На пороге прошлого

– Ашити! – неожиданно резко выкрикнул Рахон.

– Что? – с раздражением спросила я, полуобернувшись.

Однако тут же утеряла интерес к илгизиту и уже намеревалась продолжить путь, когда подняла взор на пещеру, до которой почти добралась, и гулко сглотнула. Я смотрела на вход, вход… смотрел на меня двумя почти прозрачными светло-голубыми глазами с черными вертикальными зрачками.

– Охо, – гулко сглотнув, пробормотала я не в силах отвести взгляда от зверя.

Он не был таким уж огромным, как я себе представляла раньше. Примерно размером с лошадь, но только ростом и походил. Скорее это был… ящер. Да, ящер на кривых толстых лапах, которые венчали пальцы с длинными острыми когтями. Но и эта характеристика хищника была неверна, потому что большого ящера он напоминал формой головы и глазами, однако покрыт был не чешуей, а короткой седой, словно запыленной шерстью. Впрочем, может, это и был налет пыли, все-таки обитал охо в пещере, практически не выбираясь наружу. По этой причине для меня всегда было загадкой, как он добывает себе пропитание, но мама только отмахивалась на мои вопросы: «Находит». И сейчас он уже пополнил свои запасы шестью бальчи…

Охо величаво и неспешно шагнул мне навстречу, а у меня не было сил, чтобы отступить или увернуться. Будто парализованная я продолжала смотреть на хищника из каменных недр.

– Вперед! – гаркнул за моей спиной мужской голос.

Но кто это сказал, я поняла лишь в тот момент, когда вперед меня вырвался Рахон. Мимо него проскочили трое бальчи, направленные махиром, и кинулись на охо. Зверь попятился и вскоре совсем скрылся в своем логове. Бальчи последовали за ним, явно не думая о судьбе своих собратьев, оставшихся навечно в сумраке логова.

– Уходи, – полуобернувшись, велел мне Рахон и последовал за тенями махира.

Я машинально сделала шаг, но вовсе не в противоположную сторону от пещеры. Это не было желанием увидеть происходящее, только оторопь, от которой я всё еще не отошла. Но в этот момент взвизгнул Тамин, а после весело рассмеялся. Я опустила на сына растерянный взор, и глаза мои расширились.

В ладошке Тамина был зажат мой перстень, и развеселил дайнанчи не охо или илгизиты. Это сделал тот, кто отдал кольцо. Белый Дух! Создатель возвращал мне свой дар уже в третий раз. Благодарю, Отец!

Тем временем Тамин, сунув подарок Создателя в рот, успел попробовать его на вкус. Я бросила вороватый взгляд в сторону илгизитов, но все смотрели на вход в пещеру, откуда доносились новые вскрики. А потом гряда вздрогнула, и я еле удержалась на ногах. Забрав свое кольцо у сына, я наконец поспешила покинуть опасное место.

– А! – взвизгнул недовольный Тамин.

Но мне сейчас было вовсе не до его недовольства. Сжав в кулаке кольцо, я лишь молилась, чтобы махир его не почувствовал. Впрочем… мы ведь были на священных землях, и тут сила Белого Духа должна была ощущаться особенно хорошо, так что мой перстенек вполне мог остаться незамеченным. Пусть так и будет, молю…

Едва я успела спуститься на землю, гряду снова тряхнуло. Послышался звук падающих камней, и вход в логово зазмеился трещинами. Похоже, Рахон пустил в ход свою силу, и она была так же велика, как и в горах, а значит, я была права…

– Ашити, – позвал меня махир.

Я обернулась в его сторону, после снова посмотрела на вход в пещеру и решила, что лучше отойти подальше, потому что из каменных недр послышался нарастающий гул. Он перекрыл все прочие звуки: борьбу, рев животного и человеческие вскрики.

Но успела я отойти совсем недалеко, потому что гряду тряхнуло, и даже земля под ногами, казалось, вздрогнула, а после гул перерос в грохот… и пещера исчезла. Камни обвалились, погребая под собой и бальчи, и охо, и пятого подручного.

