Виноват хроноворот

Глава 5

— Пейте, мне нет резона вас травить. А вот вам успокоиться не помешает.

Я посчитал, что лучшее место для разговора не промозглая хижина, открытая для лишних глаз и ушей, а толстые стены замка и теплая гостиная личных покоев.

Грейнджер беспокойно ерзала на стуле и явно меня опасалась, и я был уверен, что ее страх был обусловлен не моим тяжелым характером и методами преподавания. Она настороженно посмотрела исподлобья, принюхалась к чашке с отваром:

— Душица и мята...

— А также немного валерианы и чабреца, — раздраженно добавил я, — пейте уже.

Сам я успел выпить точно такой же. Запас сухих трав у меня был всегда, а залить их кипятком труда не составляло. На этот раз Грейнджер послушалась. Когда ее чашка опустела, потребовал:

— Рассказывайте.

— О чем рассказывать?

— Об этом!

Я бросил на стол мятый листок с ее записями.

— Вы все равно не поверите.

Нет, я готов ее придушить!

— Какая милая гриффиндорская черта, — ядовито произнес я, — решать за других. Не злите меня, Грейнджер, иначе я без зазрения совести залезу вам в голову, и уверяю вас, ощущения будут не из приятных!

В ее глазах появился какой-то озорной и злой блеск.

— Такие же, когда Гарри залез в вашу, а вы кинули в него банку с тараканами?

Я откинулся на спинку стула, успокоился. Решила проверить, значит. Хорошо.

— Я очень сомневаюсь, что у Поттера хватило бы умения заглянуть в мое сознание. А банка с сушеными тараканами едва не встретилась с его головой совсем по другой причине, хотя она тоже связана с воспоминаниями.

— Значит, все правда, и вы тоже, — потрясенно сказала Грейнджер.

Ее рассказ был не очень длинным, и ситуация во многом повторяла мою. Только если мне видения вывалились скопом, то ей приходили во сне, постепенно. Почему именно сновидения, неизвестно. Возможно, сыграла роль особенность магии, может быть, возраст или даже половая принадлежность; у женщин вообще особое восприятие к подобным вещам.

Не исключено, что сны начались сразу, но осознала она их и поняла, насколько они серьезны, только дома в спокойной обстановке.

— ...Сон забывался через полчаса, может, чуть больше. В любом случае к обеду я уже точно ничего не помнила. Первым я не придала значения и даже не думала их записывать. Потом уже тетрадку с ручкой всегда под подушкой держала...

Снились они ей почти до середины августа, и последний из них оборвался так же моей неприглядной смертью. К выводам Грейнджер пришла к тем же, что и я — сны сродни предвидению. Она даже посетовала, что излишне рьяно игнорировала Прорицания на третьем курсе, а сейчас пришлось изучать их самостоятельно и даже обращаться к соседке по комнате, которая была без ума от Трелони.

— Лаванда очень удивилась, но конспекты дала, и еще кучу всяких дурацких журналов с гаданиями на женихов. Я их, конечно, тоже прочитала. Но лучше бы не читала, там точно полная глупость написана!

— Где ваша тетрадь?

Грейнджер опустила глаза и поджала губы, дыхание ее участилось, а мимика на лице ясно говорила, что девчонку что-то мучает. И хотя я испытывал нетерпение, но торопить ее не стал, не тот случай. Наконец она выдохнула, подняла голову и с отчаянием в голосе сказала:

— Я не понимаю! Вы ведь нас спасли, от дементоров и раньше... и потом тоже... Вы... вы же знаете, что он вас убьет, неужели и после этого вы будете на его стороне?!

