Слёзы Эрии

Я не сдержала сдавленного крика.

Тело полыхало огнем, сердце превратилось в раскалённый уголек, выжигающий во мне дыру. Боль стала невыносимой. Я вновь закричала сквозь слезы, застилающие ничего невидящие глаза, сжалась в тугой комок, прижавшись щекой к прохладному паркету, и в отчаянной попытке вырвать обжигающий камень из груди до боли вонзила ногти в кожу.

Кровь шумела в ушах и за бешенным стуком собственного сердца я не могла разобрать чужих голосов, — встревоженных и дрожащих, — наполнивших спальню. Кто-то перевернул меня на спину, зажал запястья, не позволяя дотянуться до разодранной шеи и груди. На лоб опустилось холодное полотенце и нос защипало от горьких трав. На краткий миг жар обманчиво отступил. Я набрала полную грудь воздуха, словно несостоявшаяся утопленница, которую только что вытащили из бурной реки, и в этот момент меня вновь накрыло сокрушительной волной боли. С губ сорвался истошный крик, я выгнулась дугой, попыталась дотянуться до своей груди, в которую будто вонзили раскалённое копье.

Его нужно лишь достать и всё закончится…

Но внезапно сквозь белесую пелену боли, наполнившую мое сознание, прорвалась непомерная усталость. Тело мгновенно обмякло, и я провалилась в блаженную тьму.

Шейн был первым кого я увидела, когда пришла в себя. Я всё так же лежала на полу, а моя голова покоилась на коленях друга. Шеонна сидела неподалеку. Поймав мой проясняющийся взгляд, подруга заметно оживилась, её плечи распрямились, а на лице растаяли хмурые тени. Элья тоже была здесь. Она сменила мокрое полотенце на моем лбу и, устало улыбнувшись, произнесла что-то ободряющее, но её слова уплыли от меня, будто подхваченные темной водой, из которой я, кажется, так до конца и не выбралась. Служанка вновь заговорила, Шейн кивнул и расслабил пальцы, стискивающие мои запястья. Отяжелевшие руки безвольно опустились на живот. Сквозь повязки я чувствовала теплую ладонь друга, которую он не спешил убирать, мягко сжав мои пальцы. Сил, чтобы противиться прикосновениям не осталось, любое движение отзывалось ломотой в костях. Я чувствовала себя потерянной и совершенно опустошённой. И мне было всё равно что происходит вокруг.

Обжигающая буря в моем теле и разуме стихла и где-то на задворках сознания замаячила мысль, оставленная Эспером перед уходом, будто записка, приколотая к приоткрытой двери: «я вернусь». Я тянулась к ней словно к спасательному кругу, но очередная сокрушительная волна боли настигла меня прежде, чем я успела её коснуться.

Огонь вновь объял моё сердце.

❊ ❊ ❊

Ночью вернулись кошмары.

— Нужно снять с нее эту проклятую штуковину, — однажды сквозь вязкую пелену сна прорвался раздраженный голос Шейна.

— Невозможно, — устало ответил Велизар Омьен. — Кристалл не отпустит Алессу, а я не могу противостоять магии, природу которой не понимаю. Нам остаётся лишь надеяться, что вскоре это пройдет, и пытаться облегчить ее боль.

— Должен быть хоть какой-то способ, — воспротивился друг.

Кровать мягко отпружинила, когда кто-то сел рядом. Я с трудом разлепила будто налитые свинцом веки и увидела перед собой Элью. Тусклый, едва живой свет Слезы Эрии, оставленной на комоде в дальнем углу, очерчивал два широкоплечих силуэта у изножья. Служанка провела холодным полотенцем по моей щеке и, воспользовавшись моим пробуждением, осторожно приподняла голову и приложила к губам чашку. Кривясь, я сделала глоток горькой настойки и тут же погрузилась в очередной мучительный сон.

