Огнем и мечом

Божество медленно теряет свой яростный свет. Светозарная опускается на землю и «затухает» до странного сероватого цвета кожи.

– Ты должна была быть сама по себе до того, как встретишь Аримана. То, что Я тебе помогала до этого, было лишь Моей…

– Три «красных», считая Указующего, который переметнулся на сторону Дракона. И заклинательница, устроившая нам локальный зомби-апокалипсис. Мы все должны были сдохнуть в той мясорубке!

– Но не сдохли же, – флегматично ответило божество, усаживаясь среди цветов и подгибая под себя ноги. – Хотя признаю, заклинательница на моих землях – это слишком. Кто ее убил?

– Харакаш. Он умер за то, чтобы мы победили.

– А-а-а, островитянин. Сколько ему там было лет? Около ста? Наверное, это было эффектное зрелище.

Я молчу. Светозарная, склонив голову к плечу, рассматривает меня.

– Жизнь защитника веры такова, что друзья никогда не живут слишком долго. Или оказываются вовсе не друзьями, – продолжает Она. – Подожди! Дай мне договорить.

Я, скрипнув зубами, кивнула.

– Ты – эпицентр действий. Ты всегда там, где идет война, есть противостояние, явное или скрытое. Согласись, что это не лучшее место, где могут оказаться твои друзья, и явно не самое безопасное для них. А что же до предателей в Ордене… Это – твоя проблема. И твоя работа находить таких и уничтожать. Судя по всему, ты с ней справляешься.

– Он стал предателем только потому, что Ты заставила меня убить его отца! Если бы не та смерть, скольких бед можно было бы избежать!

– Суть веры, Эвелин, заключается в ее незыблемости. Жизнь не состоит из одних радостей, бабочек и прочей чепухи. Я поддерживала порядок на своих землях несколько сотен лет после Божественной войны. Мягко меняла погоду, чтобы урожай в некоторых регионах всходил дважды, а зимой не гибли от холода деревья. Отвечала на молитвы, являлась в храм чуть ли не по расписанию, исцеляя сирых и убогих. Но правда такова, что если ты – хорошее божество, то люди к этому привыкают. Привыкают, что можно просто попросить, и Я приду и все за них сделаю.

– Они отдавали свои жизни за Тебя. Их предки умирали во имя Тебя на Божественной войне!

– Они умирали за себя и за привычный образ жизни. За то, как им жилось до этой войны, в сытости, во благе. У Дракона иные порядки, слабые при них не выживают. А эти люди, Эвелин, слабы. Никто из них не пришел в Мой храм и не сказал: «Я стану героем, я буду бороться!» – Губы Светозарной искривились в презрительной усмешке, и Она, явно передразнивая кого-то, пропела: – «Защити нас, Светозарная! Ниспошли нам защитника, Пресветлая! Дай нам того, кто поведет нас…»

Божество замолчало, словно прислушиваясь к чему-то. Я, чуть подумав, села в цветы напротив нее.

– Овцы. Покорные, тупые овцы. Вот кто они. И жадные шакалы, которые будут норовить оторвать от Тебя кусочек для себя. Или просто пытаться использовать Тебя в своих целях. Но Ты должна быть сильнее всех. Показать зубы, да так, чтобы от одной мысли о Тебе их бросало в дрожь! Пусть Тобой пугают детей, и это будет страх, который овцы впитают с молоком матери. И тогда никто не посмеет предать Тебя. Использовать. Причинить Тебе боль.

В словах богини было что-то такое, что царапало душу, пробивая панцирь из обиды и гнева, которые я испытывала по отношению к Светозарной. То, что она говорила, казалось мне жестоким. И правильным.

– Почему Ты не отвечала мне? Скажи правду, не надо высокопарных слов о том, что я должна была справиться сама. Ты могла сказать бы мне это в лицо и продолжить наблюдать.