Ну а что я хотел? И про метку, и про Дамблдора она знала, возможно, было что-то еще. Моя двойная роль не предполагала примерного поведения. Я пристально посмотрел на Грейнджер. Мелкая, растрепанная, отчаянная. Совсем ребенок еще, и с таким грузом на плечах. Хотел бы я, чтобы она отдала мне свою тетрадь и все забыла. Но маги не маглы, им просто так память не сотрешь. Мощный Обливиэйт будет заметен и может ей навредить, а слабый здесь не сработает. Да и стоит ли спорить с Провиденьем? Слишком мало я знал о механизмах пророчеств, чтобы решить проблему настолько кардинальным способом. Я встал из-за стола, дернувшуюся было вскочить Грейнджер остановил жестом и словами:

— Сидите. И не бойтесь. Через минуту я отвечу на ваш вопрос.

Надеюсь, мне не придется жалеть о своем решении. Я взял свою тетрадь из тайника, прочитал заклинание, провел проколотым пальцем по корешку, размазывая кровь, потом вернулся в гостиную и, открыв на нужной странице, положил перед девушкой.

— Читайте.

* * *

— Детский лепет, — проворчал я.

Грейнджер завороженно наблюдала за тем, как я с легкостью снимаю защитные чары с ее сновиденческого дневника, который она замаскировала под черновик по нумерологии.

— А меня так научите?

— Научу накладывать нормальные.

Лицо у нее посветлело. Ее назойливость на уроках меня всегда раздражала, но сейчас искренний интерес и неподдельная жажда знаний обрадовали. После чтения о смерти Альбуса девчонка повела себя странно. Я ожидал стремительных действий, каких-нибудь требований, например, идти к Дамблдору и все рассказать, всех предупредить, но Грейнджер опустила голову, весь вид ее говорил о задумчивости и печали. Мне не понравилось ее состояние. Поэтому не стал возмущаться, когда она молча достала из своей сумки тетрадь и положила на стол, только качнул головой: носить просто так с собой — верх безрассудства...

Здесь были и расчеты. Я только диву давался. Пока я искал подсказки и выдумывал теории, Грейнджер пошла дальше и рассчитала целые формулы. Я лишний раз убедился, что зельеварение не для нее, ее потолок — хорошо варить зелья, скрупулезно следуя инструкциям. А вот нумерологом, здесь я не кривил душой, она может быть великолепным. Потрясающая логика. Она смогла вывести полноценную теорию нашего ясновидения. Ей как раз не хватило одной переменной, чтобы завершить уравнение.

— Должен признать, вы меня удивили. Трудно поверить, что эта работа проделана четверокурсницей.

— Мне всегда нравилась математика, — ответила Грейнджер, слабо улыбнулась. — Я еще на первом курсе посещала факультатив и была уверена, что на третьем обязательно выберу нумерологию. Да и сны немножко помогли — я примерно знала, какая литература мне понадобится.

Она достала пергамент и стала переводить названную мной дату в нумерологическое значение.

— Имя вписывать ваше?

— Да.

— А что случилось, если это не тайна?

— Люпин случился в полнолуние. И один любопытный подросток.

— О, я помню, он рассказывал об этом, вы тогда без сознания были...

Н-да, до тактичности гриффиндорцам очень далеко.

Мелкий убористый почерк выстраивал цифры в стройные колонны. Уверен, что у нее все получится, и эзотерика вкупе с логикой ответят на наш вопрос. Но об ответе я и так догадывался. Перед нами было невероятное совпадение нескольких условий. Не зря основа у схемы Грейнджер в виде треугольника. Вершины — три связанные истины. Что-то вроде: рождение — жизнь — смерть, дух — душа — тело, прошлое — настоящее — будущее.

Убогая халупа — место, где я трижды оказался на пороге смерти. Мистическая цифра сработала на совесть, позволив работающему хроновороту использовать меня как ключ и притянуть видения будущего. Или, что тоже может быть верно, дав нашим сущностям совершить прогулку в грядущее.

Я спохватился.

— Мисс Грейнджер, вам пора. Время обеда. У себя доделаете, жду вас во вторник за час до ужина. Но если что-нибудь вспомните еще или случится что-то серьезное, можете прийти раньше.

