Новая раса

Глава 2

Большое светлое помещение. Огромное окно во всю стену, за которым открывается роскошный вид на заснеженные верхушки гор. Белый снег, серый камень, ослепительно-голубое небо. И больше ничего. Красота. Которая, как известно — вам же известно, да? — заключается отнюдь не в нагромождении вычурностей и красивостей. Красота — она вот такая, строгая и прекрасная.

Под стать природной красоте создана и комната. Белый пол, белый потолок, белы стены. Посредине — стол. Белый. На белом столе, накрытый белой скатертью, лежит...

Черный человек.

На самом деле первое впечатление обманчиво. Черным он кажется только на фоне окружающей его холодной белизны. Просто слегка загорелый. Длинные волосы черным ореолом рассыпаны вокруг головы, обрамляя застывшее лицо. Узкое, с острым подбородком и острым же носом. Глаза закрыты, но Рогиэль мог точно сказать, что они — светло-серого цвета.

К тому же лежащий — и не человек вовсе.

Первый представитель новосозданной архимагом расы. Или восьмая неудачная попытка. Пока неясно. Даже то, что тело несомненно живет — бьется сердце, поднимается и опускается грудная клетка — еще не говорит о том, что все прошло удачно. Ибо все жизненные процессы в организме сейчас поддерживаются Рогиэлем. Вот когда душа приживется... Стоп.

Что такое?

Тонкие, невидимые простому взгляду жгуты магии Рогиэля, оплетшие тело и буквально заставлявшие его жить, начали рваться.

Донг!

Отлетел тот жгут, что отвечал за работу сердца.

Донг!

Лопнул поддерживающий работу надпочечников.

Донг!

Прекратилась магическая стимуляция печени.

Донг! Донг! Донг!

Напрягшийся было Рогиэль расслабился. Все в порядке. Все более чем в порядке. Это не смерть организма в результате отторжения души — тем более, оно выглядело иначе — это начало работы организма.

Волнительный момент рождения нового народа.

"Вот и первый недостаток иммунитета к магии, — подумал архимаг — на... кхм, как же их теперь называть? А, ладно, сами придумают... — на новосозданных не действуют никакие направленные на них заклинания. В том числе— и заклинания лечения...".

Вот уже никто не поддерживает жизнь "новорожденного" извне. А он — живет. Живет! А, значит, новой расе — быть!

Рогиэль дал импульс в Хранилища, запуская оживление остальных тел. Три мужских и четыре женских. Да, во время похищения душ он не заметил, что по половому признаку они поделились ровно поровну. Будь у него чуть побольше этого самого времени — не полсекунды, а хотя бы полторы, он, разумеется, это определил бы. Хотя бы обратив внимание на нотки влюбленности. Впрочем, это ничего бы не изменило: уж больно удачным был выбор.

Оживший шевельнулся. Открылись глаза — все верно, светло-серые — взгляд, поначалу мутный и расфокусированный, стал внимательным. Настороженным.

Рука под простыней двинулась, приподняла простыню, которой было укрыто тело. Медленно сдвинула ее, обнажая грудь.

Кто-то при виде произведения Рогиэля сказал, что получившиеся в результате эксперимента люди — нет, как-то их надо назвать... — выглядят... слишком тощими. Неширокие плечи, узкая талия, тонкие пальцы, стройные ноги — все это, вместе с относительно высоким ростом, выше среднечеловеческого, заставляло думать, что перед вами — хилый и чахлый слабак. И только внимательный взгляд увидел бы и жгуты мускулов, перекатывающиеся под кожей при каждом движении, и надежный щит пресса, и...

Человек — да и ладно, пусть пока будут человеки — поднял руку, видимо, собираясь дотронуться до головы или лица, да так и замер. Неизвестно, как его рука выглядела при жизни, но уж точно не так, как сейчас.

