Три принца

— Фабрицио, очнись, — я осторожно потряс его за подбородок. — Это папин лучший друг — Клемерик. Он попросил позаботиться о тебе.

— Ты знаешь, как его зовут? — удивился Эриамон.

— И не только, — ответил я.

Попытки привести Фабрицио в сознание заняли немало времени. Хоть дышал он спокойно, никак не хотел просыпаться. Шишка на голове, благодаря усилиям Эриамона, не набирала силу, но и не спадала. Поэтому мы оставили его на некоторое время, приказав Сималиону и Иберику охлаждать тряпку колодезной водой, и занялись моими проблемами.

Пока эстарх накладывал повязку на разорванное ухо, он не раз посетовал, что совсем не лекарь. Но всё же у него неплохо получилось. Я мужественно вытерпел боль, а затем в очередной раз согласился с Эриамоном, что лучше не только обмотать голову тканью, чтобы кровь не просочилась, но и клобук напялить, чтобы не испугать дитя.

И в таком странном виде — два монашеских клобука на двух головах — мы подбежали к мальчику, когда Сималион крикнул, что он приходит в себя.

Фабрицио зашевелился и открыл глаза. Сморщился весь от боли, аккуратно прикоснулся к шишке и заплакал. Он кривил лицо, хныкал и обиженно смотрел на нас.

— Привет, Фабрицио, — я растянул рот до ушей. Сначала ребёнка надо немного успокоить, а потом ослабить боль или дать сонного отвара. — Помнишь меня? Это я — Клемерик. Твой папа обо мне рассказывал. Я его лучший друг.

— Длук? — шмыгнул носом мальчик. — А де папа? А мама? Ма-ма-а-а!

Он закричал и попробовал подняться с подушек. Но боль моментально уложила его обратно. Он заплакал ещё сильнее, ладонями утирая слёзы.

Мне хотелось, конечно, защитить его от всех бед. Унять его боль, принять её на себя. Но я прекрасно понимал, что это невозможно. Физическая боль продлится недолго. Она скоро уйдёт. А мне надо сделать так, чтобы боль ментальная не пробудилась.

— Что, больно? — я выдавил из себя улыбку. — А мамка ведь говорила тебе — не лазь в кладовку. Не забирайся на лесенку за мёдом. И вот пожалуйста — упал. Упал и лоб расшиб. Сколько раз просила?

Малыш насупился. Он утёр нос и подозрительно на меня уставился.

— Испугал ты мамку и папку, — продолжил я. — Они даже за лекарем поехали. Помнишь лекаря, что у старого примо живёт? Он зуб тебе дёргал.

При упоминании о лекаре Фабрицио скривился и машинально прижал ладошку к правой щеке. Я прекрасно знал, что лекаря он очень хорошо помнит. Он от этого близорукого лекаря бегал по всему полю, пока Томмазо его не изловил. А затем ещё и в палец молочными зубами вцепился, когда тот полез вырывать коренной зуб.

— Они попросили меня присмотреть за тобой, пока будут в дороге. Попросили сразу отвезти к бабушке и дедушке, куда потом за тобой приедут.

— Бабуська? Дедюська?

— Ага. Помнишь, мамка говорила и тебе, и папке, что когда ты начнёшь взрослеть, вам придётся скрыться у дедушки? Он далеко живёт. На юге, — я неопределённо махнул рукой, но мальчик внимательно проследил за жестом. И даже задумался.

— Не-а, не помню, — закивал он головой. А затем опять прикоснулся к шишке и скривился от боли. — Больно.

— Эстарх, — тихо обратился я. — Если есть настойка, которая поможет заснуть, сейчас самое время её отыскать.

Эриамон внимательно прислушивался к разговору. Но, услышав мою просьбу, сразу всё понял. Он обошёл карету, осторожно открыл противоположную дверь и стал копаться в своём сундучке, с улыбкой посматривая на малыша.

— Где-то тут у меня сахарный палец был, — надул щёки Эриамон. — Могу поискать. Будешь?

Мальчик сначала попытался отодвинуться от незнакомого дядьки, но передумал. Он даже хныкать прекратил, когда мудрый эстарх решил его подкупить.

Я облегчённо выдохнул: Эриамон совсем не глупец, всё понимает. А потому мне срочно надо овладеть вниманием ребёнка и заслужить его доверие.

Я перехватил инициативу и вновь напомнил Фабрицио, кто я такой. Опять сказал, что я папин друг, который часто вместе с ним распахивал земли старого примо. Что Фабрицио должен меня помнить.

Но Фабрицио, конечно же, меня не помнил. Он слышал обо мне, но никогда не видел. Как и Клемерик, в принципе, не видел его. Томмазо лишь рассказывал сыну, что старый подслеповатый примо приютил дурачка в поместье. Недалёкого Клемерика, который смешно выглядел, смешно говорил, постоянно пускал сопли и смеялся. Юродивый Клемерик был героем весёлых рассказов, и я был уверен, что в памяти Фабрицио это имя точно сохранилось.