Я помог ей зачаровать пергамент и проводил до выхода. Но не через подземелье, а показал другой ход, скрытый от студентов и предназначенный для преподавателей. Он шел на узкую винтовую лестницу, ведущую сразу на третий этаж, выход которой был недалеко от Больничного крыла.

* * *

Какое счастье — понять, что ты не сошла с ума и разделить ответственность с другим человеком. Гермионе даже дышать стало свободней, а походка приобрела легкость. И неважно, что пришлось дать клятву о молчании. Она понимала — все слишком серьезно. Так даже лучше, не будет соблазна рассказать другим. Попытку, правда, она предприняла, предложив посвятить в тайну кого-нибудь еще.

— Чем больше людей знает о тайне, тем быстрее тайна перестает быть тайной. Если можно было, я бы и вас избавил от этого знания.

Прозвучало очень категорично, и Гермиона смирилась. И поверила Снейпу; он обещал, что, как только все изучит и найдет доказательства, сам обратится к Дамблдору.

Дамблдор... разве так можно поступать с людьми?

Гермионе показалось, что ее детство закончилось не тогда, когда на нее снизошли видения и словно заставили прожить несколько лет вперед, а именно сейчас, когда она прочитала записи слизеринского декана.

Она не сказала ему, что сон, стоило ему лечь буквами на бумагу, оставался в памяти не только как факт, но и сохранял отголоски переживаний, делая ее немного другой, чуть-чуть взрослее.

* * *

Настроение последние дни было паршивым. Сегодня вообще гадостное. Я посмотрел на Грюма. Настоящего. Он сидел на скамейке и притоптывал родной ногой в такт тихой музыке, что наполняла Большой зал, крутил своим искусственным глазом и рассматривал нарядных учеников. Вот уж кто был в прекрасном расположении духа.

Едва я вычитал из дневника Грейнджер, что Грюм — это Барти-младший, как сам чуть не побежал к директору. Я не очень хорошо общался с младшим Краучем. Друзьями мы не были, но то, что он являлся ярым последователем Лорда, знал точно. Поэтому сомнений не было — в школе ему делать нечего. Но в качестве доказательств мне надо было что-нибудь посущественней, чем видения, тем более не мои. Девчонку светить и подставлять было не с руки, достаточно того, что о ней знал я. Для начала взглянул на карту, которая, к моей радости, до сих пор не запаролилась. Убедился, что в комнате Грюма действительно находится Барти Крауч, как и сам бывший аврор.

Поймал я его просто — на краже ингредиентов. Но подготовка стоила мне немалых усилий. Крауч оказался таким же безумным параноиком, как и тот, под чьей личиной он скрывался. Подсказку дали близнецы Уизли. Филч конфисковал у паршивцев подозрительные порошки и, как обычно в таких случаях, пришел ко мне. Порошок обладал интересным эффектом. Частицы при распылении поглощали весь свет, а в большой концентрации вызывали еще и кратковременное остолбенение. Я его немного доработал: добавил толченую дурман-траву и выпаренные кристаллы сонного зелья. Эффект получился убойным. Грюм-Крауч попался и лежал бревном полтора часа. Как только Оборотное перестало действовать, я сдал его Дамблдору. При допросе Барти подтвердил то, что было в тетради Грейнджер. О жаждущем возрождения Лорде и об убийстве собственного отца.

Никто ни о чем так и не узнал. Директор объяснил это тем, что не стоит поднимать панику, и взял с меня обещание молчать. Потом связался с министерством. Позже я узнал, что Фадж от страха, что под ним может зашататься кресло, сразу зацеловал Крауча дементором. Меня такая оперативность покоробила. Грейнджер тоже. Я выполнил свое обещание и сообщил ей о результатах. Она возмутилась отсутствием суда и припечатала: «Ненавижу министерство!» Вот Грюм светился довольством. Как же, его позор надежно скрыт, а «пожирательская тварь получила по заслугам».