Сравнив обе руки и, видимо, придя к какому-то выводу, человек сел на столе. Убрал простыню и неторопливо оглядел уже все тело. Архимаг удовлетворенно улыбнулся. Все правильно. Человек понял, что находится в неизвестном ему месте, в другом теле, и при этом — никакой паники, спокойный хладнокровный анализ ситуации. Повезло с душой, этот парень не только сам не свихнется, но и удержит своих товарищей от сползания в безумие. Или хотя бы от истерики. Остальные души вытащенной сюда команды такой силой явно не обладают...

Нет, но каков красавец! Нет, не в плане внешности. Хотя и внешность телам Рогиэль подбирал в соответствии со своими представлениями о красоте. Нравились ему стройные девушки. И такие же юноши, и чтобы волосы длинные. Не то, чтобы архимага привлекали мужчины в плане секса (хотя за пять тысяч лет бывало всякое), просто именно такая внешность доставляла ему чисто эстетическое удовольствие. Хотя глаза он предпочел бы чисто голубые, а лица — более округлые, но тут уже вмешалась генетика. Нет, конечно, он смог бы придать телам любую внешность, сохранив при этом требуемые качества, но зачем? Зачем тратить лишние силы только для того, чтобы потешить свой взгляд. А люди... Привыкнут.

Первый из очнувшихся радовал Рогиэля не только и не столько внешностью, сколько своим поведением, вызывая чисто отцовские чувства. Так молодой папаша с умилением следит за первыми шагами своего чада. Архимаг вздохнул. У него было семь сыновей... Было.

Было.

Отвлекшись от грустных воспоминаний, он возобновил наблюдение. Человек уже встал со стола, завернулся в простыню и подошел к огромному зеркалу, висевшему в углу. Да, оно там было повешено не просто так.

Оживший задумчиво разглядывал свое отражение. Спокойное, даже какое-то скучающее выражение лица, ровное дыхание. Прочитать его мысли — и даже считать эмоции — Рогиэль уже не мог, так что, будь он менее внимательным, мог бы заподозрить, что для человека подобные приключения — скучная рутина. Однако заклинание чуткого слуха ясно слышало бешеный стук сердца. Дыхание, выражение лица, движения — все, что мог, человек контролировал. Только сердце его выдавало.

И все равно — молодец. Не каждый маг смог бы так спокойно...

Маг! Рогиэль выругался. В спешке он забыл проверить ауры душ на предмет магических способностей. Если хоть один из восьмерки был магом — это все осложнит. Маг, лишенный способностей, явно не скажет Рогиэлю спасибо за их лишение. С другой стороны... Пусть скажет спасибо, что вообще жив. И в любом случае — ничего уже не исправишь. Привыкнут.

Человек закончил осмотр самого себя и теперь оглядывал комнату. Поднял взгляд, осмотрел стык потолка и стен и, глядя почти в глаза архимагу, сказал:

— Прошу прощения, уважаемый хозяин, не могли бы вы рассказать цель моего визита?

Рогиэль дернулся, на какую-то долю мгновения решив, что крупно ошибся, и "гость", не потерявший способности к магии, уловил след наблюдательного заклинания. Потом хмыкнул и перенес точку обзора в противоположный угол помещения. Человек продолжал с вежливым интересом смотреть туда же, куда и в начале, ожидая ответа "хозяина".

Вот так. Магии он не чувствует — как, собственно, и должно быть — но в уме ему не откажешь. Понял, что оставить его без присмотра не должны, и даже сумел вычислить наиболее удобную точку для наблюдения. Видимо, уже сталкивался с подобным. Похоже, магия в его родном мире достаточно развита.

Однако пауза затягивается, грозя перерасти в невежливое молчание. Не дело.

За спиной человека возникло кресло — уж что-что, а телепортацию предметов осваивают еще в академии — тоже белое, под цвет интерьера, достаточно мягкое, чтобы сидящему не пришлось ерзать на твердом, и достаточно жесткое, что не проваливаться внутрь. И то и другое равно некомфортно, а Рогиэлю не нужно ставить гостя в неудобное положение. Напротив — архимаг собирался установить с ожившими дружеские отношения с самого начала.

