к стене, словно желая стать с ней единым целым. Она старалась не дышать, и должен признать, получалось у нее отлично.

Рывком я сорвал то, что служило ей одеялом. Сложив руки на обнаженной груди, пепельноволосая девчонка сидела, спрятав голову в коленях.

Она боялась поднять на меня взгляд, но я видел, как ее колотит нервная дрожь. От нее пахло страхом и отчаянием, давно немытым телом — как знать, сколько времени она провела в этих закрытых от всех и каждого катакомбах.

Ей не нравился свет моей свечи, словно он напоминал о чем-то неприятном. На щеках я видел высохшие бороздки недавних слез.

Сарказм вился, словно уж, голосом Биси вопрошая, что же живчик собрался делать. Такой большой и сильный перед этим крохотным, хрупким созданием. А уж как сорвал с нее покрывало Ибрагимова картуза — просто сказка! Словно отнял последнюю надежду.

Я сглотнул, слова, будто назло, не лезли в глотку. Вопросы, еще недавно готовые идти в атаку на чужие уши, сейчас позорно и растерянно бежали, оставив меня один на один с ней.

Ей страшно, пришел мне на помощь здравый смысл. Страшнее, чем там, на алтаре, под кинжалом гмура. Просто дай ей знать, что не причинишь вреда.

Я поставил свечу наземь. Видеть не видел, но ясночтение визуализировало образы из воображения. Тоненькая, словно паутинная нить блестящей маной тянулась к ней. Я чуть сбавил обороты, притушил огонь, сел с бедолагой рядом.

Она вздрагивала едва ли не от каждого моего вздоха — ждала удара. Голое тело покрывали синяки — ей точно досталось в этих пещерах. Знать бы еще, какие бесы ее сюда затащили…

Я решил начать с малого. Мне удалось выжать из красавицы сдавленный писк, когда коснулся ее головы — волосы, не мытые и грязные, все еще помнили, что такое шампунь.

Второй рукой я шерудил в сумке — пирожные обратились в давленное крошево, яблоки же больше напоминали сочащиеся лепешки.

Но половинку чудом уцелевшей сладости мне отыскать удалось.

В голову лезли паршивые мысли о том, что я, будто зверя, хочу купить несчастную на кусочек еды.

Ну и хрен с ним, если так!

Она все еще не открывала глаза, но у нее вздрогнули крылья носа, учуяв лакомство. Крем-карамель сейчас был не в лучшем состоянии и напрочь вывален в хлебном крошеве, но пах для нее, будто давно утраченный мир.

— Бери, — велел я, как только она открыла глаза, проверить, не приснилось ли ей.

Стоило мне убрать руку с ее головы, как девчонка зашевелилась. Она ухватила мою ладонь, вновь прижав к волосам. Остатки пирожного она едва ли не вырвала, зажмурилась от счастья, вцепившись в него зубами. Было высохшие слезы вновь покатились по ее щекам.

Она молча хныкала, а я позволил себе сместить руку с головы на плечо, крепко в него вжался. Пусть я даровал лишь обманчивое чувство защиты, ей хватало и этого.

Теперь же оставалось ждать, пока она заговорит сама. Она же ведь говорила, я помню.

Мне выдался шанс отдохнуть и хорошенько разглядеть девчонку. Небольшая, миниатюрная, она все еще жалась от стыда. Зря, наверное, я так грубо сорвал с нее то, чем она прикрывалась…

Здравый смысл, сговорившись с сарказмом, намасливал дубину побольше, собираясь хорошенько приложить прямо по кумполу. Ты, говорили они, буквально только что получил по самые гланды от точно такой же миниатюрной и хрупкой. Показалось мало? Хочешь еще?

Ну не отодвигаться же мне от нее теперь, спросил я у себя самого. По крайней мере, это будет выглядеть глупо.

Ясночтение же было со мной не согласно.

Первым, что я выхватил из ее описания, был класс.

Кукловод.

В самую пору было отодвигаться куда подальше и вопрошать у начальника тюрьмы, за что меня с таким зверем посадили.

Возбужденное страхом воображение выискивало в потемках очертания кукольных фигур.

И, конечно же, находило.

Мне стало не по себе, я вздрогнул, но решил сохранить мужество.

К тому же девчонка вдруг, словно вспомнив о чем-то важном, настойчиво высвободилась из объятий, собираясь уйти куда подальше.

Во мне, наверное, взыграла гордость.

— Эй!

Она не сразу, лишь после размышления, обернулась на оклик. Опустив взгляд серых глаз, грустно покачала головой.

— Зря ты ко мне подсел. Тебе не надо было.

— И что теперь случится? Армагеддон, рушатся города, массовая истерия, кошки и собаки живут вместе?

Она не сумела оценить мою иронию. Сама серьезность спустилась из пучин своего царства на ее лицо. Наставительно, словно я малыш из детского сада, она подняла указательный палец.

— Почти. Я проклята.

Она говорила с каким-то особым, мрачным пиететом. Будто едва заслышав это, я должен был взвиться огнем и броситься наутек.

Да уж, тут, конечно же, прямо сейчас есть куда бежать. Хочешь, в правую стенку, хочешь — добро пожаловать в левую! С разгона и головой, чтоб не мелочиться.

Мой дар пожал плечами — он рылся в дебаффах, но не нашел там ничего, что можно было бы принять за оное. В особенностях тоже было пусто, и даже способности молчали.

