Эдемский Маг 2

Глава 2

Небо до сих пор заволакивала беспросветная жгучая тьма. На остывших холодных улицах было не видно не зги, а грязная чавкающая земля так и норовила затянуть в свои крепкие сети, в свои холодные липкие объятья.

Шаг за шагом маг старался пересечь это заволакивающее болото, эту чернявую ловушку, однако сапоги, еле отдираемые от разбухшей земли, будто бы пытались замедлить и без того не быстрый, широкий и мерный шаг эдемского мага.

Дождь, всё ещё противный, холодный и косой, бил по несчастному лицу, словно залихватская плеть. Хоть и уменьшившийся, он всё ещё накрапывал, словно Бог никак не мог остановиться, забыть, простить…

Куски тел, изрядно прожаренные и абсолютно неузнаваемые в этакой темноте да грязище, валялись то по правую, то по левую руку от мага, и жёлтые глаза Саркиса с удивительной точностью находили их на осиротевших дорогах всё чаще и чаще. Иной раз попадались и трупы демонов, страшных чудищ с Ада, ранее бывших обыкновенными людьми из плоти и крови, с разумом и речью. То голова у обломков муравейника покажется, то чудовищная когтистая лапа, такая знакомая и неприятная… Так похожая на лапу Адама. Так похожая на лапу брата из Эдема.

— Столько людей полегло… — глаза многих отделённых от тел голов смотрели так грустно, с такой мольбой и с таким прошением о помощи, что эдемский маг тут же стыдливо отводил взор, не в силах смотреть на развороченные и выпотрошенные людские тела. Руки, ноги, утопающие в булькающей грязи; туловища, головы и ладони, умывающиеся под дождём, смирно лежащие под грохотом, грозой и хмарной тьмой. — Что я принёс с собой? Во что превратил это и без того отвратительным место? — всё ещё рассуждал Саркис, уходя с этих улиц, где поселилась сама смерть.

Город погрузился в смертное одинокое уныние. Не было людских жизней — не дышал и сам город. Он только предсмертно плакал, грустя о жизнях всех погибших, о всех тех, кто больше никогда не посмотрит, не подышит, не поживёт и не пострадает. Молния яростно сверкала в чёрном небе, чертя витиеватые гибкие узоры; порывы ветра смело проносились по руинам и обломкам, всё ещё дымящимся и горящим где-то внутри, где-то глубоко-глубоко, где последние искорки ещё продолжали жить, где они цеплялись за свои поганные жизни и никак не могли смириться со своей скорой кончиной.

Чёрный город только перед смертью стал по-настоящему тёмен, страшен и ужасен, буквально утопая в грязи, дыму, огне, буквально убивая себя и всё, что жило и процветало в его пределах.

— Вспоминается тот день. — всё ещё грустно бормотал эдемский маг, еле бредя по опустошённым, мокрым и уничтоженным улицам, таким кровавым, чёрным и ужасным. — Когда началось восстание в Эдеме, я точно также был бессилен и даже глуп… Никакой я не богатырь, теперь то оно и ясно. Тогда небо рыдало ещё пуще, ещё сильнее, ещё горестнее. А я, прям так же как и сейчас, со сжатыми кулаками пытался всё исправить, изменить, а может и повернуть время вспять… И, как и в тот последний день в Эдеме, я оказался беспомощным глупцом, мальчишкой, несостоятельным защитником, просто балаболом, за словами которого была лишь пустота да тишь… Я просто ничтожен и это давно пора принять. Я не способен ни на что. Я могу лишь наблюдать и разрушать…

Рассуждая, бродя по умирающему городу, Саркис не опустил головы, твёрдо смотря вперёд, стараясь всё забыть, всё отбросить, не думать ни о чём, и только машинально двигаться к долгожданной границе. Границе, после которой его будет ожидать давняя и такая, на первый взгляд, недостижимая цель. Цель — встретиться с Ним.

***

Свечка слегка подрагивала на прорывающейся с окна лёгкой ветряной струйке. Глаза старика уже закрывались, однако архимаг, верный друг Вальтера и главный помощник в его делах, всё никак не мог отложить том куда подальше. Уже и ночь прошла, и солнце выглянуло из-за далёких заснеженных крутых гор, а Адонис, великий старик и повелитель башни, всё никак не мог отойти ко сну.

Иной раз в его пыльные неубранные покои врывались обеспокоенные слуги, что пытались хоть как-то повлиять на архимага, однако всё было бесполезно.

— Не мешай мне читать. — устало бубнил Адонис, на что в ответ получал:

— Почитаете как ото сна отойдёте. В ваши годы вам лучше больше отдыхать и давать телу сил…

— Только во время чтения мою голову посещают мысли. Мысли верные и правильные… Они то и придают настоящую силу моему телу. Только думы о нашем мире, о нашем народе и о нашем великом магическом обществе. А вы лучше подите кофейку приготовьте… Да побыстрее.

Несчастным слугам только и оставалось, что поворачивать назад и идти выполнять поручение старого архимага. Старик был упрям, горделив и всегда стоял на своём, будто несокрушимая недвижимая гора. Одет он был в какие-то скромные изодранные обноски, явно не подходящие силе и рангу сидящего на диване мага. Тяжёлый крест, словно бы отлитый из чистейшего-чистейшего золота, весь такой блестящий, аккуратный, правильный и сверкающий, висел на серебряной цепочке, словно бы немного тяготя шею к земле. Божественный символ Церкви Господа был действительно, что называется, царским, роскошным, неповторимым и святым.

