Брат мой Седрик...

Звук трансгрессии в тишине прозвучал, как удар мортиры в туманнее раннее утро со стены крепости в залив — гулко и раскатисто. Одиссей сторожко встрепенулся, моментально нацелив хелицеры в сторону этого крайне знакомого хлопка, ругнувшись по-паучьи примерно в таком ключе:

— Да чтоб вам вытечь из хитина соком непереваренным! И здесь вы!..

Паучье неудовольствие относилось, конечно же, к колдунам, которых наш герой, достойный праправнук Арагога, прекрасно знал и считал весьма неудобными существами — им для чего-то нужны были паутина и яд акромантулов. Послушав сообщения радиоветра, паук уяснил, что гостей чересчур много для того, чтобы встречать их лично и с радушием — к нему пожаловали целых пятнадцать волшебников. Вот те раз, и угостить-то нечем, пока он троих-пятерых обслужит, десятеро остальных могут разбежаться и попортить ему красивую шубку, украдут дорогие ковры и кровати…

На всякий случай Одиссей выпустил из паутинного хода нить-невидимку, аккуратно ссучил прочную петлю задней парой лап, после чего стратегически забрался в дыру на потолке, под самую крышу, чтобы и напасть можно было, и удрать быстренько в крайнем случае.

Прибывшие волшебники в первую очередь, разумеется, проверили окрестности при помощи Ревелио, которое тут же сообщило им, что на чердаке притаился паук, и что он точно нападет, если кто-то сунется туда. Ну, идиотов среди пришельцев не было, оставив на стреме четверых, одиннадцать из них спустились в подвал, где и нашли тела, уже погребенные в хрустально-паутинные гробы. Очень бережно забрав их и прихватив попутно пару клоков со стен, незваные гости вернулись к своим и поспешили убраться с территории дома, где на страже ждал паук. Когда надо, волшебники уважают чужие владения и личные пространства кого бы то ни было.

Переместившись к хижине Мракса, маги с теми же предосторожностями проверили прилегающую к развалюхе местность, убедившись, что внутри никого нет, двое вошли в домик и после недолгих поисков нашли пролом в полу и открытую опрокинутую шкатулку. Искомое кольцо, как ни странно, оказалось на месте. И не просто на месте, но и обезвреженное от темных проклятий. Удивились, конечно, но вопросов здесь некому было задавать, так что, прихватив шкатулку, рабочий отряд вернулся порталом обратно в Министерство.

Интересная картинка тут сложилась, вы не находите? Пятнадцать дюжих мужиков, элитных мракоборцев, постеснялись потревожить молодого акромантула, которого, на минуточку, запустили в лабиринт против четверых чемпионов-недорослей… Своя-то шкура, конечно, дороженькая и к телу близенькая, но не чешется она оттого, что против гигантского паука-людоеда спустили двух юношей, одну хрупкую девушку и пацана желторотого.

Долли Амбридж, прибывшая в школу по приказу министра, нежно журчала в ушко директору:

— А ещё я люблю котяточек, ах, у меня такая милая коллекция блюдечек с их картиночками. Директор, а можно я их привезу с собой? Я хочу повесить одну, с сиамским синеглазым котёночком, над учительским столом, рядочек бенгальских котяточек я бы хотела повесить справа от окна, их полосочки будут так выгодно подсвечиваться из окошка! И розовенькие занавесочки! — тут Долли экзальтированно вспискнула, по-девчоночьи хлопая в ладошки. — С рюшечками!!! И малиновенькими бантиками!

Дамблдор вздрогнул, представив малиновые бантики на розовом, и внутренне застонал, услышав дальнейший щебет:

— А как вы думаете, миленький Альбусик, в моем кабинете все мои тарелочки поместятся? Я с ними никогда не расстаюсь, вы же понимаете, Бусичка, родненький, а можно отсюда вот эту противную картину убрать? И оттуда тоже… Бусинка, не слышу!..

— Можно-можно! — торопливо разрешил Дамблдор, чувствуя, как его начинает тошнить от сладеньких наименований.

— Бу-у-ууунечка! Спасибо! Все мои тарелочки поместятся, все сто двенадцать!!! А самую любименькую я над столом повешу, рядом с сиамчиком, я уже говорила, но должна сказать, что беленького ангорчика зовут, как вас, Альбусом! Я назвала котеночка в вашу честь, Бусичка, он такой беленький, пушистенький, голубоглазенький, ну совсем как вы!!!

Тут Амбридж, видимо, вовсю разошлась — игриво подергала директора за прядь бороды. Пришлось удрать от греха подальше. Ощущая острую потребность заавадиться, Дамблдор юркнул к себе под защиту каменной горгульи. Проводив взглядом исчезающий за дверью подол директоровой мантии, Долли убрала с лица слащавое выражение, поправила розовую кофточку и степенным шагом покинула свой будущий учительский кабинет. Иногда это так удобно — быть дурочкой.

Неспешно прогулявшись на восьмой этаж и пройдя по коридору до его конца, Долли остановилась напротив картины с танцующими троллями. Поглазев на их розовые и белые пачки, она тихо шепнула:

— Брамус, эй…

Один из троллей перестал кружиться в балете, неуклюже повернувшись, вопросительно глянул на полную тётку в розовом.

— Ур-р-рр?

— Дверь в хранилище спрятанного открой… — попросила Амбридж.

— А! — просиял тролль и повел рукой вправо.

В голой стене напротив картины нарисовалась и появилась черная высокая дверь. Долли поблагодарила ключника, потянула за витую медную ручку и, открыв створку, прошмыгнула внутрь. Корону Кандиды она разыскала в считанные минуты, Том достаточно точно показал место её захоронения — где-то поблизости от скелета пятинога. Сам Макбун нашелся в шкафу благодаря злобным эманациям, все эти годы питавшим крестраж темной магией.

Так же легко прошли дела и у Люциуса Малфоя в банке, где он потребовал провести его к сейфу Лестрейнджей, вознамерившись забрать одну старинную реликвию. Гоблины, правда, взбрыкнули, дескать, а на каком основании он требует чужое??? Люциус надменно поднял бровь.

— С чего вы решили, что я хочу взять чужое? Эта вещь, кстати, и Беллатрисе не принадлежит. Видите ли, это чаша. Чаша Пенелопы Пуффендуй, вот её описание, взгляните.

Сиятельный лорд с некоторым отвращением протянул зеленорожим пергамент. Гоблины взглянули, впечатлились и дали пропуск.