Возвращение в сказку

Навязал, сел на краю поля, смотрит и радуется: „Ишь как я ловко управился! Теперь будут у меня щи с мясом“. А потом думает: „Как же дальше-то быть? Ежели я их прибью, то битых-то мне и за два раза, пожалуй, не унести будет?“ Подумал, подумал и решил, что поведет их, как баранов, на веревке.

Отвязал он веревку от березы, уцепился за нее покрепче, махнул на журавлей вицей: „Ну, пошли!..“

Журавли закурлыкали, замахали крыльями, и не успел мужик оглянуться, как оказался в воздухе. Перепугался, кричит не своим голосом: „Ой! Куда вы меня? Не надо! Отпустите!..“

Только журавли не слушают его, еще сильнее машут крыльями и поднимаются все выше и выше над болотом, над гороховым полем.

Зажмурил мужик глаза, разжал руки и как кувыркнется с неба на землю. Угодил в самое болото, пробил его до дна и прямехонько очутился у чертей болотных, местных хозяев. А черти эти дружили с журавлями и потому очень обрадовались, когда мужик этот к ним попал.

„Будешь еще над нашими друзьями издеваться?“ — спрашивают черти болотные. „Ой, отпустите меня, пожалуйста, господа черти! — взмолился мужик. — Век больше журавлей пальцем не трону да и другим закажу, чтобы не только журавлей, но ни одной животины в лесу не обидели“. — „Ну, если сам обещаешь да и другим закажешь — ладно, иди“. Отпустили черти мужика. То ли они вообще были ребята добрые, то ли поверили мужику. Однако с тех пор никто на этом болоте журавлей не трогает. И по сей день продолжают прилетать на него выводить свое потомство.

— Вот как, оказывается… — протянул я. — Сказка мне очень понравилась.

— Так это было или по-иному, а разговор в народе идет такой, — сказал Петр Иванович…

Утром, пока я спал, Петр Иванович, поставив на озере стаунок, поймал еще и небольшого щуренка. И ужин у нас в тот вечер был прямо-таки отменный.

Чудесным праздником для меня были дни, проведенные рядом с Петром Ивановичем. Я их запомнил на всю жизнь. Сколько всяких премудростей я узнал от него за это время! А главное, настолько полюбил лес, вообще природу, что, закончив семилетку, сначала проработал на лесоповале, потом поехал на курсы мастеров в Хвойную. И когда после окончания курсов, за неимением вакантной должности мастера, был назначен пожарным сторожем в лес, я не стал возражать. Хотя мое назначение отец принял с явным недовольством.

— Учился, учился и доучился!..

Правда, мама возразила ему:

— Да что ты, разве какая работа бывает позорной? И не должность красит человека, а человек место. Вот дядя Вася Шилов из Питькярви век свой пастухом проработал, да люди почитали его лучше другого служащего.

— А хоть платить-то тебе сколько будут? — спросил отец.

— Сорок рублей…

— По Сеньке и шапка, — сказал, сгреб с вешалки балахон и скрылся в сенях.

— Да не сердись ты на отца, сынок. Ты еще совсем молодой. И работа та как раз по твоим костям будет. А поработаешь хорошо на той должности, смотришь, и мастерство доверят. По лестнице, сынок, подниматься надо всегда по ступеньке. Через ступеньку будешь скакать, можешь сорваться и полететь вниз. — Она по привычке погладила меня по голове. — Ну с богом, как говорится. Только у меня к тебе один совет имеется. Сходи к тедаймезю Еше или к нойдальской Анне. У них чертенята есть. Пускай тебе хоть по одному в товарищи дадут. Иначе тебе не справиться будет с таким-то широким угодьем… — А подумав немного, махнула рукой: — Да и с другой стороны, взять чертенят — надобно помнить все время о них. Ведь они все время при работе должны быть. Ежели, к счастью, так и без них обойдется. А что и случится, так что на роду написано. Разве же можно укараулить тебе такой широкий лес от каждой спички, окурка. Да у нас по летам и грозы бьют шибко.

— Я уж, мама, буду надеяться на свои силы. И послушаюсь тебя: по лестнице не буду скакать через ступеньку. — Смеюсь.

— Это, пожалуй, сынок, вернее всего…

Я всю свою жизнь помнил совет матери. В школе я начал с учителя начальных классов, затем работал заведующим начальной школой, потом директором семилетней, восьмилетней, средней школ. В райкоме начинал инструктором, затем работал секретарем, вскоре стал вторым секретарем…

Петр Иванович, узнав о моём назначении, посоветовал мне:

— Ты по лесу не бегай, а ходи по деревням да веди с людьми разъяснительную работу. Научишь людей относиться к лесу как к своему добру, тогда порядок будет. А один в поле не воин. Хоть летай по нему на ковре-самолете, все одно за всем не угонишься, всего не углядишь.

Я учел совет моего доброго наставника, но все равно в лесу бывал каждый день. Да и необходимость заставляла. Приходилось на видных местах у развилок дорог вешать всякие плакаты, призывающие охранять лес. А потом все тропы, ведущие от деревни к деревне, — лесные. Идя по ним, как удержишься, чтобы не свернуть в лес?

И я ходил по лесу. Прислушивался к песне ветра, шелесту листвы. Присматривался к воде на озерах, к зелени травы, цветущим деревьям, к грибам, к спелой грозди брусники. Порой останавливался перед муравейником или яркой палитрой сочных красок на осеннем лесе и думал над тайной природы, над ее организованностью и умением приспосабливаться к быстро меняющимся условиям.

Иногда в дождь я шел по мокрой земле. В кирзовых сапогах квакала вода. Но я не обращал внимания. Мне даже эта песня нравилась.

И потом, когда я работал бракером[10], Петр Иванович не оставлял меня без внимания. Учил — и не столько работе с лесом, сколько с людьми. Однажды, расстроенный неприятным разговором с лесорубом, который попытался сдать мне еще раз уже принятый у меня лесоматериал, предварительно отпилив торцы с отметинами, возвратившись в барак, где я проживал, встретил Петра Ивановича.

Узнав о случившемся, он усадил меня рядом.

— Ты пойми, милый, что работаешь с людьми, а не с чурками. А что человек — то характер, и потому к каждому надо иметь свой подход. Так что прежде чем подойти к нему, посмотри, какое у него настроение. Чувствуешь, что весел, — начни разговор, и не всегда с главного, а сначала поговори о чем-нибудь постороннем, а то пошути чего-нибудь, а потом уж и к основному делу приступай. Ну а если человек чем-нибудь расстроен — отстань от него в то время.

Я всю жизнь старался следовать этому его совету. До самого ухода в армию чувствовал дружескую поддержку Петра Ивановича.