Во льдах

17 ноября 1978 года, пятница

На завтрак пришло пополнение. Восемь корейцев. Из Корейской Народно-Демократической Республики. Об этом мне рассказал Анатолий Анатольевич. Вообще-то корейцы едут в Москву, на важную встречу, но решили подержать их здесь недельки три.

— Будут отбирать из них космонавтов, так что решили, пусть сначала отдохнут, поправят здоровье.

Будущие космонавты организованно вошли, организованно подошли к столу (сдвинули три обычных столика), организованно что-то сказали хором (может «приятного аппетита», может, еще что-то), организованно сели, организованно позавтракали и организованно вышли.

— Серьезные ребята, — заметил генерал.

И в самом деле, издали — ребята. Шестой класс, не больше. Рост сто пятьдесят максимум. Космонавты вообще низкорослые, но наши все крепкие, атлеты. А эти щуплые какие-то, и весят килограммов по сорок, сорок пять. Конечно, подкормить их не мешает.

А после завтрака мы с генералом решили сходить на Малое Седло. Погода хорошая, ясно, даже немного потеплело. До плюса. Оно, может, и рановато, но Дмитрий Николаевич утверждал, что врачи — известные перестраховщики, и если он в свои годы чувствует в себе силы и влечение идти туда, где парят орлы, то и мне не мешает пройтись.

Я не возражал. Пять лет назад я поднимался туда почти запросто, главное — не спешить. А за это время я, надеюсь, стал и сильнее, и, главное, выносливее.

И мы пошли.

Генерал по случаю похода тоже надел скандинавский шерстяной спортивный костюм, только, похоже, тридцатилетней давности. Однако прилично сохранившийся.

Шли неторопливо. Любовались видами.

А у Красного Солнышка увидели группу экскурсантов, или просто отдыхающих, слушающих человека, одетого в гусарский костюм, скорее, опереточный, нежели настоящий.

— Местная достопримечательность, — сказал генерал. — Костюмированная лекция.

Мы остановились. Раз достопримечательность, нужно уделить внимание. Вдруг и будет что рассказать внукам.

— Всё внимание историков было сосредоточено на Лермонтове. Оно и понятно, великий поэт того заслуживает. Но мы ищем не величие и не поэзию. Присмотримся к Мартынову. Внимательно присмотримся, — говоривший даже приложил ладонь козырьком, изображая Илью Муромца с известной картины.

Ага! Гусар рассказывал историю дуэли Лермонтова, а остальные слушали, и слушали внимательно.

— Итак, Николай Соломонович Мартынов, — гусар сделал едва заметный упор на отчестве. — Представитель древнего дворянского рода, его предки приехали из Речи Посполитой служить нашим царям. Служили хорошо, при Иване Грозном вступили в опричнину, получили изрядные вотчины, да и деньгами тож. И далее не плошали. Отец нашего Мартынова носил чин статского советника, обращаться к нему следовало «Ваше высокородие». Коленька Мартынов рос мальчиком бойким и смышленым, писал стихи и баловался прозой, но стезёю своей избрал военную службу. Учился вместе с Лермонтовым в школе юнкеров, кончил её годом позже великого поэта, да он ведь был и годом моложе. Служил сначала в кавалергардском полку, потом добровольцем перевёлся на Кавказ, сражался, был ранен, награжден, опять ранен — и вышел в отставку в чине майора.

Гусар говорил ясно, неторопливо, с хорошей дикцией, чувствовалось, что с актерским ремеслом он знаком. Может быть, учился в каком-нибудь провинциальном театральном училище. Или даже столичном. Во всяком случае, вниманием публики он владел полностью.

Мы с генералом сели чуть поодаль на скамеечку. Послушаем, послушаем. Голос гусара разлетался окрест:

— Казалось бы, вполне обычная, даже достойная биография. Но возникают вопросы: а что его высокоблагородие делает на Кавказе после отставки? Почему не едет в столицы, или в свое поместье? Его бы приняли как героя, которым он, в общем-то, и был.