В следующий раз проснулась я только после полудня. Некоторое время неподвижно лежала на влажной от пота простыни, прижав к груди скомканное одеяло и прислушиваясь к мерному биению собственного сердца. Связь с тамиру не спешила испепелять меня изнутри и вновь ломать кости. Погас её огонь навсегда или всего лишь дал обманчивую передышку перед очередной сокрушительной бурей, — об этом думать я не хотела. Тело всё еще ныло при каждом движении, но эта едва уловимая боль казалась сладкой, — она напоминала о том, что я всё еще жива и не стремилась меня убить. Главное избегать опрометчивых движений, — не тянуться к недосягаемому разуму Эспера, — и тогда пробужденное нашей Связью пламя не разгорится вновь, а останется в груди лишь тлеющими угольками.

На ватных ногах я добрела до ванной, стянула с себя липкую, пропахшую потом сорочку и не удивилась, обнаружив под ней тугие бинты, покрывшие тело от шеи до груди. Снять их я смогла лишь под прохладной водой, — ткань напиталась кровью и присохла к глубоким царапинам, которые я нанесла себе в беспамятстве. Со стороны могло показаться будто на меня напал дикий зверь и исполосовал когтями в попытке вскрыть грудную клетку. Я переоделась в платье с высоким воротом, сменила повязки на ладонях и выскользнула из дома прежде, чем Элья или кто-либо ещё пришли меня навестить. Уходя, я слышала звон посуды, доносящийся из столовой.

Я не знала куда иду.

Ноги вывели меня на широкую оживленную улицу и понесли к дальнему концу Эллора. Вокруг бурлила жизнь, но я не ощущала себя её частью: женщины спорили у прилавка с пряностями, мужики перебрасывались красноречивыми ругательствами у обочины, пытаясь выяснить кто виноват в перевернутых ящиках с фруктами и отловить озорных гогочущих детей, снующих рядом и набивающих карманы спелыми яблоками и фруктами с мостовой. Мне не хотелось ни смеяться, ни злиться, ни плакать, словно все мои человеческие эмоции иссохли в жаре вчерашнего огня.

Понурив голову, я едва замечала людей, даже когда задевала встречных прохожих плечом. Не сбавляя шаг, я упорно шла вперед, игнорируя брань за спиной. А один раз и вовсе чуть не угодила под колеса телеги, — крепкие руки вовремя схватили меня за плечи и оттащили к краю дороги. И не поблагодарив спасителя, не обращая внимания на его тень, преследующую меня от самого дома, я продолжала идти: сквозь чахлый парк, мимо шумных мастерских и кузниц — всё дальше на запад.

Сердце вело меня к Эсперу.

И если бы путь мне не преградила городская стена и, будто вросшая в нее, черная башня с узкими зарешеченными бойницами, я бы добрела до самого Беспокойного моря.

— Дальше пути нет, — раздался за спиной голос.

Я нехотя обернулась и встретилась взглядом с Арием. В его глазах не было ни сочувствия, ни жалости, лишь понимание: он знал о том, что я сейчас испытывала, ему были знакомы боль, которую причиняла Связь, и безграничное чувство потери, порожденное уходом родного существа. Ведь в этот раз Эспер бросил нас двоих.

Эспер…

Стоило вспомнить о тамиру и сердце оказалось зажато в тиски. Дремлющий в груди огонь мгновенно откликнулся на мою тоску. Незримые нити, связывающие с Эспером, натянулись и по телу разлилась жгучая боль. Пальцы непослушно метнулись к горлу, ногти впились в кожу и потревоженные, поддернутые тонкой корочкой раны, вновь закровоточили.

— Алесса, — сокрушенно выдохнул Арий, стремительно схватив меня за руку.

Боль удушала. Сил на борьбу с Арием не оставалось, я не могла дотянуться до горла и освободить то пламенное чудище, что поселилось в моей груди. Перед глазами заплясали черные пятнышки, и я обессиленно осела на землю. Арий опустился следом. Обмякнув, я уткнулась лбом в его грудь, позволив горячим беззвучным слезам вырваться на свободу.