Одно было не ясно — девчонка не врала. Я хмыкнул, но бежать прочь не спешил.

— Каждый, кто оказывается рядом со мной, обречен на постоянность неудач.

Потер ушибленный ранее затылок. Что ж, наверное, можно было сказать, что едва я завидел эту пепельноволосую у гмуров, как фортуна знойной девкой улетучилась прочь. Вот только вряд ли пытающаяся скрыться впотьмах девица к этому хоть сколько-то причастна.

Наши взгляды вновь встретились. Она вздрогнула от доселе незнакомого ей чувства: словно мягкость тепла разливалась по всему ее телу и она вот-вот растает.

Румянец смущения бежал на ее щеки; я же задумался: сказать ей о том, что она мой кровнорожденный слуга или не стоит?

Во мне заговорил Бискин голос — быть может, старого знакомого демона, любившего шепнуть мне гадость-другую, больше и не покоилось в недрах моей души, за какую-то часть рассудительности и едкой сатиры насмешек отвечала именно она.

Схитри, убеждала меня незримая дьяволица. Сделай точно так же, как я — принуди к контракту, договору. Достань эту свою бумажку, ну и трахни ее, Бога ради и Люцифера для — зря она, что ли, голыми телесами перед тобой крутит?

Девчонка расценила мой взгляд по-своему, в ее взоре мелькнуло пренебрежение. Вот-вот смешно сморщит носик, назовет извращенцем…

— Откуда только ты здесь такая взялась?

Мои уши готовились к очередной сказке. Что она здесь уже едва ли не целую вечность. Родилась от союза камня и грибницы.

— Я из села Салтукеево. — Она взяла саму себя за плечо. Мне это ни о чем не сказало, про него я впервые слышал. Но девчонку словно прорвало — кто только ведает, сколько времени они провела в этих катакомбах? Может быть, пару дней, а может, и целый месяц.

Ей хотелось наконец-то выговориться, а тут как раз оказались мои свободные уши.

— И ты, значит, из своего села побежала в… сюда, потому что проклята, я правильно понял?

Она отрицательно замотала головой.

— Нет, просто… мне всю жизнь думалось, что неудачи у всех случаются. Но потом стала замечать — где бы я ни появилась, всюду беда происходит…

— О-о-о, да мы с тобой прям братья по несчастью, — хлопнул себя по коленям. Чего уж тут скрывать, мир и в самом деле тащил ко мне все пакости, который только находил в своем кармане.

— Ты, случаем, не из другого мира? — решил не ходить вокруг да около. Сверкнувшие в темноте глаза будто так и желали сказать, что я угодил в самую точку.

Словно забыв, что говорила пару минут назад, она подскочила, схватила меня за ладони.

— Как ты узнал? Я долгое время не понимала, но я родом из мира Ранфорс. Читала об этом мире в одной книжке, из Франции — там описывались такие же, как я!

Задумался на миг над тем, а не умалишенная ли передо мной? С другой стороны, есть я, угодивший из своего высокотехнологичного века в царскую альтернативную Россию с магией и конями. Почему тогда не может быть этого самого, как она его там назвала?..

— Поначалу меня терзали сомнения — ну не может же быть все вот так! Но случайности же не случайны, ты должен знать!

Неопределенно кивнул ей в ответ: кажется, что-то слышал подобное от бутафорского чародея из не менее бутафорской битвы экстрасенсов.

Девчонка внимательно следила мной, будто воспринимая каждое движение как некий знак свыше.

— Я куда только не ходила. Вот, приехала в Петербург, к инквизаториям. Они так во мне ничего и не нашли. Ни иномирья — хотя откуда им понять, как его измерить? — ни проклятья.

Мой рот растянулся в широкой, почти издевательской ухмылке. Хотелось сказать этой наивной глупышке, что инквизатории при желании запросто могут узнать, какого цвета трусики на тебе сегодня и что ты ела на завтрак добрую неделю назад. А уж как души-то умели читать…

Хотел, да не стал — ломать чужую детскую сказку сложно. Да и подобные ей, одержимые собственными фантазиями люди являются внушаемыми. Переубедить их нечто из разряда непорочного зачатия: вроде бы кто-то даже делал, но вот повторить пока еще ни у кого не получилось.

Она готова была болтать без умолку.

— А папенька велел домой не возвращаться. — Она вдруг погрустнела, на миг задумчиво замолкла: но лишь для того, чтобы через мгновение с ног до головы облить меня словесным поносом. — И так я в Петербурге осталась…

— И решила жить здесь? — Я жестом обвел нашу тюрьму.

— Неа. Я… бродяжничала. А потом меня взяли на работу. Ну, точнее, однажды я украла хлеб в булочной. Меня Белые Свистки поймали. Думала — мне все, а они хорошими оказались. Один из них меня к своему старому другу отвел. Я им тогда про свое проклятие ни-че-го-шеньки не сказала…

— А очень хотела, да?

Она как будто не понимала, что я над ней по-доброму подтруниваю, и воспринимала разговор на серьезных щах.

— Мне надо было им сказать. Меня ведь в магазин взяли работать — я уже говорила вам про Муню?

Я отрицательно покачал головой. Про Муню не говорила, пока только про муйню.

— Муня — это кукла моя. Я с ней росла всегда. Хорошая такая, мне ее брат сделал, пока в колодце не утоп. Вам смешно, наверное: такая большая девочка, а про каких-то кукол говорит…