Если он хочет служить на Кавказе, то почему не продолжает службу? Раны его были не столь уж серьезными, и пожелай он вернуться в строй, препятствий не было никаких.

Нет. Не возвращается в строй Николай Соломонович. Живет себе в Пятигорске, вращается в кругах, на короткой ноге со многими влиятельными людьми.

И вот приезжает поручик Лермонтов. С Мартыновым они не друзья, близких друзей у Лермонтова не было, Михаил Юрьевич был человеком сложным. Не друзья, но давние приятели. Двадцать пять лет по тем временам возраст зрелый, тем более, что люди на войне мужают быстро. В меру пьют, в меру гуляют — но не так, как восемнадцатилетние корнеты. Степеннее.

И вдруг — стреляются. Как? Почему?

Никто ничего не может понять. То ли взревновали друг друга — к кому? То ли поссорились — из-за чего? Вроде бы — именно вроде бы, никакой ясности, — Лермонтов изводил старого приятеля злыми шутками, но над чем он мог шутить, Лермонтов? Мартышка — такое прозвище было у Мартынова с юнкерской школы, — обошел его в чине, и в обществе считался куда более достойным человеком, нежели поручик Лермонтов, покупающий у врачей справки о необходимости продолжить лечение, а не спешить в сражение. За Лермонтовым вообще тянется шлейф неприглядных историй…

Но — стреляются.

Прямо здесь, — гусар простер руку в сторону Эльбруса, который сегодня был виден особенно ясно. — Диспозиция дуэли была расписана Лермонтовым в «Герое нашего времени». Оба стали здесь, на краю обрыва. Малейшая рана, стоит лишь пошатнуться — и падаешь вниз, на камни.

И вот они у барьера. Гроза пришла со стороны Ессентуков, солнце исчезло, не дойдя до горизонта. Поглотив его, по небу неуклонно поднималась мрачная туча. Края ее уже вскипали белой пеной, чёрное дымное брюхо отсвечивало жёлтым. Туча ворчала, и из неё время от времени вываливались огненные нити.

Стреляйтесь же, вскричал корнет Глебов, стреляйтесь, а то промокнем ни за грош!

Первым выстрелил Мартынов. То ли промазал, то ли нарочно выстрелил мимо.

Затем стрелял Лермонтов. Тоже мимо!

Казалось бы всё, дуэль окончена, можно пить мировую.

Но тут Лермонтов зашатался. Глебов подбежал и удержал Михаила Юрьевича от падения, но дуэлянт был уже мёртв.

И тут хлынул ливень.

Остальное известно: поверхностное следствие, Мартынова приговорили к церковному покаянию, секундантов от ответственности освободили.

— Но позвольте, — прервал гусара человек почтенной наружности, одетый пристойно, но бедно. — Известно, что дуэль происходила не здесь, а в Пятигорске.

— Известно? Кому известно? Вы это прочитали в школьном учебнике?

— Я — учитель литературы, — сказал бедно одетый слушатель.

— Нас всех учили понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. В том числе и в педагогических институтах. Не ваша вина. В институте знают лишь официальную версию, ту версию, которое царское правительство предложило высшему свету. Мол, забияки поссорились, стрелялись, и один убил другого. Следствие закончено, забудьте. Но последние исследования показали: не так всё было. Не так. Да и в те времена никто не верил в ссору Мартынова и Лермонтова. Может она и была, ссора, но не столь серьёзная, чтобы вести к дуэли. Дуэльный кодекс запрещал дуэли из-за вздора.

А может её и не было вовсе, ссоры.

И дуэли тоже не было.

А было хладнокровное убийство, — гусар сделал паузу. Актерскую. Драматическую.

— Кто же убил Лермонтова? — спросила девушка спортивного вида.