– Я была занята, – ответило божество, переводя взгляд с меня на кончики пальцев правой руки. – Считай, что я помогала в нашем общем деле там, где это было действительно нужно.

– А если бы я не справилась?

Светозарная подняла на меня взгляд.

– Значит, справился бы кто-то другой. Иногда даже от смерти защитника бывает польза…

У меня не хватило слов, чтобы выразить свое отношение к прозвучавшим словам. Богиня усмехнулась, повела плечами.

– Заноза, а чего ты ожидала? Что мы станем подругами? У нас с тобой договор обоюдовыгодный, между прочим. Что ты для Меня, что Я для тебя… Мы – лишь инструменты для достижения цели. И так сложилось, что для Моей цели инструмент должен быть тверже драконьих клыков. Я лишь подтолкнула тебя к процессу отвердевания, но дальше все зависит от тебя. На этом наши дружеские посиделки окончены. И да… – Богиня вдруг оказалась очень близко, нависнув надо мною. – Я прощаю тебе твои манеры сегодня лишь по одной причине. Ты потеряла того, кто был тебе очень близок, и ты к этому еще не привыкла. В следующий раз подобной снисходительности не жди. У нас есть договор, но у Меня есть гордость. И Я не советую тебе проверять, что для Меня окажется важнее.

Я даже не успела ничего ответить, как Светозарная просто исчезла, словно фантом.

Глубоко вздохнув, я легла на спину, смотря на обрамленное цветами небо, и медленно отправилась назад, в свое лежащее в постели тело.

Переход был настолько незаметным, а я была до того уставшей, что, кажется, уснула ровно в тот миг, как снова ощутила мягкость и вес одеяла.

Глава 17
О столовых приборах, разрушенных стенах и подписанных договорах

Утро принесло с собой странное ощущение моральной разбитости и отчаянно стучащего в двери Мило.

Завернувшись в одеяло, я прошлепала босыми ногами по противному холодному полу и, распахнув дверь, втянула опешившего лекаря внутрь комнаты, чтобы не создавал сквозняк.

– Принес? – без приветствия поинтересовалась я.

– А? – Храмовник еле-еле отвел взгляд от моих торчащих из-под одеяла коленей и запунцовел так, как это не делал Альвин в первые часы нашего знакомства.

Как это работает? Ты же меня врачевал, рану мне на боку шил. Мое голое пузо при каждом осмотре щупаешь, а теперь вот голые ноги от колена и ниже увидел, и все, хоть солому от ушей поджигай!

– Зелье принес? – еще раз спросила я, сев на кровать и уже завернувшись в одеяло, как в кокон.

– А, да, да. Принес. Вот. – Мило вытащил из поясной сумки небольшой флакон из темно-коричневого стекла и подал мне. – Тут двойная порция на всякий случай.

– Если вылить сразу все, не помрет?

– Нет, не помрет, но голова отключится совсем. В таком состоянии будет способен на все что угодно… Я на мышах проверял, результаты, мм… впечатляющие.

– Хорошо. А на мне сработает? – Подцепив ногтем пробку, я аккуратно принюхалась к горлышку флакона. Пахло очень даже приятно, чем-то напоминая чуть подсохший медовый пряник. Глянув вторым зрением на зелье, я заметила, как оно мерцает влитой в него Ато.

– Честно говоря, я не знаю, – чуть помедлив, ответил Мило. – Этот эликсир сработает только в совокупности всех ингредиентов. А ты, как я заметил, склонна разрушать направленные на тебя воздействия, которые должны нанести какой-то урон.

Я вспомнила развалившийся на части перед моим лицом божественный щит и, прищурившись, уставилась на Мило.

– Это каким образом ты такое заметил?

Целитель снова покраснел, уставившись в пол.

– Я хотел свести тебе шрам, защитница. Для этого нужно было аккуратно воздействовать с помощью Ато на зарубцевавшуюся кожу, удалив какую-то ее часть. Но я не смог этого сделать, мое плетение просто рассыпалось, едва только касалось твоей Ато.

