Anima Mea. Моя душа

Глава 5

Поднявшись по лестнице и выйдя на горячее солнце италийского дня, Гермиона Грейнджер закипела от возмущения. "Этот... этот невыносимый человек! — негодовала она, направляясь через двор к своей комнате. — Да как он вообще посмел?! Размахивал палочкой, как какой-то... какой-то..." — ей никак не удавалось придумать обидное слово. Ворвавшись к себе, она принялась сдергивать подаренную одежду.

"Мне здесь нравится! — передразнила она его, натягивая майку. — Здесь я в безопасности и защищен... Я больше не игрушка в чужих руках!.. Чушь, чушь и чушь!"

Она схватила джинсы и резко натянула их на себя. В голове всплыл его снисходительный голос:

"...и теперь я ни в чем не нуждаюсь... Ерунда! — она всунула ноги в ботинки и быстро их зашнуровала. — ...моя жизнь здесь, в древней Италии, мне нравится намного больше, чем моё прошлое существование... Просто невероятно! Чертов слизеринец!"

Она зажала палочку в руке. Адреналин будоражил кровь. Заправив выбившуюся прядь волос за ухо, она упрямо выставила подбородок вперед. Оказавшись в магловской одежде, взяв палочку из виноградной лозы в руку, Гермиона почувствовала себя гораздо лучше.

В ожидании Снейпа она уселась на лавочку, скрестив руки на груди. Сердцебиение замедлилось, и она немного успокоилась. Вытащив свой любимый кулон на серебряной цепочке, она принялась крутить его между пальцев.

оОо

Северус Снейп мрачно смотрел в спину удалявшейся Грейнджер. Всплеск адреналина, вызванный ее появлением, начал спадать, и боль снова заполнила все тело. Медленно опустив правую руку, он осторожно вздохнул. Было такое чувство, что по нему прошло стадо слонов. Мазь, приготовленная по улучшенному рецепту, должна была скоро помочь — было видно, что гематомы на руке стали проходить и постепенно превращались из лилово-красных в жёлто-зелёные. Горячая ванна также успокаивала и расслабляла. К счастью, у него был с собой экстракт бадьяна, которым он сразу же обработал рану на спине. Теперь она почти затянулась, и он по собственному опыту знал, что шрамов почти не останется. Что его беспокоило, так это ребра. Наверняка как минимум пара из них была сломана. Придется еще подождать, пока все заживет. Сегодняшний визит выдался непростым.

Медленно, осторожно он повернулся и опять откинулся назад. Поднимавшийся от воды пар облегчил жжение в груди, и ему стало легче дышать, горячая ванна уменьшила мышечную боль. Нужно было подумать. Нельзя было паниковать и отвлекаться. Он еще раз глубоко вздохнул и прикрыл глаза. В этот раз движение причинило меньше боли. Он был не прав, он сорвался. Ему следовало сохранять спокойствие и держать ситуацию под контролем. Ему стоило защитить двери ванной заклинаниями. Но он знал, что Пертус его не побеспокоит, и полагал, что Гермиона проспит гораздо дольше, ведь наверняка вчера утомилась. Только окончательно успокоившись, он разрешил себе подумать о Грейнджер. Он, конечно, вчера ей солгал, когда утверждал, что не имел понятия, как она здесь оказалась. На самом деле это он призвал ее, воспользовавшись этим чертовым портретом.

Снейп заказал портрет, когда понял, что стал забывать лицо Гермионы. Он подробно описал ее художнику, и тот нарисовал несколько эскизов углем, прежде чем Северус остался доволен результатом.

Картина была нарисована по сырой штукатурке, и он с восхищением смотрел за тем, как проступало ее изображение. Особенно его поразили глаза: они были янтарного цвета и мягко светились на бледном лице. Непослушные волосы были уложены в прическу, характерную для женщин из высшего римского общества того времени. Сначала она показалась ему слишком юной, почти девочкой. Ему было несколько не по себе от того, что в большинстве его воспоминаний она была ребенком. Потом, учтя его замечания, художник подкорректировал портрет, и теперь на него смотрела молодая женщина, которая разделила с ним его последние мгновения в той реальности.