— Убийца сидел в засаде, там, внизу, за обрывом. Видите, кусты? Только не подходите к краю близко, это опасно. Дуэлянты на фоне неба выделялись явственно. Убийца стрелял из штуцера, позволявшего вести прицельный огонь на большие расстояния, а тут-то всего метров семьдесят, для хорошего стрелка — пустяк. Пуля летела снизу вверх, пробила печень, диафрагму, затем легкие и вышла с противоположной стороны в области плеча.

Выстрелил, а потом, во время ливня, преспокойно скрылся — да его никто и не искал. Имя наемного убийцы мы не установим, но вот кто его нанял, и зачем?

— Царь и нанял, — уверенно подсказал молодой механизатор — ну, я так решил, что это механизатор. Урожай убран, передовиков наградили путёвками, он и оказался здесь. — Цари всегда не любят поэтов, Пушкина, Грибоедова, Лермонтова. И подсылают к ним убийц.

— Для царя это ненужные хлопоты. Достаточно отправить человека на войну, в самые опасные места, а остальное — вопрос времени. Раньше ли, позже, а пуля дырочку найдет. Нет, дело в другом. Война при царизме — это очередное коммерческое предприятие. Заинтересованные лица наживают на ней огромные состояния. Разворовывается всё — амуниция, продовольствие, фураж, даже порох и пули интенданты умудрялись продавать горцам — с ведома и по поручению командиров, разумеется. А русский солдат должен был воевать впроголодь, оборванным, и за скудостью боеприпасов чаще ходить в штыковую. Убьют — бабы новых нарожают!

Приезжает Лермонтов, и свежим глазом видит повальное воровство. В царской России сверху до низу все воры! И не только высокое начальство. Его давний приятель, Николай Соломонович Мартынов — важное звено в цепи воровства, он связывает Кавказ и столицы, потому и остался здесь, на минводах.

Вот в этом и причина ссоры: Лермонтов грозит написать царю ли, или другому важному лицу о казнокрадстве. Ну, пиши, пиши, насмехается Николай Соломонович, а то они там не знают. Знают, но другой армии у России нет.

Тогда и ставит перед выбором старого приятеля: либо сам покаешься, либо стреляемся! Каяться Мартынов не собирается. Казнокрадство — то, на чем держится государство. Воровство на войне есть смысл самой войны, иначе зачем и затеваться.

Подельники Мартынова настаивают — убей Лермонтова, и дело с концом. Но на всякий случай подстраховываются. Прячут убийцу у места дуэли.

Ни Лермонтов, ни Мартынов не смогли выстрелить друг в друга. И тогда точку поставил убийца.

А власти, что власти… Они поспешили замять происшествие. Полностью это не удалось, Лермонтов был знаменитостью, пришлось на скорую руку выдумывать дуэль из-за… сами не поймут, из-за чего. Поругались, и давай стреляться! Такие у них горячие головы! Но по закону всех участников дуэли должно было ждать суровое наказание: разжалование в солдаты и лишение всех прав состояния — то есть ни дворянства тебе, ни имений, ничего. А то и Сибирь! Ан нет, секундантов вообще простили, а Мартынову назначили церковное покаяние. Между нами — тоже не сахар: жить при Лавре, постоянно присутствовать на службах, молиться, бить земные поклоны, или что там назначат. Но не Сибирь. И дворянства не лишили. И всё унаследованное и благоприобретённое при нём. А с деньгами и в Лавре жить хорошо. Он же не был заключенным — мог свободно гулять по Киеву, заводить знакомства, и всё остальное. Он завел, женился, да и уехал в свое имение.

Но кто конкретно вместе с Мартыновым занимался махинациями?

— Кто? — сказал учитель литературы.

— Пока не знаю. Есть предположения, но их нужно проверить. Поработать в архивах Ленинграда, съездить в Тарханы… Но пенсия у меня маленькая. Друзья, вы мне поможете? Кому сколько посильно?

Гусар снял кивер, и, держа его перед собой, стал обходить слушателей.

Подавали вяло. Точнее, совсем никак. Отворачивались, просто отходили, или не видели в упор.