В ошеломлении я вновь остановилась и некоторое время смотрела на каменную могилу. Признаться, я испытывала противоречивые чувства. Недоумение, потому что не понимала, как можно было действовать так необдуманно, что результатом стало собственное захоронение заживо, если вовсе не расплющило обвалом.

А еще была мысль, что теперь бальчи и вправду осталось шестеро и девять подручных. Ряды врага редели. Впрочем, противопоставить им было по-прежнему нечего, разум Архама спал крепким сном, я женщина, главным оружием которой было отсутствие голоса и слуха, а Тамин вообще еще младенец. Так что вроде особого толка от потерь илгизитов не было.

Но кроме недоумения и вполне себе расчетливых размышлений, я почувствовала укол сожаления… нет, пожалуй, не так. Не сожаления, а толику жалости. Все-таки из всех илгизитов, с кем мне довелось познакомиться, Рахон стал мне в некотором роде добрым знакомцем. Похищал, слушался махира, но и заботился и делился знаниями. Общаться с ним было необременительно, а порой и весело.

– Идем, Ашити, – донесся до меня голос Алтааха.

Я посмотрела на него и попыталась понять, злится ли он на то, что лишился одного из подручных? С бальчи всё понятно, они для махира были чем-то вроде инструмента, которым пользуются, пока он нужен, а потом убирают или вовсе избавляются, когда надобность исчезает. Но подручный иное дело. Он часть механизма и место в нем занимает важное. Однако по лицу Алтааха прочесть какие-либо эмоции оказалось невозможно.

Он заложил руки за спину и неспешно приблизился ко мне. Остальные остались стоять на месте, разве что бальчи теперь не сводили с меня пристальных взглядов, готовые уничтожить, едва я дам повод.

– Веди к вратам, – сказал Алтаах, так и не посмотрев на то место, где еще пару минут назад была пещера. – Больше обманывать не надо.

Его взгляд остановился на Тамине, но я ни на минуту не усомнилась, что это был даже не намек, а прямая угроза, потому что любопытства мой сын у махира не вызывал, как и умиления. Я ощутила прохладу перстня, скрытого в кулаке, и кивнула.

– Хорошо, больше игр не будет.

– Веди, – коротко велел илгизит, и я развернулась в обратном направлении.

Однако прошла всего пару шагов, снова посмотрела на махира и спросила:

– А как же Рахон? Тебе всё равно, что его завалило?

– А тебе? – Вот теперь я расслышала искреннее любопытство.

– Он доставил мне немало неприятных минут, но зла не причинил, – ответила я. – Мне его жаль.

– Он был бы рад это узнать, – с улыбкой ответил Алтаах и указал взглядом выбранное мною направление: – Туда?

– Да, – ответила я, неприязненно поведя плечами. – Туда.

И вновь я не успела отойти от гряды. От места завала послышался скрежет, затем вновь загрохотало, и камни брызнули в разные стороны. Вскрикнув, я присела, накрыв сына своим телом. Я ждала, что сейчас на меня обрушится каменный град, и даже стиснула зубы, но… Ничего не произошло, хоть вокруг всё еще продолжался камнепад, однако рядом со мной так ничего и не упало.

Осторожно подняв голову, я увидела ироничную ухмылку на лице Алтааха. Он стоял, заложив одну руку за спину, вторую поднял в моем направлении, и камни, будто столкнувшись с невидимой преградой, разлетались по сторонам. Поблагодарив махира кивком, я медленно распрямилась и посмотрела в сторону гряды.

На месте обвала стоял Рахон, с деловитым выражением на лице отряхивавший одежду от пыли. Он был жив и невредим, если не считать кровавого росчерка на щеке. Скорее всего, его задел осколок, но это был единственный видимый ущерб. Пятый подручный посмотрел на махира, склонил голову, а затем спустился на землю, готовый продолжить путь. На меня он не глядел, ну и я более не стала уделять своего внимания илгизиту.