Арий настороженно замер. Не оттолкнул, но и не притянул ближе, не положил сочувственно руку на спину, не пытался утешить. Он просто терпеливо ждал, когда натянутые нити нашей с Эспером Связи перестанут меня душить и вновь позволят вдохнуть полной грудью.

Вскоре боль отступила так же неожиданно, как и возникла.

— Однажды ты научишься с этим жить, — бесстрастно произнес Арий.

Меня кольнула злость. Я не хотела учиться с этим жить, не хотела до конца своих дней чувствовать себя опустошенной и мириться с болью. Единственное чего я хотела — это чтобы рыжий кот вновь оказался рядом и пусть даже со всеми своими тайнами.

— Настоящий Арий научился? — буркнула я.

— Он уже давно мёртв, — равнодушно отозвался тамиру.

Я ошарашенно раскрыла рот, хотела выказать сочувствие, но не смогла подобрать подходящих слов. Арий истолковал мое замешательство иначе.

— Я к этому не причастен, — он недовольно фыркнул и без тени сожаления добавил. — Мальчишка уже был присмерти, когда мы познакомились.

В моих глазах застыл немой вопрос, но Арий проигнорировал его и рывком поднял меня на ноги.

— Пора возвращаться, пока тебя не бросились искать. Я ведь правильно понял, что ты никого не предупредила о том, что собираешься блуждать по городу и искать смерти под колесами телег?

Я недовольно поджала губы, но позволила Арию увести меня от черной башни.

❊ ❊ ❊

Элья никому не рассказала о моем побеге.

Не обнаружив меня в спальне, она заперла комнату на ключ, соврала домочадцам о том, что я наконец предалась спокойному сну, и сохранила в тайне долгие часы поисков по округе. Когда мы столкнулись на тихой улице недалеко от дома Омьенов, моё сердце виновато сжалось при виде встревоженной служанки: её глаза блестели, волосы растрепались от бега, черные пряди, выбившиеся из пучка, спадали на лоб и липли к разгоряченной коже. Понурив голову, словно провинившийся ребенок, я безмолвно шагнула к ней навстречу.

Элья не проронила ни слова, лишь окинула Ария недоверчивым взглядом, — он ответил очаровательной улыбкой, но она не произвела на женщину никакого впечатления, — приобняла меня за плечи и увлекла в сторону дома.

Остаток дня Элья больше не выпускала меня из виду, держала рядом с собой пока сама хлопотала над приготовлением ужина и настойчиво отпаивала горькими настойками. И несмотря на то, что никакие травы не могли избавить от болезненного жжения в груди, — страдала моя душа, а вовсе не тело, — я каждый раз покорно принимала очередную теплую чашку и осушала ее до дна. Может это и не унимало мою собственную боль, но хотя бы успокаивало Элью.

Для меня же целительнее любых трав был её голос.

Она не ругалась, не задавала вопросов, её молчание тяжелым грузом опустилось на плечи и давило сильнее любых упреков. Но, женщина не наказывала молчанием слишком долго, вскоре разрушила окутавшую нас гнетущую тишину и как ни в чем не бывало придалась пересказу житейских историй, накануне подслушанных у торговцев и горожан. Я едва улавливала их смысл, но с жадностью ловила каждое слово. Нежный завораживающий голос служанки согревал и притуплял зудящую тревогу и одиночество, поселившееся во мне после ухода Эспера, — они всё еще копошились в груди, словно голодные мыши, но больше не кололи крошечными когтями и не приближались, чтобы вновь причинить боль.

А вот с Омьенами всё было иначе.

За ужином царило гробовое молчание. Над широким столом звучал лишь неторопливый звон столовых приборов. Три пары глаз неотрывно следили за мной, явно выискивая во мне признаки отступления неизвестного недуга или же наоборот предвестия нового срыва.

Я неуверенно поерзала на стуле, уткнувшись взглядом в свою тарелку. Пряная курочка таяла на языке, будоража аппетит и напоминая, что я не ела больше суток. Но под тяжестью взглядов я не могла проглотить ни кусочка.