Так и оказалось. Малыш боялся недолго. Он подозрительно щурил глазки, недоверчиво сопел и рассматривал смешной клобук, видимо вспоминая нечто с ним связанное. Обеспокоенно слушал мой рассказ о том, как ругались родители после его падения с лестницы и как помчались за лекарем. Тумаков, понятное дело, получить ему не хотелось. Хоть Томмазо редко поднимал руку на сына, всё же это случалось.

Поэтому, завладев его вниманием, я вновь перешёл на рассказ про бабушку и дедушку.

— Мы отправимся прямо к ним, — сказал я. — А папка и мамка приедут сразу с лекарем. Там он тебя осмотрит и вылечит.

— Папа миня палугает, — шмыгнул носом мальчуган.

— Всё будет хорошо. Я ж его друг. Я объясню, что ты случайно. Он поверит мне, — уверенно соврал я. Главное было — поскорее увезти отсюда ребёнка.

Фабрицио вновь прикоснулся к шишке и болезненно скривился.

— Святой отец, у тебя всё готово? Сахарный палец дашь малышу? — я бросил взгляд на эстарха и увидел, как тот осторожно вкручивает пробку в керамический сосуд с узким горлышком. Леденец блеснул на солнце, словно омытый свежей водой.

— Да, готово, — Эриамон торжественно протянул леденец. — Держи, сорванец.

— Пасипа, — Фабрицио не вырвал сладость, а сначала вежливо поблагодарил. Продемонстрировал, что для своего возраста хорошо воспитан. Странная особенность, учитывая, каким в юности был его папаша. — А это ласадка? — облизывая тающий сахар, он указал пальчиком на лошадь, которую держал внимательно прислушивающийся к разговору Иберик.

— Настоящий боевой конь! Нравится?

— Угу. Поедем на ласадке?

Он посмотрел на меня такими глазами, будто совсем забыл и о шишке, и о боли, и о родителях. Весь его крошечный мирок сейчас представлял собой лишь леденец и лошадку. И я не мог не воспользоваться возможностью.

— Конечно поедем, — я поманил рукой Иберика. — Если тебе не страшно, если действительно хочешь, я покатаю тебя на лошадке.

— Нистласна. Хасю.

Я протянул руки в тот же момент и взял малыша. Мне было крайне важно понять, готов ли он мне доверять. И он не отшатнулся. Не расцарапал лицо. Он дёрнулся мне навстречу и обнял за шею. Затем устроился поудобнее и, как ни в чём не бывало, продолжил уничтожать леденец.

Я глянул на Эриамона. Тот коротко кивнул, подтверждая мои предположения, что леденец скоро сработает как надо и мальчик уснёт. А пока мне нужно сделать так, чтобы ненужные мысли не посещали его. Мне нужно его отвлечь.

— Ну что, прокатимся?

— Плакатимся!

Я бережно передал его в испуганные руки Иберика. Тот уже много зим не видел столь юное дитя, а потому немного волновался. Затем я запрыгнул в седло и принял нового седока.

— Удобно?

Фабрицио мне не ответил — его рот был занят. Леденец торчал палочкой наружу, слегка нарушая идеальную детскую улыбку. Карапуз трогал уздечку, гладил гнедую по волосам и едва не выронил леденец, когда лошадь затрепыхала ухом, к которому он прикоснулся.

— Смесная, — захихикал он.

— Выдвигаемся немедленно, — склонившись с лошади, я прошептал Иберику. — С каретой держись чуть позади, чтобы не пугать лишний раз. Встретишь остальных, объяснишь им, а потом с Сималионом вернётесь обратно. Понятно?

Иберик кивнул.

— Фабрицио, — обратился я к счастливо улыбавшемуся малышу, который смотрел, как лошадь переставляет ноги, отдаляя его от родного гнезда и оставшегося там кошмара.

— Да?

— Хочешь попробовать? — я протянул ему вожжи.

— Да! — воскликнул он.

— Она послушная. Только будь осторожен. Ты же настоящий мужчина, верно?

— Да, — серьёзно произнёс он. Даже лицо сделалось суровым. — Настояссий.

— Вот так вот. Держи крепче. Молодчина!

Лошадь медленно пошла. Фабрицио вцепился в вожжи, в полной уверенности, что ею управляет, и улыбался. Но я всё прекрасно контролировал. Я позволил малышу отвлечься и расслабиться. Теперь нужно как можно быстрее покинуть это место, чтобы ребёнок не только забыл, что здесь жил, но никогда не задумывался о том, что здесь произошло.

— Мы следом, — Иберик запрыгнул на "козлы". Сималион сел рядом, а Эриамон напряжённо застыл на подножке.

— Скоро подействует, — крикнул он.

— Отлично, — облегчённо вздохнул я. — В путь…