"Почему она мне так важна? Напоминает ли она Лили?" — подумал он, но тут же отказался от такого сравнения. Лили отвернулась от него, бросила его корчиться от стыда и ненависти к себе на ступеньках у входа в башню Гриффиндора. Ему казалось, что он любил ее больше всех и был не способен на более сильные чувства. Но это осталось в прошлом — время и расстояние заставили его увидеть все в другом свете. Он отдал долг ее памяти.

Лежа в ванне и чувствуя, как мазь и горячая вода улучшают самочувствие, он разрешил себе вспомнить события в Визжащей хижине. Он помнил, как она положила руки ему на грудь, как вылила зелье в рот и на рану на шее и как это было больно. Он помнил всепоглощающее и унизительное чувство благодарности от того, что ему не пришлось умирать в одиночестве. О Господи! Так больно!

Он устроился в ванне поудобнее и вспомнил, как паралич, вызванный ядом, начал распространяться по телу. Это было странное ощущущение, будто горячие иглы вонзались в него. Потом он почувствовал, что зелье так же расходится по венам и очищает его от отравы. Он опять вспомнил чувство благодарности, которое сменилось стыдом и гневом. "Да, я был благодарен! Но с другой стороны, почему я должен был умереть в этой богом забытой хижине, лежа в луже собственной крови и мочи, пока сумасшедший убивал людей? Это было последним унижением!" — подумал он.

Она наклонилась над ним, и что-то золотое мелькнуло у него перед глазами — хроноворот! Возможно, еще можно было спастись! "Было ли это трусостью? Я выполнил свой долг, не так ли?" Он отдал Поттеру воспоминания. Кружащаяся дымка — вот все, что осталось у него, Снейпа. Он давился зельем и кровью и каждый вздох давался с трудом. Становилось все хуже. Он знал, что умирает. Снейп также понимал, что нужно было делать.

Дамблдор так и не рассказал, какую магию использовал Волан-де-Морт, чтобы обрести бессмертие — опасался, что Темный Лорд его сломает, доберется до сознания. Если бы это произошло, то план директора полетел бы в тартарары, и жертва Поттера была бы напрасной. Но, как всегда, старик недооценил своего шпиона. Снейп и так обо всем догадался. Иначе как еще объяснить, что Темный Лорд не сгинул столько лет назад в Годриковой впадине после того, как Убивающее заклятие отрикошетило?

Лежа на грязном полу, он опять посмотрел на нее, и тут в голове прояснилось. Она все еще рыдала над ним, лицо было перемазано слезами и соплями. Кровь стучала в висках. Помнится, он тогда подумал, что, черт побери, надо сосредоточиться на том, как отсюда выбраться, чтоб хоть как-то прийти в себя, оклематься... Там нельзя было оставаться. Но сконцентрироваться не получалось, и поэтому он толком не понял, на сколько оборотов повернул хроноворот. "Увижу ли я ее когда-нибудь? Получится ли у меня вернуться? За что мне зацепиться?" — мелькнуло тогда у него в голове.

Северус Снейп знал, что нужно сделать для того, чтобы создать крестраж. Он также знал цену, которую придётся заплатить волшебнику, взявшемуся за это. Для создания крестража душа, сущность, должна была быть настолько поврежденной, чтобы она начала просто распадаться на кусочки. Как правило, для достижения нужного результата использовали убийство. Но Снейп теперь знал, что и другие проступки могут разбить душу. Он помнил все, что сделал за прошедший год: смерть Дамблдора от его руки (и не важно, что старик сам умолял его), молчаливое соучастие в казни Чарити Бербидж, то, что он закрывал глаза, когда брат и сестра Кэрроу пытали и калечили детей, в то время как он, директор, почти ничего не предпринимал для их защиты. Он был надломлен, и вряд ли его раны когда-нибудь затянутся. Его душа была повреждена, разбита и покрыта шрамами.