– Но ведь это не вредит телу, разве нет? – Закупорив флакон, я положила его на прикроватный столик и, запустив пальцы в волосы, чтобы почесать затылок, поняла, что допустила страшную ошибку – легла спать, не собрав волосы в косу.

– С какой стороны посмотреть, – развел руками Мило.

– А скорость действия твоего зелья какова? Она меняется в зависимости от количества?

– Про скорость ничего не могу сказать. Мышам хватает двадцати ударов сердца, а на людях я не проверял. – В голосе «королевского алхимика» прорезалось неподдельное сожаление. – А время всегда одинаковое, меняется только сила воздействия.

– Отлично! Тогда давай проверим! Если что – зови Альвина и отбивайся от меня подушкой до его прихода. – Я снова взяла флакон в руки, подмигнув Мило, убрала пробку и приложила горлышко к губам, сделав малюсенький глоток. После чего вернула пробку на место и под совершенно ошалевшим взглядом целителя поставила флакон обратно на столик.

Сначала мы просто гипнотизировали друг друга взглядами. Потом я устала сидеть и легла, не разворачиваясь из своего кокона. Потом начала задремывать. Через некоторое время Мило аккуратно потряс меня за одеяло и сообщил, что, судя по всему, на мне зелье не работает.

– О-у-у, отлично, – потерев веко, протянула я, а потом сообщила, что сейчас слезу с кровати и начну переодеваться независимо от того, есть кто-то посторонний в моей комнате или нет. Целителя будто ураганным ветром тут же сдуло за дверь.

И ведь правда совсем еще ребенок! А если вспомнить пояснения Гира про обеты, то ему должно быть никак не меньше тридцати лет… Так странно. Может быть, в некоторых случаях делают исключения?

Решив, что никуда не выйду из комнаты до обеда, я натянула на себя тонкие шерстяные штаны, рубаху из тех, что поддевала под стегло, и, пользуясь тем, что размеры выделенных мне покоев и минимальное количество мебели в них оставляли много свободного места, приступила к осторожной разминке.

Тело слушалось отлично, лишь иногда легкими отголосками тянущей боли напоминая о пережитом. Единственное, что мне все еще было действительно неприятно делать, это наклоняться к правому боку и скручиваться в любую из сторон – тянуло кожу возле шрама, а, кроме того, весь бок с левой стороны начинал болеть.

В дверь постучали, и через мгновение прозвучал голос Альвина, напоминающий про необходимость завтрака.

Впустив его, я еще немного поразминала ноги, а потом села за туалетный столик – единственное место помимо кровати, куда можно было поставить поднос с едой.

– Мило сжалился и разрешил мне нормальную еду? – Я с удовольствием отметила прозрачный бульон, в котором «жизнерадостно» плавала нарезанная кружочками морковь, какая-то зелень и небольшие куски говядины.

На соседней тарелке лежали свернутые треугольником блинчики, политые маслом. Исходила паром кружка с травяным сбором.

– Да, сказал, что ты уже достаточно окрепла, чтобы перестать питаться протертыми блюдами. А оладьи он тебе никогда и не разрешал, это я… Памятуя о том, как сам в лазарете валялся.

– О, мой герой! – патетически воскликнула я, прижав на миг еще чистую ложку к груди, а потом, зачерпнув суп и отправив его в рот, замерла, пораженная появившейся в голове мыслью.

– Альвин, – позвала я, как только проглотила, – ты пробовал все, что я ела все это время?

– Нет, – мотнул головой мой телохранитель. – Сначала на кухне дежурил Генрих, но кухарки пугались, и в итоге его сменил Мило. Но пробовали они попеременно все, что для тебя готовилось.

– Ясно, – кивнула я, понимая, что, возможно, именно из-за того, что мою еду было кому пробовать, меня никто не стал травить.