Более не задавая вопросов, первой направилась прочь от бывшего логова охо, и теперь он был единственным, кого я жалела, даже, наверное, больше, чем прежде пятого подручного.

– Рахон, – раздался за моей спиной голос махира. – Ашити сокрушалась, когда думала, что тебя завалило камнями.

Мне подумалось, что скрежет моих зубов должен был прокатиться над всей степью, до того велико было мое негодование. Нет, правда! Алтаах продолжал «наказывать» меня за обман, иначе эту издевку было не назвать. Сокрушалась! К чему было настолько переиначивать мои слова, если не для того, чтобы уколоть? Мне вовсе не хотелось, чтобы чужой для меня человек, по сути, враг пребывал в уверенности, что он что-то значит для меня.

Однако и бросаться с опровержениями я не намеревалась, оставив при себе и негодование. Это было бы глупо и недостойно дайнани. Всякие пояснения я могла дать лишь своему мужу, если бы он услышал двусмысленные слова махира. Но Танияра тут не было, а Архам пребывал в плену темных чар, потому не мог потребовать у меня ответа как брат моего мужа.

– Ашити, – позвал меня Рахон. Я натянула на лицо благожелательное выражение и обернулась. Пятый подручный улыбнулся и прижал ладонь к груди. – Ты переживала обо мне, благодарю.

Я рассеянно улыбнулась в ответ.

– Да, я сказала, что мне тебя жаль, – сказала я. – Из всех илгизитов ты был единственным, с кем я могла разговаривать почти как с другом.

Затем отвернулась и продолжила путь, чувствуя себя несравненно лучше после того, как добавила горчинки в приторный нектар Алтааха. Впрочем, был ли разочарован Рахон, или принял мой ответ спокойно, я уже не видела, да и не желала этого знать. Я испытывала настоятельную потребность подумать.

Создатель вернул мне свой дар, и значит, я могу его использовать. Но как? Какой-то особой силы он мне не дает, разве что позвать супруга. Что еще? Еще, наверное, я могу защитить нас с Тамином… Нет, вряд ли. Рахон уже несколько раз брал то само «Дыхание Белого Духа», то перстень, и рука у него не отвалилась. А вот благословение Отца действие произвело даже на махира. Мой сын защищен от илгизитов, быть может, и от бальчи, раз Алтаах воспользовался Архамом для угрозы жизни дайнанчи.

Да, только родной дядюшка представляет для Тамина настоящую опасность. И он во власти чар махира. Дозваться его невозможно… Невозможно же?

– Архам, – дождавшись, когда деверь поравняется со мной, позвала я.

Он посмотрел на меня, но взгляд этот был спокоен и равнодушен. Просто кукла, которую ведет на веревочке умелый кукловод. Я все-таки улыбнулась ему, надеясь хоть на какой-нибудь более живой отклик, хотя бы на подрагивание уголков губ, но так и не дождалась. Архам отвернулся и вновь шел, глядя только вперед.

Да и что бы он мог сделать? Нас окружает семнадцать врагов, шестеро из которых порвут любого лишь по одному указанию хозяина. Десяток подручных тоже особо церемониться не станут, как и сам махир. А у Архама даже ножа при себе нет, чтобы защититься самому и защитить меня. Но! Но зато он не навредит Тамину.

Так, быть может, перстень мне вернули, чтобы я оградила сына и деверя? Одного от опасности, а второго от греха и власти илгизитов. Да, вполне возможно. Однако остается небольшая, но существенная проблема. Если Архам совсем не осознает себя, то возвращение его разума будет заметно. И даже не по утере над ним власти, но по поведению.

Что должен ощутить человек, пробужденный ото сна? Непонимание, изумление, ошеломление, наконец. То есть выдаст себя и меня заодно. Но я пока нужна илгизитам. Возможно, в святилище без меня они не смогут войти, как и на священные земли, потому не тронут. А вот брат дайна в полном сознании и готовый к сопротивлению не нужен совершенно. Скорее всего, Архама убьют сразу же, чтобы не мешался под ногами. Значит, пока я ничего не могу сделать.