Он знал, что не было способа исправить нанесенный ему ущерб, ведь все это случилось не за один день. Он вспомнил вечер в кабинете директора, когда тот попросил убить его, чтобы защитить душу Малфоя, и какое у него при этом было лицо. Он помнил, насколько был оскорблен, и как гнев и унижение сжигали его изнутри. В тот момент он понял, что Дамблдор пожертвует им без зазрения совести и что он, Снейп, должен был сам позаботиться о себе, если хотел остаться в живых. В ту секунду гордость поднялась в нем, и он твердо решил не сдаваться. В тот момент он пообещал себе, что что бы ни произошло в последующие дни и месяцы, он не умрет унизительной и бессмысленной смертью. Он, Северус Снейп, вынесет все!

В тот же вечер он принялся за поиски предмета, который мог бы стать его крестражем.

Он знал, что это должно быть что-то, что имело для него значение, было ему дорого. В конце концов он остановился на вещице, принадлежавшей его матери. Это был флакончик из-под духов тонкой работы. Это и еще несколько вещей — вот все, что у него осталось на память. Бутылочка была сделана из камейного стекла с серебряной крышечкой, которая крепилась к тонкой цепочке. Мать всегда носила ее на шее, волшебством уменьшив флакончик до размеров монеты. Таким образом, нежный аромат духов никогда не выветривался. Он помнил, как мама держала его на руках, совсем маленького, убаюкивая на ночь, и как ему нравился этот запах. В первые месяцы после её смерти стоило ему только отвинтить крышечку, как нежный аромат навевал воспоминания о тех почти забытых счастливых мгновениях, когда его отец еще не спился и их жизнь была относительно благополучной.

Яд Нагайны и противоядие, влитое в рот Гермионой, боролись в нем, и тело снова скрутила судорога. Он чувствовал, что конец близок. Северус с усилием сконцентрировался и начал произносить слова заклинания, призванные поместить часть разбитой души во флакончик, лежавший в кармане сюртука. Гермиона тем временем обыскивала его одежду, надеясь найти еще какие-то зелья, которые могли бы ему помочь.

Неожиданно она взяла его за руки, скользкие от крови, и наклонилась вперед. Он чувствовал ее дыхание у себя на щеке. Потом закашлялся и глубоко вздохнул. Она пахла дымом и лавандой. Это чем-то напомнило мамины духи. Он с жадностью опять втянул в себя знакомый аромат, на минуту позабыв о заклинании. Задыхаясь, Снейп попытался указать на бутылочку, которая была в его нагрудном кармане, и его руки слабо дернулись. "Возможно, — с глупой надеждой подумал он, — она сохранит этот флакончик, и тогда я тоже буду в безопасности". Он опять стал произносить проклятие и видел, как Гермиона пыталась понять, что он бормотал. В тот момент, когда Снейп закончил первую часть заклинания, он заметил, как ее глаза расширились еще больше. Она не понимала, что происходило. Грейнджер легонько потрясла его за плечи.

— Профессор, как вам помочь? Я не знаю, что еще предпринять. Нам нужно добраться до больничного крыла, я уверенна, что мадам Помфри смогла бы что-то сделать... — сказала она.

Снейп помнил, что смотрел ей прямо в глаза, восхитившись золотыми крапинками, вспыхивавшими в ее янтарных зрачках. Продолжая безмолвно говорить слова заклятия, почувствовал, как и ожидал, как что-то разорвалось у него в груди. Гермиона вцепилась в его сюртук, и у него перехватило дыхание. Не останавливаясь, он продолжал произносить магическую формулу, сосредотачиваясь на своем намерении переместить кусок души, направляя его в надежно защищенный колдовством флакончик. В этот момент он понял, что слышал мысли Гермионы, ощущал ее чувства, и это было уже слишком. Он вдруг понял, как ей было больно и мучительно видеть его раны, сколько страданий причиняла ей его неминуемая смерть. В ее сердце было столько сочувствия, столько скорби, столько сожалений... Её эмоции наполнили его, поглотили своей насыщенностью. "Я этого не вынесу, — с ужасом подумал он. — Мне это не удержать". С отчаянным усилием он вырвал свои руки из державших их пальцев. Он договорил заклинание и ощутил, как часть души полностью оторвалась и как пусто стало в груди.