Людьми, которые тебе доверяют, легче манипулировать.

— Добрый день, — прозвучал в помещении голос Рогиэля.

Взгляд человека, уже севшего в кресло, быстро метнулся туда-сюда, оживший явно пытался установить источник звука. Безуспешно. Плох был бы архимаг, если бы его удалось подловить на таком пустяке.

— Я не знаю вашего имени...

— Можете называть меня Джон Сильвер.

Архимаг усмехнулся. Имя явно выдумано, однако сказано было правильно. Не "Мое имя — Джон Сильвер", не "Меня зовут Джон Сильвер" — это было бы явной ложью и легко определялось, а ложь — это не то, с чего стоит начинать знакомство. В то же самое время и называть свои истинное (а в некоторых случаях — и обыденное) имя неизвестно кому — тоже не самый умный поступок.

Зная истинное имя, то есть имя, данное при рождении и посвященное богам, можно совершить с человеком много чего интересного. Околдовать, приворожить, проклясть... даже убить. Поэтому называя свое имя, говоря "Мое имя — ...", вы практически отдаете себя в руки этому человеку, позволяя сделать с вами все, что угодно. Не зря, совсем не зря все предпочитают представляться "Меня зовут...", называя свое обыденное, повседневное, всем известное имя. Немногие, правда, знают, что достаточно сильный маг (уровня архимага, да) может в случае нужды воспользоваться и обыденным именем. Правда, чтобы имя, так сказать, вросло в нити судьбы, человек должен им пользоваться как минимум десять лет. Поэтому пользуются таким способом в очень редких случаях, когда больше ничего другого не подходит. Рогиэль, например, никогда не наводил чары на обыденное имя. И вовсе не потому, что не умел, просто есть много других, более простых способов.

Как говорит пословица, содрать шкуру с мантикоры можно разными способами.

-В свою очередь, я — архимаг Петавиус.

Понятное дело, что называть свое имя Рогиэль не стал. Ну, во-первых, он точно знал, что его гость не сможет определить ложь, даже если обладал такой способностью в прошлой жизни. Что вряд ли. Во-вторых, он не собирался давать хотя бы малейшую зацепку, позволившую бы предположить, что за появлением новой, иммунной к магии, расы стоит он, Рогиэль.

Архимаг Петавиус действительно существовал, был одним из тридцати семи живущих на данный момент архимагов, и ключевым в этом определении являлось слово "был". Был. Существовал. На данный момент Петавиус был мертв, причем мертв так удачно, что вызвать его призрак для разговора не смог бы, пожалуй, и сам Рогиэль. Так что подставное лицо было выбрано надежно. Любой мог бы допросить оживших, вывернуть их наизнанку, прочитать их память, но остался бы в твердом убеждении, что с ними общался именно Петавиус.

Сцена для формирования такого впечатления была тщательно продумана Рогиэлем. Сам эксперимент по созданию антимагической расы был вполне в духе Петавиуса, который бредил идеей улучшения человеческого рода. Заполонившая лабораторию белизна — одна из ярких примет Петавиуса, который, наверное, и умер-то от того, что увидел на своей белоснежной мантии черное пятно. Горный пейзаж за окном — следствие того, что лаборатории Петавиуса часто располагались в горах (там же снег! ОН же — БЕЛЫЙ!).

— Какое обращение к вам будет правильным, уважаемый Петавиус?

— Мэтр.

— Можете ли вы, мэтр Петавиус, ответить на несколько вопросов?

— Разумеется, могу. Но, прежде чем вы их зададите — может быть, оденетесь? Не все чувствуют себя комфортно обнаженными.

В одной из стен открылись восемь скрытых до этого шкафчиков. На полках лежала легкая одежда. Разумеется, белая.