Адонис перевернул страницу, продолжая пожирать строчку за строчкой. Вот в его небольших древних покоях забил маятник, будто петух в ранний утренний час. Адонис одной трясущейся рукой взял в руки крест, ярко заигравший чудесным золотым светом, поднёс его к седой неумытой бороде, к веснушчатому морщинистому впалому лицу, к потрескавшимся дрожащим губам, поднёс и смачно поцеловал. Страстно, долго и смело. Наконец архимаг опустил символ Церкви Господа вниз, продолжая читать, продолжая заглатывать букву за буквой, слово за словом. Он читал книгу, читал, на самом деле думая далеко не об описанных в ней действиях. Совершенно другого рода мысли, словно ползущие юркие червяки, копошились в его седой голове. Адонис всегда размышлял в такие моменты. Размышлял и тщательно взвешивал.

«Наш Верховный архимаг, наш доблестный Вальтер наконец взялся за голову. Всё же набрался смелости, всё же захотел распутать это сложное многолетнее дело. Я помню сколько лет подталкивал его к этому решению, сколько старался, изо всех сил, изо всей мочи старался, и вот наконец поход против Церкви Сатаны заиграл во всех красках. Осталась пара часов и армия моей башни выдвинется в путь. Все готовы, вооружены, уверены в себе и без всяческой боязни готовы последовать позади моей хоть и старой, но каждым из них несомненно уважаемой спины. Война — всегда плохо. Война — это смерти, разрушение, это боль, боязнь, неприязнь… Война делает людей зверьём лесным и то несомненный факт, однако бывают в жизни моменты, когда противоречия и различия во взглядах настолько огромны, что приходится отстаивать их только силой…»

Страницы тихонечко шуршали под его крючковатыми старыми пальцами, а время всё шло и шло. Где-то за каменными толстыми стенами слышался лязг, чувствовалась неизбежно растрачиваемая мана, слышались крики, лозунги и боевые команды. Башенные маги, настоящие солдаты сейчас тренировались во всех четырёх действующих башнях. У Вальтера слушали ободряющие волевые сильные речи и учились фехтованию, выносливости и военным премудростям; у старика Адониса что есть мочи пытались превзойти самих себя, пытались овладеть секретными боевыми чарами и оседлать как можно больше сложных и муторных в работе книг заклинаний; у Дамира войско и каждый в нём солдат были уверены, что Вальтер пытается их уничтожить, низвержить их любимого архимага, умертвить каждого из них и именно в башне Дамира солдаты тренировались действительно не покладая рук, стараясь стать сильнее, мощнее и лучше любого из подопечных Вальтера или даже Адониса; а вот войско последнего архимага, одного из предателей — Либерта — на текущий момент не особо было в курсе относительно грядущих боевых действий. Единицы слышали слухи на многолюдных рынках, но никто всё это серьёзно не воспринимал, ведь их то архимаг молчал, где-то потерявшись в магической башне.

Вальтер и Адонис. Молодой холодный ум и стариковская рассудительность на пару с непоколебимой уверенностью и ясностью в голове.

Дамир и Либерт. Подозреваемые в предательстве архимаги, важные фигуры на шахматной доске, частички Плана и те, кто совсем скоро мог выбыть из мировой игры.

Эти двое подозревались в шпионаже, манипуляции и во лжи, но только Вальтер смог раскусить их, как плод с дерева. Старик Адонис, сейчас же до сих пор сидящий с жирной, украшенной витиеватыми узорами, книгой в руках, одетый в одни мешковатые ободранные обноски, ежечасно страстно целующий крест на шее — этот архимаг даже не догадывался о таком. Может, не хотел замечать или же верить. Может, не хватало интуиции и мозгов. Всё это было не важно… Важно было только то, что Адонис некогда бы не улучил Дамира с Либертом в каком-либо лицемерии, в какой-либо лжи, Адонис не хотел верить, что некие тайные силы уже много лет старались развалить Церковь Господа изнутри… Причём так быстро, молниеносно и незаметно… Так кровожадно, беспощадно и безжалостно…

Негатив в сердце старика был крайне редким гостем. Может именно из-за доброты и такого огромного количества других положительных эмоций Адонис и не ощущал такого явного и разрушительного предательства двух архимагов? Почти половины из всех в Ордене… Ровно двух из пяти…

Струйка ветра сама перевернула несколько пожелтевших сырых страниц, заставив наконец Адониса отвлечься от так сильно его увлёкших мыслей. Книга шумно захлопнулась, заставив пыльное облачко вспорхнуть над седой головой. Тяжеловесый том был наконец отложен, а сам старик на еле двигающихся ногах смог подойти к окну, окидывая добродушным благожелательным взором огромное многокилометровое тренировочное поле, целиком занятое башенными магами.

Огнешары и молнии с треском сталкивались, осыпая землю множеством ярких искр; частички маны наполняли воздух своим незримым присутствием; где-то изучались захваты, прогибы либо же искусство фехтования, что было немаловажным и необходимым в бою; кто-то старался придать мане устойчивую форму какого-либо оружия, сражаясь на полностью магических тупых мечах, острых катанах, тяжёлых нунчаках или же мощных тонф. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже, кто-то просто брал под управление артиллерию, начиная забрасывать мишени мощными горящими плюющимися огнём снарядами — Адонис радовался каждому солдату, каждому их желанию стать лучше, сильнее и полезнее.

— С таким воинством как за каменной стеной. Настоящие защитники нашей Церкви, настоящие её ценители. На них будет не страшно оставить всё Божественное наследие. Каждый из них осознаёт какую силу и какую ценность дал нам Бог. Магия — это его поцелуй, магия — это то, что по-настоящему отличает нас от животных, магия — это дар Божий! — маятник отбил следующий приползший в эту комнату час и архимаг судорожно схватился за золотой крест, жадно впившись в него своими потрескавшимися губами. Пальцы побелели, а губы и не желали отлипать от него, так и оставшись на кованном золотом Божьем знаке, Божьей благодати.